Фэй Келлерман - Змеиный зуб
— У тебя ведь нет отдельной линии. Если трубку снимет твоя мать, что я скажу?
— Нажми двойку и клавишу, на которой изображена закорючка, какой обычно обозначают фунт стерлингов — тогда телефон зазвонит только у меня в комнате. Договорились?
— Ладно, ладно, договорились. Я позвоню.
— Когда?
— Где-нибудь около двенадцати. Ты еще не будешь спать? Тебе же завтра в школу.
— Ничего, я «сова». — Сэмми возбужденно потер руки. — Значит, около двенадцати жду твоего звонка.
— Да. А если я позвоню чуть попозже, не паникуй — я не превращусь в тыкву. Понятно?
Превратиться в тыкву все же лучше, чем превратиться в труп, подумал про себя Сэмюэль, но вслух этого не сказал. Он так нервничал, что у него похолодели кончики пальцев. Твердя про себя, что вид у Иоахима в самом деле совершенно безобидный, он все же решил, что, вернувшись домой, помолится за Синди. Сэмми считал, что поговорить с Богом никогда не вредно.
— Я уже прошел всех так называемых великих представителей американской литературы — ну там, Фитцджеральд, Хемингуэй, Фолкнер, Юдора Уэлти, Стейнбек... — Иоахим окунул покрытое шоколадом печенье в чашку кофе-эспрессо. — Все было нормально, пока я не добрался до романа «Свет в августе». Я вроде как знал, что это — аллегорическое изображение изгнания человека из Эдема за первородный грех. Но, боже мой, какой же тяжелый язык!
— Такой уж у Фолкнера стиль, — сказала Синди.
— Да, но я считаю, что такому роману читабельность не повредила бы. Я одолел и «Мага», [18] и «Заводной апельсин», [19] и много чего еще. Я не возражаю против экспериментирования со словами и с синтаксисом. Но сами фразы! Похоже, Фолкнер полагал, что не стоит использовать одно прилагательное там, где можно нанизать двадцать.
—Он ведь южанин, Иоахим. Они все пишут тяжело. Наверное, это как-то связано с повышенной влажностью.
— Возможно. — Иоахим откусил еще кусочек печенья. — А вы читали Фолкнера?
— Очень давно.
— Кстати, а сколько вам лет?
— Двадцать один, — соврала Синди.
— Так, значит, вы старшекурсница?
— Только что получила степень магистра.
— А-а. И что же теперь?
— Пока ничего.
— В аспирантуру податься не думали?
— Нет.
Иоахим промолчал.
— Я устала от учебы, — пояснила Синди— Когда-нибудь вы меня поймете.
— Вы слишком молоды, чтобы так говорить.
— Четыре года университета, разделяющие нас, — это настоящая пропасть. Не в смысле интеллекта, Иоахим. Я хочу сказать, что устала от мелочности и суетности, которыми пропитано все в университете. Мне надоели бесконечные умные разговоры, постоянное хвастовство, стандартные приемчики навязчивых ухажеров, пытающихся затащить меня в постель...
— И как, подействовали приемчики?
— На меня нет.
— Извините, — залился краской Иоахим. — Это было бестактно с моей стороны.
— Да уж... — Синди вгляделась в своего собеседника. — Знаете, а вы, между прочим, часто краснеете.
Иоахим побагровел еще больше.
— Я редко общаюсь с девушками. Или следует говорить «с женщинами»? Как правильно?
— «Особы женского пола» — вполне подходящий термин. — Синди глотнула кофе. — Вообще-то вы в самом деле немного...
— Ну, продолжайте, не бойтесь. Вы можете произнести слово, начинающееся с буквы «н».
— Какое — наивный?
— Ловко вывернулись, — улыбнулся Иоахим. — Вы хотели сказать «нудный», но не сделали этого. Весьма любезно с вашей стороны. Но вообще-то так оно и есть. Да, я немного нудный. Но меня это не тяготит. — Лицо Иоахима потемнело. — Лучше быть нудным, чем таким, как большинство в Уэстбридже — сопливым, напичканным наркотиками, слабовольным, бесхребетным, безмозглым мешком с деньгами.
— Как вам вообще ваш колледж?
— Сам колледж вполне нормальный, но публика в нем просто мерзкая.
— Вас очень достают?
— Теперь уже нет, я сумел поставить себя. Интеллект все же дает кое-какие преимущества. Но в свое время... — Иоахим торопливо, с хрустом съел еще одно печенье. — Впрочем, я никого не виню за это. Я в колледже белая ворона... так всегда было. Вот и вы считаете меня странным. Посмотрели бы вы на моих родителей.
— Я вовсе не считаю вас странным, — возразила Синди. — Вы были бы белой вороной в любом колледже, потому что вы умны.
Лицо юноши снова стало пунцовым. В этот момент Синди отчетливо поняла, как легко манипулировать молодыми парнями, подростками. А ведь она, в отличие от Жанин Гаррисон, отнюдь не была роковой женщиной. Боже, подумала про себя Синди, мальчишки, наверное, при виде Жанин просто млеют.
— Мне пора, — заметил Иоахим, посмотрев на часы.
Синди тоже взглянула на свое запястье — было одиннадцать тридцать.
— Поезжайте, — сказала она. — Я еще немножко здесь побуду.
Иоахим нервно облизнул губы.
— А вам разве не надо домой?
— Мне двадцать один год, Иоахим. Я ни перед кем не обязана отчитываться.
— Вы живете одна? — застенчиво поинтересовался юноша.
— С матерью. Как только устроюсь на приличную работу, подыщу себе какое-нибудь жилье.
Иоахим побарабанил пальцами по столу.
— А вы не хотите заглянуть ко мне — посмотреть какой-нибудь фильм или что-нибудь в этом роде?
Синди удивленно уставилась на него.
— А ваши родители не будут возражать?
— Вообще-то моих родителей сейчас нет в городе. — Иоахим смущенно опустил глаза. — Я сделаю попкорн, включу кабельный канал. Конечно, не бог весть какое развлечение, но по крайней мере вам не придется беспокоиться по поводу всяких там «приемчиков» — я совершенно безобиден.
— Вы что, голубой? — спросила Синди, немного помедлив.
— О нет... — Лицо Иоахима снова стало пунцовым. — Я имел в виду совсем не это. Просто мне очень приятно будет с вами поболтать еще немножко, вот и все.
Мозг Синди лихорадочно работал. Какая великолепная возможность, думала она. Не делай глупостей, возражал ее внутренний голос.
— Ладно. Почему бы и нет? — услышала Синди как бы со стороны свои слова и одновременно поразилась и ужаснулась тому, что сказала.
— Здорово, — просиял Иоахим. — Я поеду впереди, чтобы показать вам дорогу, а вы — следом за мной.
— Хорошо. Только сначала мне надо позвонить.
— Вы можете позвонить от меня. Я живу всего в нескольких кварталах отсюда.
Они встали. Иоахим положил на стол двадцатидолларовую бумажку.
— Вы даете очень щедрые чаевые, — заметила Синди, глядя на банкнот.
— Мой рэкет приносит неплохой доход.
— Рэкет?
— Я имел в виду репетиторство... моя ставка — тридцать долларов в час, — улыбнулся Иоахим. — Иногда довольно выгодно быть умным.
32
Синди испытывала смутную тревогу, но пистолет двадцать второго калибра, лежащий у нее в сумочке, придавал ей уверенности. Странно, думала она: не слишком богатый юноша вдруг швыряет двадцатку за скромный заказ, стоивший всего шесть долларов. Он говорил о рэкете, но потом объяснил, что имел в виду репетиторство. Где же Иоахим Раш брал деньги на самом деле?
Это был не единственный вопрос, который задавала себе Синди. Ей, например, хотелось понять, чего ради, собственно, она приняла приглашение Иоахима.
Ради получения информации, отвечала она сама себе. А вдруг произойдет что-то такое, благодаря чему ей удастся установить, что существует некая связь между Иоахимом и мерзким типом по имени Шон Амос? С другой стороны, она могла выяснить, что у Иоахима железное алиби и он абсолютно не причастен к расстрелу посетителей ресторана.
Размышляя об этом, Синди ехала следом за Иоахимом. Его десятилетний «сааб» сделал несколько резких поворотов и остановился около одноэтажного дома. Перед домом была не слишком ухоженная лужайка, на которой росло также несколько кустов. Синди припарковала свой «камаро» позади автомобиля Иоахима. Они оба вышли из машин одновременно. Позвенев ключами, юноша открыл дверь и отступил в сторону, приглашая Синди войти.
— Спасибо. — Шагнув через порог, она быстро окинула взглядом гостиную. Комната была обставлена самой обычной мебелью — диван, пара легких стульев. На полу — старый серый ковер, деревянные ставни на окнах. На стене висели в рамочках плакаты Максфилда Пэрриша и Питера Макса. [20]
Иоахим снял куртку и бросил ее на диван.
— Располагайтесь, — сказал он.
— Ваши родители — хиппи? — спросила Синди.
— Почему хиппи?
— Я сужу по этому, — Синди показала на плакаты.
— А-а... — Иоахим тоже взглянул на стену. — Вообще-то они обожают научную фантастику, хотя иной раз читают и приличные романы. Честно говоря, в литературе у них вкус куда лучше, чем в живописи.
— Пэрриш не так уж плох.
— Да, если вы любите китч. Можете снять пиджак, если хотите.
— Мне надо позвонить.
