Белая как снег - Самюэль Бьорк
– После чего она скрутила его, выгнала из его дома и нанесла побои в его собственном саду, на радость всем собравшимся СМИ?
– Все верно.
Драйер вздохнула и покачала головой.
– И что вы выяснили на допросе?
– Он не рисовал эту картину.
– Не рисовал?
– Нет.
– И?
– И не учился в школе искусств, о которой идет речь.
– И откуда мы это узнали?
– Мы ездили туда вчера вечером. С его фотографией. Ответ отрицательный. Это не тот человек, который учился у них, и соответственно не тот, кто написал картину.
– Но тот студент назвался Франком Хельмером?
– Да.
– А есть другой Франк Хельмер, подходящий под описание, вы же на этот раз взяли с собой художника? Чтобы убедиться, что в следующий раз, когда мы позволим вам нападать на подозреваемого, он хотя бы будет внешне похож на того, кого мы ищем?
Мунк принял удар. Она ведь права. Это его ошибка.
– Других подходящих персонажей с таким именем у нас нет, и да, мы отправили в школу художника.
– Значит, он учился там под фальшивым именем?
– Да.
– Все равно как-то притянуто за уши. Картина? Кому в голову пришла эта идея? О, мальчик на этой картине похож на убитых, давайте изобьем совершенно случайного человека?
– Это была моя идея, – кашлянул Мунк.
– Ладно, – вздохнула Драйер, сделав глоток кофе. – Нам повезло, этот Франк Хельмер не самый законопослушный гражданин и не сможет подать в суд на государство за то, что мы сделали. Он оказался… наркодилером, так мы полагаем?
– Таблетки, стероиды, – кивнул Мунк. – Пока не ясно, дилер он или только посредник, отвечающий за склад, но дело уже направили команде Андерсена, они разберутся.
– Хорошо. То есть вы вычеркиваете Хельмера из дела, или?..
– Нет, не совсем.
– Почему же?
– Франк Хельмер неоднократно был пациентом психиатрической клиники Гаустад.
– И почему это важно?
– Это подходит под описание нашего преступника. И временной отрезок между убийствами в Швеции и Норвегии совпадает. Мы полагаем, что преступник мог лежать в какой-то больнице…
– Снова вилами по воде, но почему?
Мунк наклонился и приложил палец к газете.
– Вот этот человек.
– Ах да, – вздохнула Драйер. – Он есть в моем списке, вы же отправили сотрудника в Кристиансунн? И он даже не смог добыть нужную информацию. Пришлось это делать «ВГ». Послушайте, Мунк…
– Это моя вина. Сотрудник уже уволен.
Она внимательно посмотрела на него, словно оценивала, правду ли он говорит и способен ли вообще принимать такие решения.
– Ладно, хорошо. Но послушайте, Уле Гуннар Сульшер? Вы же понимаете, какой цирк из этого устроили газеты? Выставили нас полными идиотами.
– Да, понимаю. Но эту информацию было важно проверить.
– Потому что?..
– Двое мальчиков дали описание преступника – они видели его на футбольном поле на участке Финстад. Он хромал. И сказал, что травма помешала его профессиональной футбольной карьере.
– И вы в это поверили?
– Это необязательно, но стоит пойти по всем следам, и это единственные свидетельские показания, которые у нас были.
– О’кей, и они привели вас – точнее «ВГ» – к этому человеку?
– Да. Рогер Лёренскуг.
– И где он сейчас?
– Он мертв. Самоубийство.
Снова покачав головой, Драйер положила папку на стол.
– Так что у вас есть, Мунк? Только ерунда? Игрушки? Вымышленные истории про волков и полнолуние и старые товарищи легендарных игроков в футбол, которые сначала хромают, а потом кончают жизнь самоубийством? Нет, так не пойдет. Я хотела спросить вас, каким образом в дело попал грабитель банка на инвалидной коляске, как будто он стоял в лесу, где вы нашли тела, но, думаю, услышала уже достаточно.
– Если бы вы только…
Она подняла руку и откинулась на спинку кресла.
– Буду откровенна с вами, Мунк, вы мне не нравитесь. И никогда не нравились. Не только потому, что ведете себя как самоуверенный наглец, но и потому, что не уважаете начальство. В моем управлении нет места для таких, как вы. По моему мнению, вы опозорили нас перед всеми. Но…
Она сняла очки и вытерла их лежавшей на столе тряпочкой.
– Я посмотрела ваше досье, у вас удивительно высокий процент раскрываемости за последние годы, почти сто процентов, поэтому…
Она надела очки на нос.
– У вас есть тридцать секунд, чтобы переубедить меня. Почему я должна позволить вам продолжить работу? Почему мне не нужно поднять трубку, чтобы позвонить в Крипос?
Мунк наклонился вперед. Повернул две газеты так, чтобы она видела.
– Рогер Лёренскуг. И Франк Хельмер. Оба с психическими проблемами. Оба лежали в психиатрической клинике Гаустад. Неоднократно. В одно и то же время.
– И почему это важно?..
Он сдержал гнев и пожал плечами.
– Кто-то выдает себя за Франка Хельмера. И одновременно притворяется Рогером Лёренскугом. Думаете, это совпадение?
Она промолчала, сидя с прямой спиной в своем кресле.
– Вы уже были в больнице?
– Как раз еду туда. Меня ждет машина.
Ее лицо выражало недоверие.
– Даю вам два дня. И на этот раз жду отчеты о каждой мельчайшей детали, это понятно?
– Сделаем, – кивнул Мунк.
Она махнула ему рукой.
– Хорошо. Можете идти.
Мунк встал, засунул в рот сигарету.
И не закрыл за собой дверь.
67
Во время встречи Камилла думала, что сидевший напротив человек сошел с ума. Что он обманывает ее. Поначалу она была уверена, что он говорит все это только для того, чтобы она почувствовала себя лучше – так ведь обычно делают в больницах.
Все хорошо, Камилла.
У вас прогресс налицо, Камилла.
– Я нашел вам работу, Камилла. Хотите? Снова влиться в общество.
Она? Работать?
В тот день, выйдя из поликлиники, Камилла порхала на крыльях счастья.
Она никогда раньше не работала.
Закончила школу в шестнадцать лет и с тех пор находилась в системе.
В больнице.
Четыре года.
Хотя вообще-то так не должно быть, в Гаустад не клали на лечение на четыре года. Раньше да, людей привязывали кожаными ремнями к кроватям и делали лоботомию. В этом же помещении. Которое теперь стало ее домом. Ну, не домом, конечно, а просто местом для жизни, когда голоса в голове мучили ее.
Четыре года.
Сонные дни с таблетками, каждый раз новыми. Поначалу она еще боролась с этим, а потом сдалась. Потому что они помогали, по крайней мере, когда эти лица говорили в ее голове. Они постоянно плакали, а иногда кричали во весь рот, заставляя ее делать то, что она совсем не хотела.
Когда таблетки переставали помогать, Камиллу запирали в отдельной комнате. Теперь это не
