Неле Нойхаус - Живые и мертвые
– Может быть, Ригельхофф в отпуске, – предположила Пия. – Многие люди уезжают на праздники и…
– Давай заедем в Лидербах, – перебил ее Боденштайн, когда они ехали по трассе А66. – Я хочу еще раз поговорить со Штадлером-старшим.
Пия включила поворотник и съехала с автобана. Через пару минут они увидели Штадлера – он укладывал дорожную сумку в багажник своего автомобиля.
– Вы уезжаете? – поинтересовалась Пия.
– Да. Я еду к сестре в Алльгой, – ответил Штадлер. – Новый год не следует встречать в одиночестве. В среду я вернусь, потому что нужно выходить на работу.
– Дайте нам, пожалуйста, адрес вашей сестры и номер мобильного телефона, по которому вас можно найти, – попросила Пия.
– Конечно. Пойдемте, я вам напишу.
Штадлер захлопнул багажник и, прихрамывая, направился к дому. Пия и Боденштайн последовали за ним. В доме было темно. Все жалюзи опущены. Штадлер выдвинул ящик комода в коридоре, взял блокнот и ручку и записал адрес и несколько телефонных номеров.
– Что с моим сыном? – спросил он, протягивая листок Пии.
– Сегодня он, возможно, вернется домой, – ответил Боденштайн. – Господин Штадлер, у нас вопрос: вы умеете стрелять?
– Я? Нет. – Дирк Штадлер чуть заметно улыбнулся и покачал головой. – Я не приемлю оружия. Я пацифист по убеждению.
– Вы служили в бундесвере?
– Нет.
– Еще кое-что, – сказала Пия. – Когда вы в последний раз разговаривали с Марком Томсеном?
– Давно. – Штадлер наморщил лоб и задумался. – Через две-три недели после похорон Хелен.
– Не пытался ли он в последние дни связаться с вами?
– Нет, не пытался.
– А что вы скажете о Йенсе-Уве Хартиге? Вы разговаривали с ним в последнее время?
– Нет. После смерти Хелен он оборвал все контакты, – ответил Штадлер. – И я в определенном смысле отнесся к этому с пониманием. Нас связывала Хелен.
– За что вы ежемесячно переводили деньги господину Хартигу? – поинтересовался Боденштайн.
– Это были деньги на хозяйственные расходы и на учебу Хелен, – ответил Штадлер. – Официально она была зарегистрирована здесь, но фактически почти постоянно жила у него. Она ведь сама не зарабатывала деньги, а я не хотел, чтобы Йенс-Уве брал на себя ее содержание, пока они не поженятся.
Звучало убедительно. После смерти Хелен Штадлер перестал переводить деньги.
– Спасибо большое, господин Штадлер, пока у нас больше нет вопросов. – Боденштайн кивнул. – Удачной поездки и с Новым годом!
– Спасибо. Вас также. – Штадлер улыбнулся. – Надеюсь, сегодняшняя ночь будет спокойной. И если будут вопросы, звоните.
* * *
В супермаркете царила суета. Люди несли к своим машинам новогодние ракеты и петарды, запасались продуктами и напитками, как будто это был последний день в их жизни. В соседней булочной-пекарне все как обычно. О Хюрмет Шварцер, кажется, уже забыли. Управляющий даже не удосужился вывесить фотографию в траурной рамке. При этом спустя три дня после произошедшего кровавое пятно перед обувным магазином все еще отчетливо просматривалось. Теперь другие симпатичные молодые женщины продавали хлеб, булочки и выпечку и так же притворно улыбались, как красотка Хюрмет. Таковы люди. Главное – отгородиться и забыть.
Он нес пакеты с покупками к машине, которая стояла в самом конце парковочной площадки. Бегло взглянул на высотное здание, что начиная с минувшей пятницы делал почти каждый день и при этом внутренне содрогался. Люди продолжали обсуждать случившееся, обходя кровавое пятно, рядом с которым стояли свечи и замерзшие цветы. Некоторые даже фотографировали место убийства, но никого это особенно не трогало, так как трагедия не касалась лично их и их жалкого, маленького мирка. Они успокаивали свою нечистую совесть глупыми изречениями типа «жизнь продолжается», потому что в глубине души знали, что отсутствие у них сочувствия, их эгоизм и жажда сенсации отвратительны. Он всматривался в лица людей и видел наглых животных, которые думали только о себе, о своем обжорстве и размножении, как будто их гены того стоили. Ему все труднее их выносить, и он рад, что смог избавиться от них и больше не зависеть ни от одного.
Он поставил в багажник пакеты с покупками и коробку с минеральной водой и, проехав под автобаном, направился в Зоссенхайм – квартал с отвратительными жилыми блоками. Его гараж стоял среди 250 других гаражей, выстроившихся длинными рядами вплотную друг к другу. Двадцать металлических ворот с левой стороны и двадцать – с правой. Здесь никто не интересовался друг другом. Он остановился перед воротами с номером 117 в четвертом ряду, вышел из машины, открыл гараж, надел перчатки и вывел из гаража другую машину. Оставил двигатель включенным, чтобы прогреть автомобиль, потом поставил в бокс свою машину, перегрузил пакеты с покупками и опять закрыл ворота. Процедура довольно канительная, но надежная. С тех пор как полиция обратилась к общественности и о нем ежедневно сообщали газеты, радио и телевидение, ему приходилось быть еще более осторожным, чем раньше, так как ему надо было сделать кое-что еще. От мысли обратиться к общественности через журналиста, чтобы объяснить свои движущие мотивы, он отказался. Выяснятся во время процесса против него, а пока он должен привести все в порядок. Хорошо, что у него есть этот дом, этот плацдарм для отступления! Он ехал в направлении трассы А66 и, свернув у Майн-Таунус-Центра на трассу B8, посмотрел на часы, встроенные в приборную доску. 13:48. Еще десять часов, и умрет номер пять.
* * *
– Я не был на пробежке, но я… не мог сказать вам, что я делал. Лиз тут же бросила бы меня. – Через три дня пребывания под стражей Эрик Штадлер выглядел довольно потрепанным.
– Вы были у другой женщины? – спросила Пия.
– Нет! – Штадлер опустил голову. – Я… я с одним своим другом забирался вверх по коробке строящегося здания Европейского Центрального банка и… прыгал вниз.
Боденштайн и Пия молча смотрели на него.
– Господи, почему же вы не сказали раньше? – Боденштайн первым пришел в себя. – Мы ведь считали вас убийцей! Но главное – мы потратили на вас столько времени! Времени, которое, возможно, уже вывело бы нас на след убийцы! – Боденштайн был вне себя от ярости.
– Извините, – пробормотал Штадлер стыдливо. – Я думал только о себе. Мы планировали это мероприятие целый месяц.
– Это ведь очень рискованно! – Пия все еще не могла это осознать.
– Я не боюсь смерти, – ответил Штадлер. Сейчас, когда все выяснилось, он, казалось, почувствовал облегчение. – Скучная жизнь для меня намного хуже.
Боденштайн вздохнул и устало потер лицо. Он еще никогда не испытывал ничего подобного! Некоторые предпочтут забросить свои дела и вызвать на себя подозрение в убийстве, чем признаться в поступке, который выглядит откровенно нелепым. Пия со своей интуицией оказалась права. Как и в том давнем случае с профессором Кальтензее и Маркусом Новаком, у Эрика Штадлера тоже имелись совершенно иные причины для подозрительного поведения!
– Вы можете идти, – сказал Боденштайн удрученно.
– Вы на меня не заявите?
– Нет. – Он придвинул Штадлеру блокнот и ручку. – Напишите нам, пожалуйста, фамилию вашего… вашего уставшего от жизни друга. И тогда можете идти, пока я не передумал.
– Да, еще кое-что, – сказала Пия. – О чем вы говорили в пятницу с Йенсом-Уве Хартигом?
– С Йенсом-Уве? – Штадлер удивленно поднял глаза.
– Да, с женихом сестры.
– Я уже несколько месяцев ничего о нем не слышал, – ответил Штадлер. – Вот номер телефона моего приятеля.
– В прошлую пятницу вы говорили с Хартигом по телефону с 19:45 до 21:09, – упорствовала Пия. – О чем?
– Я клянусь вам, что этого не было! – возразил Штадлер. – В последний раз я говорил с ним на похоронах Хелен!
Вдруг Боденштайн, кажется, что-то вспомнил. Он резко вскочил, открыл дверь и выскочил в коридор. Пия схватила со стола блокнот, кивнула Штадлеру и помчалась за шефом. Она догнала его на лестнице второго этажа.
– Что случилось? – спросила она запыхавшись.
Боденштайн не ответил. С мрачной миной он свернул налево и распахнул дверь переговорной комнаты. Остерманн, Нефф, Ким и Катрин с удивлением посмотрели на него.
– Нефф! – крикнул Боденштайн. – С кем говорил по телефону Йенс-Уве Хартиг в прошлую пятницу вечером?
– Э-э-э… момент. – Наполеон стал суетливо рыться в своих бумагах. – Сейчас… секунду!
– Поскорее! – прорычал Боденштайн злобно. Между бровями образовалась глубокая складка, знак того, что он серьезно разгневан.
– Вот! Ну да! – Нефф неуверенно улыбнулся. – С 19:45 до 21:09 господин Хартиг разговаривал по телефон с Дирком Штадлером.
– С Дирком Штадлером? – переспросил Боденштайн.
– Да, я же вам сказал.
– Вы сказали это сегодня днем, но неопределенно. – Боденштайн терял самообладание. – Собирайте свои вещи, Нефф, и уходите! С меня довольно ваших расплывчатых методов и отсутствия тщательности в работе!
