Эмиль Габорио - Рабы Парижа
Ночь она опять провела в мучительных раздумьях. Надо на что-то решиться. Иначе все будет кончено! Норберт женится на другой, а она останется в дурацком положении, совершив преступление и не воспользовавшись его плодами…
Утром Диана написала уже известное нам письмо и поручила Франсуазе передать его молодому де Шандосу.
Целых четыре часа мадемуазель де Совенбург не находила себе, места, ожидая ответа с таким же напряжением всех душевных сил. с каким подсудимый ждет приговора.
Наконец появилась запыхавшаяся дочка Руле.
— Ну, что? — спросила Диана, сгорая от нетерпения.
— Ничего.
— Он ничего не написал?
— Нет.
— А сказал что-нибудь?
— Даже кричал и махал руками. Вот так.
Франсуаза повторила жесты Норберта.
— Но что же он кричал?
— "Никогда! Никогда! Никогда!" — ответила девчонка, стараясь воспроизвести своим писклявым голоском интонации маркиза.
Мадемуазель де Совенбург попыталась улыбнуться. Она вовсе не хотела, чтобы Франсуаза догадалась, что происходит в ее душе.
— Я так и думала, — сказала Диана, дала девчонке луидор и отослала ее.
Ответ Норберта уничтожил последние надежды. У Дианы исчезли все сомнения. Отныне в ее жизни будет только одна цель: месть подлой обольстительнице Мари Палузат!
Теперь предложение виконта оказывалось весьма кстати. Выйдя замуж, она станет более свободной в своих действиях. И сможет даже последовать за Норбертом в Париж, если молодые де Шандосы переберутся туда. Нельзя спускать глаз с Мари, чтобы воспользоваться первой же ее ошибкой…
Диане доложили, что ее хочет видеть граф де Мюсидан.
…Он вопросительно посмотрел на девушку.
Она мило улыбнулась и кивнула головой.
— Вы говорите… — переспросил Октавий, не веря такому счастью.
— Я говорю "да".
Она думала, что это согласие перечеркнет прошлое и поможет ей забыть обо всем, кроме мести.
Не тут-то было…
Диана упустила из виду своего сообщника Домана.
…Узнав, что герцог остался жив, адвокат чуть сам не умер от страха. Он быстро собрал свои пожитки и готов был исчезнуть из Беврона при малейшей опасности. Нервы его были натянуты до предела и, наконец, не выдержали. Вскоре после разговора с графом де Пимандуром на дороге в Шандос и объяснения с Дианой он слег в постель. Много дней Доман метался в горячке, а когда стал поправляться, услыхал от своей служанки о свадьбе Норберта и о смерти герцога.
Опасности больше не было.
Ростовщик успокоился и стал подсчитывать свою прибыль.
Он получил от Норберта по векселям двадцать тысяч франков золотом. Но, по его мнению, этого было слишком мало за его риск и хлопоты.
Доман стал искать способ получить больше. И тут же его нашел.
Он снова начал гулять по лесной тропинке, ведущей из Шандоса в Совенбург.
По этой же тропе часто ходила Диана под руку со своим де Мюсиданом.
Ростовщик следил за ними из-за кустов, терпеливо дожидаясь возможности поговорить с девушкой без свидетелей.
Однажды она появилась одна.
Адвокат подошел к Диане.
— Чего вам нужно? — холодно спросила она, скрывая беспокойство.
— Простите меня за смелость, быть может, излишнюю…
— Дальше, — сказала мадемуазель де Совенбург, подозревая, что сообщник над ней издевается.
— Я слышал, вы выходите замуж.
— А вам-то что до этого?
— Ничего. Я только хотел вас поздравить.
— Благодарю, — отозвалась Диана таким тоном, словно говорила: "Почему вы все еще здесь?"
— Со всех сторон только и слышу, что о вашей свадьбе.
— Надо же людям о чем-то судачить.
— Я так рад вашему счастью!
— Почему?
— Вы же знаете, как я вам предан.
— Преданы? — иронически переспросила девушка.
— Всей душой… По-моему, вы сделали правильный выбор. Граф де Мюсидан гораздо лучше, чем…
— Вы только это и хотели мне сказать? — гордо прервала его Диана.
Она повернулась спиной к адвокату, собираясь уйти, но он нагло схватил кончик ее шали.
— Я пришел не только за этим.
— Ну, что там еще? — недовольно воскликнула девушка.
— А вы не догадываетесь, о чем мне надо с вами поговорить?
— Нет.
— Совсем не догадываетесь?
— Совершенно.
— Это странно.
— Отдайте мою шаль! — возмутилась Диана. — И уходите сейчас же!
— Одну минуту, — сказал Доман и огляделся по сторонам.
— Скорее! Я тороплюсь. Что вам еще нужно?
— Поговорить с вами о яде.
Мадемуазель де Совенбург отшатнулась от своего собеседника, как от змеи.
Он отпустил шаль, зная, что она уже не уйдет.
— Как вы смеете об этом говорить?
— Что же мне остается делать? Я старый, бедный, больной человек, — печально продолжал он. — Вы с господином Норбертом втянули меня в очень опасное дело. Я рисковал деньгами. Я пережил столько мучений, боясь потерять свободу…
— Я вас ни во что не втягивала! Если вы помните, я вообще не хотела иметь с вами дело. Но маркиз настаивал — и я совершила эту глупость.
— Простите! Вы украли у меня флакон с ядом, чтобы использовать его для достижения своих целей!
— Что вы говорите, Доман? Побойтесь Бога!…
— А у вас нет причин бояться Его? — перебил адвокат. Диана умолкла.
— Господин Норберт и вы, мадемуазель, знатные и богатые люди. Вас никто не тронет. Козлом отпущения сделают меня. Причем, я могу поплатиться жизнью, хотя совершенно ни в чем не виноват. Когда я узнал, для чего вы использовали украденный у меня яд, я заболел от горя. Меня так мучает совесть, что по ночам не могу спать…
— А для кого вы готовили яд? — вдруг спросила девушка. — Разве не для герцога?
— Я травил им крыс и бешеных собак. А вы использовали его против старого господина де Шандоса, который мешал вам стать герцогиней! Но казнить будут меня, потому что я человек маленький и к тому же слишком много знаю.
— Чего вы хотите, наконец? — крикнула мадемуазель де Совенбург, топнув ногой.
— Я боюсь оставаться здесь и хочу уехать за границу.
— Скатертью дорога!
— Но у меня нет денег.
— Это у вас-то, господин ростовщик?
— Увы! Я совсем разорен. Никто не платит долги…
Диана презрительно посмотрела ему прямо в глаза.
— Вы клянчите у меня плату за то, что называете своей преданностью?
— Я хочу достойно жить в изгнании. Надо же бедному человеку иметь хотя бы самое необходимое.
— Сколько вам нужно?
— Немного. Совсем немного…
— Назовите сумму, грязный вымогатель!
Ростовщика трудно смутить бранью.
Доман спокойно ответил:
— Три тысяч франков.
— И я вас больше не увижу?
— Конечно. Но при одном условии
— Каком?
— Что я буду получать их регулярно, без задержек.
— Так вы имеете в виду три тысячи франков…
— …Годового дохода, — закончил Доман.
— То есть я должна вам дать шестьдесят тысяч? — воскликнула мадемуазель Диана.
— Вот именно.
— Это уже слишком! Вы смеетесь надо мной?
— Нисколько, — ответил Доман. — Я и так прошу лишь половину моих убытков от ваших похождений. Один только яд во что обошелся!
— Вы просите? Да вы нагло требуете, как будто у вас есть на это право!
— Я пришел к вам, мадемуазель, с поникшей головой, как положено человеку, просящему милостыню. Если бы я требовал, то вел бы себя совсем иначе. Пришел бы и сказал: давайте столько-то, или завтра же донесу в полицию. А что я теряю, если все откроется? Да почти ничего! Я стар и беден. Вы же с господином Норбертом рискуете всем: честью, богатством, будущим…
Он сделал паузу, чтобы полюбоваться произведенным эффектом.
Диана стояла, задумавшись.
— А кто вам поверит, если вы и расскажете? — спросила она. — У вас нет никаких доказательств.
— Ошибаетесь. Их сколько угодно. Да вот вам одно, для примера.
Доман вынул из кармана листок бумаги.
— Неужели вы думаете, что маркиз де Совенбург пожалеет несколько тысяч за это письмо, которое бы очень не понравилось графу де Мюсидану?
Ростовщик аккуратно развернул листок — и девушка с трепетом прочитала:
"Норберт!
Вы говорите, что я Вас не люблю. Но вот Вам доказательство обратного. Давайте уедем вместе…"
В конце стояла подпись: Диана.
"Боже мой! Подлая Франсуаза! А я еще так заботилась о ее матери!" — мелькнуло в голове у девушки.
Она бросилась к Доману и хотела вырвать у него письмо.
Адвокат быстро спрятал руку за спину и насмешливо погрозил ей пальцем:
— Эту записку вы у меня не украдете, как раньше флакон! Я отдам ее только в обмен на деньги. А если все откроется и меня арестуют, то, по крайней мере, я буду сидеть на скамье подсудимых в хорошем обществе.
— У меня нет таких денег, — в отчаянии прошептала Диана.
— Зато для господина Норберта это сущие гроши.
