Фридрих Незнанский - Ошибка президента
— И вот вам мой совет, Саша, — сказал Моисеев. — Возьмите эту фотографию и пойдите с ней в милицию. Нет, не к Романовой. Найдите старого участкового или оперуполномоченного, паспортистку, наконец, которая работала сорок лет назад там, где жили эти ребята.
— Но сорок лет прошло, Семен Семенович!
— Так и что же? Саша, вы хотите сказать, что те, кто работал сорок лет назад, уже лежат в могиле? Тогда и мне, значит, пора, я ведь сорок лет назад уже работал в Коминтерновской райпрокуратуре Москвы. И не первый год. Мне было уже за тридцать. А что вы думаете, сколько мне лет сейчас? Конечно, — продолжал он, — люди эти вышли на пенсию, могли уехать куда-то, но попробовать стоит, очень даже стоит. Если эти мальчики, а особенно вот эти, они уж и не мальчики, — Моисеев указал пальцем на двух других молодых людей, сидевших рядом со Скронцем, Пупотей и девушками, — как-то у них фигурировали, то они, конечно, их вспомнят. Может быть, даже очень и очень интересное. Попомните тогда старого Моисеева.
— Спасибо, Семен Семенович, вы мне подали просто гениальную мысль.
«Тимирязевская академия, — размышлял Турецкий, листая ведомственный справочник. — Это, пожалуй, семьдесят четвертое. Вот: Ивановская, 30».
5
Начальник семьдесят четвертого отделения принял Турецкого сразу. Выслушав его просьбу, он задумался, а потом сказал:
— Я-то здесь по вашим меркам человек новый, меня самого семь лет назад перевели сюда из двадцать первого. Есть тут у нас одна сотрудница, она с молодости здесь, со всеми знакома, и вообще, как при «застое» говорили, «рабочая династия», а память — не надо ни компьютера, ни картотек. — И набрал номер местного телефона:
— Зинаида Дмитриевна, зайдите на минутку.
Он еще не кончил говорить, когда открылась дверь и вошла пожилая секретарша.
— Коллега из прокуратуры интересуется историей сорокалетней давности. Вы, я думаю, скорее сообразите, кто бы мог ему помочь? — попросил начальник.
Выслушав Турецкого, она задумалась на минуту:
— Боюсь, вы немного ошиблись адресом. Формально этот пруд целиком на нашей территории, но тот берег пруда попал к нам более-менее случайно.
— Да, знаете ли! — перебил ее начальник. — Бред какой-то! Когда этот Железнодорожный район учредили?
— В семьдесят седьмом.
— Значит, наше отделение чуть ли не двадцать лет страдает. Четную сторону начала Большой Академической оставили в Тимирязевском районе, а добираться до нее надо через Железнодорожный. Можно и напрямую, но или через Тимирязевский парк, или вплавь, через пруд. У нас один умник назвал этот кусок Калининградом: знаете теперь, чтобы на поезде попасть в Калининградскую область, надо чуть ли не литовскую визу получать. Жилых домов в этом «Калининграде» почти нет, но стадион «Наука» — наш, пляж — наш. Сплошная головная боль! Моя карьера началась с того, что у одного академика на пляже карманы обчистили, он эту шантрапу заметил, подбежал, схлопотал по морде, а они дорогу перешли и уже в Железнодорожном районе. Мужик дотошный, умудрился через пять минут с лодочной станции до меня дозвониться, всю компанию описал. Я звоню в шестнадцатое, а там идиот какой-то: «К нам сигналов не поступало, свяжитесь с райотделом»...
Турецкий реагировал молча, хотя, конечно, не мог не посочувствовать.
— Ну, извините, что я встрял... Наболело! Всю жизнь из Копена в Гаген через Крыжополь...
— Так вот, — продолжала Зинаида Дмитриевна. — Парк ТСХА и раньше был на нашей территории, но наша сторона — студенты, а вас интересует шпана — из Выселок, из Лихобор, может, из Коптева. Наша семья в Лихоборах живет с пятьдесят восьмого. Я-то, понятно, ребенком была, а покойный отец — он в нашем отделении опером работал — вот он бы вам помог. А так вам скорее в шестнадцатое надо ехать... Вам бы Селедкина найти... Если жив.
— Селедкина?
— Да нет, это мой отец его так звал. Они с отцом дружили и друг друга по отчеству звали. Отца — Петрович, а того — Поликарпыч. А «поли» — значит «много», вот отец и привязался: и за глаза, и в глаза — как только ни звал, то Многорыбин, то Полураков, а чаще всего — Селедкин: тот на закуску всегда копченую селедку брал... Петр Поликарпова Бобрецов. Он в шестнадцатом опером был. Жив ли?.. Борис Иваныч, позвоните в шестнадцатое.
Начальник уже набирал номер:
— Виктор? Угадал. Ну, как там у вас? Да нет, патрульно-постовая на этот раз ни при чем, в «Калининграде» спокойно. Ты такого Петра Поликарпыча не застал? Ну да!.. Иди ты!.. Ну хорошо, сейчас не до анекдотов. Тут у меня Турецкий из Горпрокуратуры; он к тебе за рекомендациями подъедет. Ну, ладно, бывай! — Положив трубку, он обратился к Турецкому: — Александр Борисыч, судя по всему, это как раз тот, кто вам нужен. Но, должен вам доложить, мужик, судя по всему, непростой... Счастливо. Желаю успеха! — И протянул руку. Потом набрал номер по внутреннему: — Прохорчук! Подкиньте товарища из Горпрокуратуры до шестнадцатого. На Плотине тормознитесь, места покажете.
Глава девятая МСТЕРА
1
Князев, конечно, не деревня, но выяснить, есть ли родственники у престарелой учительницы русского языка, учившей чуть ли не полгорода, и где именно они проживают — задача не ахти какая трудная. Даже если спрашивает не местный, а какой-то никому не известный городской бородач, оказавшийся то ли дальним родственником, то ли представителем Института усовершенствования учителей, которое хочет наградить Валентину Андреевну как опытнейшего педагога.
Впоследствии многие соседи, жившие по улице Алексея Фатьянова, в один голос подтвердили, что ходил тут один такой, Лицисыну разыскивал. Ему посоветовали пойти в школу, и «Хемингуэй» появился даже там, видимо уже плюнув на всякую конспирацию.
В школе после уроков кроме нянечки (она же сторожиха и дворничиха) оставалась одна только завуч, незамужняя женщина средних лет, которая часто засиживалась в учительской допоздна — торопиться ей было некуда.
Бородач вежливо осведомился, не может ли она подсказать ему, как найти Валентину Андреевну Лисицыну? — подняла брови завуч. — Она, наверно,
дома. Взяла сегодня больничный. С самого первого урока ушла.
— Больничный? — эхом отозвался «Хемингуэй».
— Да, представьте себе. Значит, что-то серьезное. Мы знаем Валентину Андреевну как очень ответственного человека, она просто так брать бюллетень не станет. Не то что молодежь из педучилища, — завучиха вздохнула. — Старой закалки педагог.
— И что с ней? — Бородачу даже не пришлось разыгрывать беспокойство — эта болезнь учителки ему очень не нравилась.
— Не знаю, но я с ней разговаривала утром. На ней лица не было. — Завуч встала и повернулась к классным журналам, аккуратно расставленным на полке.— Сейчас я посмотрю ее расписание на неделю...
Она еще что-то говорила, но, когда повернулась к посетителю, того уже не было.
2
Младший сержант Прохорчук явно был доволен новой западной машиной и управлял ею с некоторым шиком. Слух, что у шефа «знаменитый Турецкий», уже полчаса будоражил дежурку. Поэтому просьбу «показать места» Прохорчук воспринял творчески, и «экскурсию» начал задолго до Плотины:
— Музей коневодства. Две лошадки бронзовые стояли при входе. В натуральную величину. Стибрили. Цветной металл — сами понимаете, дефицит.
— Нашли?
— Куда там! Зато вот здесь отыгрались: памятник Турскому спасли. Тоже бронза. Видите, — тормознул Прохорчук на повороте, — во-он, за деревьями. Статуй у нас полно — не уследишь. У нас здесь образовали Университет имени Белогорячкина.
— Кого-кого? — с изумлением переспросил Турецкий.
— Ученый такой был: Белогорячкин, цветовод, что ли. Здесь много ученых жило, каждому памятник. Тимирязев. Вильямс. Докучаев. Короче — один аспирант этого университета из Эстонии хотел Турского, э-э-э, подтибрить. И к себе на историческую родину. Спасли. Национальное достояние все-таки: цветной металл. А вот здесь, в манеже, Наполеон жил, то есть не сам, а маршал какой-то его. А вот Плотина, здесь Достоевский проживал. Что вам показать?
«Бред какой-то»,— подумал Турецкий и неприязненно оглядел патриота-экскурсовода.
— Да нет, спасибо, поедем в шестнадцатое отделение.
Впрочем, большой пруд слева под осенним дождем выглядел мрачновато, под стать романам Достоевского.
3
Турецкому повезло. Не прошло и десяти минут, как он выяснил, что бывший оперуполномоченный шестнадцатого отделения Бобрецов жив и здоров, прописан буквально на соседней улице.
