Фридрих Незнанский - Ошибка президента
Человек своекорыстен, честолюбив, нечестен.
— Нет! — сказал Президент и тут же спохватился, что говорит вслух.
«Нет, — подумал он, — есть своекорыстные, честолюбивые люди, готовые идти по головам и предать любого, если это будет им выгодно. Но есть и другие». И в этом он также не мог сомневаться. Потому что всегда находились те, кто шел за ним несмотря ни на что.
Но как отличить одних от других?
В этом, как теперь понимал Президент, была его проблема. Он сам, человек честный и простосердечный, привык доверять людям. И ему было трудно различить потенциального предателя в том, кто еще ничем не скомпрометировал себя.
«Что там говорить, — тягостно думал он, томясь в своей камере, — не умею я разбираться в людях. Приходится это признать. Это ясно».
В такой ситуации было бы очень легко озлобиться на весь свет, видеть предательство и врагов в каждом — и в далеком, и, особенно, в близком. А как следствие этой тотальной подозрительности развернуть целую сеть подслушиваний и подглядываний, причем за одними шпионами непременно Должны были следить другие. Сталин этим и кончил. Настоящей паранойей, манией преследования. Неужели в России это неизбежный удел вождя, как в восточной деспотии?
Не хотелось в это верить.
Ведь это значило бы, что народ России обречен на вечное рабство, что никакого демократического правового государства здесь построить нельзя по определению.
Но ведь есть, есть и другие. Такие, каким был Андрей Дмитриевич Сахаров. Есть Солженицын, который, романтик, оторванный от реальности, но честный человек. Есть, наконец, Гайдар... Президент вспомнил лицо своего молодого премьер-министра, когда объявлял тому об отставке. «Вот только выберусь отсюда... — решил он. — Выберусь — легко сказать».
Ведь никто, кажется, и не подозревает, что во главе страны стоит самозванец, поддерживаемый кучкой заговорщиков.
«А как же Фаина? — подумал Президент. — Жену-то не проведешь. А дочери? А внук? Скорее всего, их как-нибудь нейтрализовали. Отправили на отдых, да мало ли что».
Мысли о родных, об их судьбе были особенно тяжелы.
«А может быть, смириться и подписать все, что они хотят? — время от времени мрачно думал Президент. — Выйти отсюда, и тогда...»
Но приходила и другая мысль: «Если подпишу, то не выйду отсюда уже никогда».
Подписать такое назначение — все равно что подписать свой смертный приговор.
Действительно, если вице-президентом станет нужный ИМ человек, то именно он, минуя всякие выборы, автоматически становится Президентом Российской Федерации, если с нынешним Президентом что-то случается. А сомнений в том, что может быть подготовлена любая случайность, не оставалось. Смогли же они взять Президента в плен.
Президент не знал, и, разумеется, не мог знать одного очень важного обстоятельства — подмена его двойником вовсе не была частью коварного плана. Люди, пытавшиеся отвести от него смертельную опасность, сами невольно помогли заговорщикам.
Не знал Президент и того, что вовсе не американский президент и не мировое сообщество, а люди, о многих из которых он никогда не слышал, делают все, чтобы помочь ему.
2
На следующий день Князев был потрясен злодейским убийством, совершенным накануне вечером. В трех километрах от города был найден с простреленной грудью Павел Афонин, служащий князевского мясокомбината. Он лежал в кустах совсем недалеко от шоссе, и его труп обнаружили рано утром супруги Тихомировы, которые остановились около этих кустов по просьбе супруги. Женщина сделала буквально несколько шагов и наткнулась на лежавший лицом вниз труп. Тихомировы вызвали милицию, труп идентифицировали быстро и не менее быстро установили, что Афонин поздно вечером возвращался домой из Мстеры на собственной машине «Москвич» с номером «И56—29ВЛ». Домой он, однако, не приехал, машины на месте происшествия также не было, из чего милиция заключила, что он был убит с целью угона машины.
Произошло и еще одно куда более мелкое происшествие, которое не всколыхнуло город, но в действительности имело к убийству Афонина самое прямое отношение.
На привокзальной площади была припаркована «БМВ» светло-серого цвета, который в техпаспорте обычно значится как «сафари». Такие машины в Князеве видели не часто. Так вот, «БМВ» появилась там поздно вечером в понедельник, и по крайней мере целые сутки к ней никто так и не подошел. Заметили это немногие, ведь на привокзальной площади народ все время меняется, однако есть и люди, которые постоянно там толкутся. На бесхозную иномарку первыми обратили внимание продавщицы семечек. «Дождется парень, угонят его машину», — говорили они, представляя себе владельца эдаким высоким щеголем в широком драповом пальто с белым шарфом вроде героев рекламы, кладущих деньги в банк.
Однако прошел вторник, а к иномарке так никто и не приблизился, после чего у одного из вечно слонявшихся по площади дедов не выдержали нервы и он заявил о бесхозной машине в милицию.
При проверке оказалось, что «БМВ» зарегистрирована в Москве, но под тем же номером числится еще одна машина — «Ока», принадлежащая инвалиду второй группы. Иномарку с фальшивым номером отогнали во двор князевского отделения ГАИ, где она и осталась. Возникло подозрение, что убийство Афонина и появление бесхозной иномарки — события связанные, однако было совершенно непонятно, зачем людям угонять простецкий «Москвич» и бросать собственную «БМВ».
По всей Владимирской и в соседних Горьковской и Ивановской областях начались поиски «Москвича», принадлежавшего Афонину.
Только после этого Турецкий вернулся в Москву.
3
Старейший криминалист Москвы Семен Семенович Моисеев долго и внимательно рассматривал фотографию, сначала просто через очки, затем через увеличительное стекло.
— Семен Семенович, этих людей мы разыскиваем, а снимок был сделан сорок лет назад. Есть ведь приемы, позволяющие определить, как должно выглядеть это лицо через тридцать-сорок лет?
— Конечно, вы правы, Саша, есть такие приемы, — Моисеев покачал головой, — они основаны на общей теории старения тканей лица. Но, — он снял очки и положил их перед собой на стол, — они могут дать только очень приблизительную картину. Что там говорить, возьмите хотя бы жировые отложения. Они могут изменить лицо почти до неузнаваемости. Поправьтесь вы килограммов на сорок, и с вами на улице перестанут здороваться даже ваши близкие друзья. Преступники, правда, редко пользуются таким методом, потому что нарочно поправиться очень трудно.
Он снова посмотрел на фотографию.
— Можно, конечно, прогнозировать пополнение во многих случаях, но не во всех, поверьте мне. Сколько худощавых лиц за сорок лет превратились в лица с двойным подбородком, я вас спрашиваю? Множество! Значительно меньше округлых стали худыми, в основном это происходит из-за желудочных болезней.
— Так вы считаете, Семен Семенович, что ничего не получится?
— Ну нет, этого я не говорил, Саша, что вы, — Моисеев улыбнулся. — Попробуем, посмотрим. Я так понимаю, что вам это надо срочно?
— Хорошо бы получить уже вчера, да только...
— Если надо вчера, будет завтра, — ответил Моисеев. — А сегодня мы сделаем несколько копий этой вашей карточки, вдруг что случится. Как я догадываюсь, негатив утрачен.
— Увы, — развел руками Турецкий.
Тем более. Приходите часа через два, будет готово.
4
Двух часов, которые ему дал Моисеев, Турецкому хватило на то, чтобы заехать домой и повидаться с Ириной. Он звонил ей пару раз из Князева, но, как всегда, ограничивался лишь самыми общими фразами.
— Господи, Сашка, как я рада, что ты жив, — заплакала Ирина.
— Да что ты, с чего ты взяла, глупенькая моя?
— Знаешь, я уже поняла, чем меньше ты рассказываешь, тем опаснее дело, — ответила Ирина. — А последнее время ты только молчишь. Поэтому я и боюсь.
— Я обязательно расскажу тебе все, только не сейчас, — пообещал Турецкий. — Хорошо?
— Ну вот ваши карточки, узнаете? — Моисеев с улыбкой протянул Турецкому три одинаковые фотографии.— По-моему, стало лучше. Современное оборудование, Саша.
Турецкий взглянул на новые фото. Точнее, это были уже не фото, а лазерные распечатки с компьютера. Они стали, во-первых, в полтора раза крупнее оригинала, отпечатанного сорок лет назад в Князеве, кроме того, были убраны царапины, пятна и прочие дефекты, увеличена резкость, так что предметы и лица оказались значительно четче. И если бы не платья и прически конца пятидесятых, по качеству это изображение можно было бы легко принять за фотографию из современного западного журнала.