Сдвиг по фазе - Пирсон Кит А.
— Надеюсь, что так.
Уж я-то в этом уверен. Мы еще немного болтаем о том о сем, затем обнимаемся на прощание, и я навсегда покидаю «Здравый ум».
Направляясь к месту следующей запланированной на утро встречи, я миную знакомый ряд заведений, предлагающих продукты и услуги жителям Кентиш-Тауна — продуктовые магазинчики, парикмахерская, лавки ковров и индийской еды, похоронное бюро. В начале января у меня не было необходимости прибегать к услугам агентства ритуальных услуг — и нет до сих пор. Тем не менее я перечислил им крупную сумму на организацию похорон Камерона Гейла, на которых присутствовал десять дней назад.
Несколько дней, предшествующих скорбной церемонии, я проводил в мучительных раздумьях, стоит ли мне ее посетить.
Возможно, я мог бы сделать и больше, чтобы спасти парня. С другой стороны, кто сказал, что даже в таком случае все сложилось бы по-другому? Как-никак, это ведь Камерон сбежал из моего кабинета во время первой нашей встречи, и это Рейнот послал тем вечером в «Герцог» двух головорезов. Две краткие встречи, столь поспешно прервавшиеся. Я даже не успел толком познакомиться со злополучным парнем. Однако чувство вины все равно меня не отпускает.
На похоронах Камерона, вынужден признаться, я старательно избегал Кимберли Боухерст. Перед ней я ощущаю почти такую же вину, как и перед ее бывшим парнем. Тем не менее наверняка ее и саму терзают укоры совести. Может, ей все-таки стоило обратиться с сумбурным посланием Камерона в полицию?
Истина состоит в том, что все мы принимаем решения, а потом вынуждены жить с их последствиями. Увы, последствия решений Камерона Гейла оказались таковы, что жить с ними ему уже не довелось.
Если все же пытаться найти нечто позитивное, то на похоронах у меня состоялся краткий разговор с Аланом Уайтингом из Оксфорда. Он окликнул меня, когда я уже уходил, и поинтересовался, известна ли мне дата дознания по делу о смерти его бывшего подопечного. Ответа на вопрос у меня не было. Ученые, как правило, повышенной эмоциональностью не отличаются, однако утрата столь одаренного студента явно потрясла доктора Уайтинга. Он сказал, что чувствует себя виноватым в том, что Камерон забросил свои исследования, но намерен искупить вину, продолжив исследования для разработки средства против рассеянного склероза.
Я мог бы поинтересоваться у него, каким образом он собирается это осуществить, однако на этот счет у меня уже имелось уверенное предположение. Четыре недели назад мне позвонила администратор благотворительного секонд-хенда: просто невероятно, но в одной из коробок со всяким барахлом ей попался айфон, который я столь отчаянно разыскивал. Теша себя скорее смутной надеждой, нежели какими-то конкретными ожиданиями, я подключил мобильник к зарядке и попытался разгадать пароль Камерона. Попытка мне понадобилась всего лишь одна: «Кимбо». Мои надежды на содержимое памяти телефона полностью оправдались, и я по электронной почте анонимно переслал доктору Уайтингу папку со всеми материалами.
Продолжая тему важных данных, через два дня после автокатастрофы я наведался в местный полицейский участок и передал правоохранителям мобильник и ноутбуки Алекса, а также распечатанное признательное письмо, якобы подброшенные к двери моей квартиры. Терзаемый муками совести, преступник подробно излагал в послании, для чего именно использовалась техника. Уж не знаю, поверил ли детектив Гринвуд моей байке, однако ноутбуки на экспертизу он отправил — и через несколько дней сообщил по телефону о выявлении свидетельств взлома сети «Здравого ума». К сожалению, местонахождение владельца переданных компьютеров оставалось неизвестным. Надо полагать, полиция и без того жаждала отыскать хакера, чтобы потолковать о найденном в его бывшей квартире пистолете.
Не менее важно и то, что во время своего звонка детектив Гринвуд уведомил меня, что Шантель Грейнджер забрала свое заявление.
Впрочем, у него имелись ко мне и некоторые вопросы. И на каждый я отвечал одинаково: понятия не имею. Оставшиеся безответными вопросы касались связи между владельцем ноутбуков и неким жителем Чизика, совсем недавно почившим. Судя по всему, за жителем этим несколько лет следил отдел по борьбе с организованной преступностью, однако веских доказательств его противозаконной деятельности выявить им так и не удалось. Хоть и запоздало, в заброшенной бильярдной в Стратфорде обнаружилась целая уйма улик, а также труп запертого в подвале молодого человека. А поскольку главный подозреваемый уже предстал перед судом высших сил, кои назначили ему наказание в виде фатального инфаркта, расследование, по словам детектива Гринвуда, вряд ли будет проводиться.
Оно и к лучшему.
Я подозревал, что усиленный протокол защиты был установлен на ноутбук Фрейзера Рейнота не просто так, и оказался прав. Среди скопированных папок и файлов мне попались реквизиты его счета в офшорном банке на Каймановых островах. В общей сложности Рейнот отложил более шести миллионов фунтов. И сейчас я как раз и занимаюсь перераспределением этих огромных средств, благо что этот идиот заботливо сохранил все пароли в специальном файле.
План поиграть в Робин Гуда родился после нескольких дней самокопания, а также после осознания цены, что Рейноту пришлось заплатить за свой жизненный выбор. Он никогда не был женат, не имел детей, и, не буду отрицать, я был только рад узнать, что мой противник еще и оказался последним в роду Рейнотов. Все указывало на то, что полиция понятия не имеет о его офшорном счете, тем более что единственное доказательство существования такового хранилось на сгоревшем ноутбуке. Дальнейшее подтверждение данного заключения я отыскал в электронных письмах покойного — в частности, в заверениях некоего высококвалифицированного финансового эксперта о невозможности отследить деньги клиента его банка. Наконец, я как следует постарался, чтобы мое собственное перераспределение средств также осталось незамеченным. Это не так уж сложно, если изучить вопрос и найти нужные программы.
Мне представлялось совершенно справедливым получить некоторую компенсацию за все горести, что я испытал по вине этого человека. Триста тысяч фунтов из шести миллионов я потратил на трехкомнатный домик на окраине милой деревушки под Оксфордом. Идеальное пристанище до конца жизни. Остался сущий пустяк — убедить жену.
Когда Лия вернулась от моих родителей, мне пришлось многое ей объяснять. Перво-наперво, разумеется, собственные увечья. Из больницы меня выпустили сразу после обследования, поскольку мои повреждения ограничились сотрясением мозга, хлыстовой травмой и сломанным носом. Лицо, однако, представляло собой сплошной синяк — определенно, по возвращении домой жена ожидала отнюдь не такого сюрприза. Я честно сказал ей, что попал в аварию, но вот о подробностях умолчал. К чести Лии, она взяла на себя роль сиделки и, впервые за все время нашего брака, ухаживала за мной. Тогда-то я и осознал, что слишком долго недооценивал жену, обращаясь с ней как с жертвой.
Что ж, урок усвоен.
В период выздоровления я целые дни проводил на диване за изучением сайта по продаже недвижимости, чтобы хоть чем-то себя занять. По правде говоря, я делал все возможное, лишь бы избежать мыслей, которыми, как я нисколько не сомневался, мне рано или поздно предстояло себя озаботить. На четвертый день по возвращении Лии из Оксфордшира, я стиснул зубы и ознакомил ее с описанием домика, рассчитывая таким образом переубедить жену.
В действительности убеждать Лию я вовсе не собирался. И даже хоть сколько-то обсуждать тему. Я заявил ей без обиняков: с меня хватит, мы переезжаем. И в качестве заключительной и ироничной лжи наплел ей, будто выиграл крупную сумму в моментальную лотерею.
Реакция жены оказалась совершенно неожиданной.
После пяти дней, проведенных без меня и моего контроля — именно так мне и было заявлено, — она вернулась с полностью изменившимся к моей малой родине отношением. Отчасти, полагаю, я обязан этим своим родителям. Подозреваю, отец неоднократно упоминал, как я несчастен в Лондоне. В общем, мне пришлось выслушать продолжительную лекцию Лии, что мне необходимо следить и за собственным психическим здоровьем. А затем, к моему изумлению, она потребовала как можно скорее осмотреть выбранный домик.
