Ирина Лобусова - Без суда и следствия
У меня не было ни малейшей гарантии того, что тип, которого я ищу, вообще где-то работал. Но спрашивать без подобной фразы (он у вас раньше работал) было невозможно — девица просто меня послала бы. Стоило рискнуть: а вдруг он действительно был работником фотоателье до того, как занялся такими вещами?
— А как его фамилия?
— Фамилию я, к сожалению, не помню. Кажется, он уволился несколько лет назад. Ему около шестидесяти лет, маленького роста, он может изготовить прекрасный коллаж из нескольких фотографий, я прежде заказывала ему…
— Такого не помню. Подождите минутку, я пойду спрошу.
Через несколько минут девица вернулась с полной женщиной, которая принялась говорить без умолку, Нет, такого фотографа она не знает, последние пять лет у них никто не увольнялся, это точно. Делает коллаж? Это очень сложная и необычная работа, за нее возьмется не каждый, никто из работающих здесь такого не делает, она не знает никого похожего. Скорей всего это ошибка. Вежливо извинившись, я покинула ателье. Неудача меня не сильно расстроила — впереди их ждало еще пять.
Во второй принимал заказы мужчина весьма преклонного возраста, очевидно, истосковавшийся по дамскому обществу (в ателье было пусто), потому что изливал мне душу целых полчаса. Говорил обо всем — о ценах, о погоде, политике, кроме интересовавшего меня предмета. Наконец, на мое счастье, вышел сам фотограф, быстро и четко объяснивший, что уже пятнадцать лет он работает здесь один и что ни один нормальный фотограф не станет делать коллаж. Это вообще чушь какая-то!
В третьем заказы принимала жуткая хамка — она послала меня подальше и орала при этом минут пятнадцать. Я не добилась ничего. Тогда пришлось обнаглеть. Узнав в справочном по 09 номер телефона этого фотоателье я позвонила прямо директору, представилась заместителем редактора «Вечерней газеты.» и спросила про нужного мне фотографа, после чего самым вежливым образом мне была предоставлена вся информация. К сожалению, она абсолютно ничего не содержала — про такого они не знали. Интересно, как отреагировала бы газета «Вечерняя газета.» на мою ложь? Впрочем, на это мне было плевать. Человек, находящийся в розыске, объявленном милицией и мафией, очень отличается в своих поступках и мыслях от других людей.
В четвертом снова ничего не знали. Пятое было закрыта на ремонт. Начался обеденный перерыв. Я уселась на скамейке в сквере. Мимо сновали люди, никто не узнавал меня, даже не смотрел в мою сторону. Я просидела в сквере ровно шестьдесят минут. Потом поднялась и пошла дальше.
В начале четвертого я вышла из городской справочной с адресами еще трех крупных фотоателье и четырех мастерских фотохудожников (один из которых работал в какой-то газете, был членом Союза журналистов и т. п. Этого я отмела сразу). Первое ателье было захолустным, крохотным, расположенным в новом микрорайоне. Мне пришлось добираться до него автобусом полчаса. Там я ничего не выяснила, но вся поездка отняла у меня час. Зато второе ателье было расположено рядом с автобусной остановкой, в переулке, спрятанном посреди высоких домов, поэтому я и не приметила его сразу. Клиентов в нем не было. За столом сидел молодой парень, на все мои вопросы отвечавший: «Ничего не слышал, не знаю». Я уже собралась выходить, как из какой-то двери вышел высокий седой мужчина и спросил:
— Вы кого-то ищете?
Я подробно изложила ему суть дела (в седьмой раз за сегодняшний день). К моему великому удивлению, он задумался:
— Вы говорите, коллаж? Лет шестьдесят, да?
— Да, именно так.
— Знаете, это, наверное, Эдик. Он раньше здесь работал.
— В этом ателье?
— Да. Лет десять назад. Он тогда еще смеха ради делал подобные вещи. Потом его уволили. Долго о нем ничего не было слышно, но теперь он, кажется, открыл мастерскую. Он снимает манекенщиц и фотомодели, зарабатывает большие деньги. Я попытаюсь найти вам его адрес.
Он куда-то долго звонил и с кем-то разговаривал. Наконец записал что-то на листочке бумаги и протянул мне:
— Вот. Я не уверен, конечно, что вы искали именно его, но по описанию вроде бы все сходится. Поэтому вы лучше поезжайте и посмотрите сами.
Выйдя из фотоателье, полной грудью вдохнула холодный, напоенный бензиновой гарью воздух. На моей ладони лежал бесценный клочок бумаги. Словно по иронии судьбы, дом, который я искала, находился ровно в двух кварталах от моего дома. Сколько раз я проходила мимо двухэтажного особнячка, в подвале которого находилась мастерская, не зная, с какими целями мне придется сюда войти однажды. В поисках нужного адреса я прошла мимо моего дома. Начало темнеть, в окнах горели огни. Пустыми и темными были окна моей квартиры. Словно в них отражалась вся моя боль. И я подумала, что, наверное, непоправимое, страшное горе — невозможность вернуться домой. Вернуться домой — к человеку, который тоже никогда не вернется назад.
Мастерская Эдика располагалась в глубине двора, на первом этаже трехэтажного дома, вход был прямо со двора. Над дверью висела табличка — «Фотоателье», в окнах — цветные стекла. Вид богатый и благопристойный. Все закрыто, заперто. Я дернула за ручку, из окна второго этажа выглянула тетка в бигуди и крикнула, облокотившись о подоконник:
— А он уже ушел!
— Давно?
— Да с час назад. Он вообще долго тут не сидит, сутра приходит часика на два — и все. А сегодня почему-то задержался.
— Он разве не здесь живет?
— Нет, у него квартира на Юго-западе, на улице Студенческой, кажется. Ему очень далеко ехать.
— А он с утра в какое время бывает?
— Часиков в десять-одиннадцать. Может, ему передать что?
— Нет, я завтра сама приду.
Соседка явно была настроена на долгую беседу. Я решилась:
— Скажите, а его приятельница, Вика, темненькая такая, худенькая, сегодня была?
— Вика? Так она ж на неделю в круиз уехала, по средиземноморью. Завтра, кстати, приезжает. А вообще она тут бывает нечасто — он ее уже почти не снимает, да и отношения у них какие-то прохладные. А вы что, его знакомая?
— Да. Я должна была сегодня к нему прийти, да вот опоздала немного. Я думала, что Вика уже приехала. Ну ничего, завтра приду опять.
И я ушла, несмотря на явное желание соседки продолжить разговор. Это была маленькая, но уже настоящая победа. Вика… Девушка с темными волосами… Она существует! Даже соседки знают об их отношениях! И ее на самом деле зовут Вика! Ради этой бабы он лгал. Он ее больше не снимает — значит, манекенщица или фотомодель. А может, просто какая-то неудавшаяся актриса.
Спустившись на квартал ниже, я попала прямо к дверям телефонной станции, обслуживающей этот район. Тут меня осенило (признаюсь, совершенно идиотской была догадка!). Но утопающие хватаются даже за последнюю соломинку. Утренний звонок из телефона-автомата возле ворот дома № 15. Улица Красногвардейская относилась к этому району. Я толкнула пружинистую дверь телефонной станции — и напоролась прямо на вахтершу.
— Вы куда? — Бабка принадлежала к породе вахтеров, которых нельзя прошибить даже динамитом.
— Мне нужно поговорить с главным инженером.
— Пропуск!
— Простите?
— Вход по пропускам! Посторонним вход запрещен. Вы что, читать не умеете?
Над вахтой висела такая табличка, но я ее не заметила.
— Вы понимаете, это насчет моего телефона…
— Пропуск!
Это было бесполезно. Я ушла, но не собиралась сдаваться. А потом появился благоприятный случай. Впрочем, скорее удобный, чем благоприятный. Средства выбирать не приходилось. По улице шла женщина, которую я прекрасно знала, — некая журналистка, собкор газеты «Центральная трибуна». В руках она держала сумку. Она была автором одной из множества разоблачительных статей в мой адрес. Когда-то давно, еще до трагедии, она брала у меня интервью. Мне не нравилось ее лицо — вечно лживые, бегающие глазки. Разоблачительная статья из-под ее пера появилась одной из первых. Но это не было главным. Главным было то, что в сумке О. постоянно носила редакционное удостоверение. Тогда, в прошлом, я хорошо знала об этом. Не было ни капли сомнений — я знала, что буду делать. Я пошла за ней следом. Этот район был знаком мне как свои пять пальцев. Рабочий день давно закончился, и людей на улицах было немного. Я прекрасно освоила систему проходных дворов и скрытых подъездов — однажды по этому пути мне пришлось бежать от двух надоедливых поклонников. Она жила в другом районе и ничего не знала о проходных дворах. Когда мы подошли к самому удобному для меня месту, я резко бросилась к ней, вырвала сумку из рук, ударив кулаком по лицу, чтоб она разжала руки. Я действовала стремительно и быстро — сумка оказалась у меня. Бросилась в подворотню. Тогда она стала кричать. Побежала за мной, но сразу же заблудилась. Сначала я слышала ее дикие крики и шаги. Потом все смолкло. Наверное, она вернулась на улицу. Я вся дрожала и чувствовала себя ужасно. В мыслях было легко, но проделать все это было слишком тяжело. Так страшно и стыдно, что…
