Хорошие девочки тоже лгут - Карен М. МакМанус
– Насчет кого? – растерянно моргает Люк.
– Твоего сына, помнишь? – Аннализа протягивает руку и сует кольцо в карман рубашки Люка, потом обнимает меня за плечи. – Кому-то придется за ним присмотреть, пока ты будешь расплачиваться за свои преступления. Пусть на время останется у меня.
Я удивленно смотрю на нее. У Люка отвисает челюсть. Для него это явно удар ниже пояса, поскольку мне – не намеренно! – удалось занять место, которое он с таким трудом пытался отвоевать для себя.
– Лиам мой сын, – заявляет Люк.
– Рада, что ты заметил, – сухо отвечает Аннализа. – Какая же я дура! Ты все это время практически не обращал на него внимания. Тебе на него плевать.
– Конечно, нет, – вяло оправдывается Люк, судя по всему, понимая, что, даже несмотря на все красноречие, не сумеет ее переубедить.
– Лучше уходи. Полиция ждет.
Люк бросает на нее горящий взгляд, все еще надеясь, что его обаяние заставит Аннализу передумать. Однако натыкается на стену безразличия. И тогда в нем будто гаснет лампочка. На лице появляется равнодушная маска. Только поджатые губы выдают его истинные эмоции.
– Что ж, полагаю, это конец. Не сомневаюсь, ты быстро отыщешь мне замену, поскольку не выносишь одиночества. Но не обманывай себя. Следующий кавалер точно так же клюнет на твои деньги. Кроме них, в тебе нет ничего привлекательного.
На щеках Аннализы расцветает огненно-красный румянец. Я что-то приглушенно мычу в знак протеста. Люк, еще сильнее ухмыляясь, поворачивается ко мне.
– Брось свое притворное негодование, малыш. Ты добился своего. Наверное, ликуешь от радости.
Вовсе нет. Больше всего на свете я хотел бы ошибиться насчет Люка и понять, что его случайные проблески человечности оказались настоящими. Однако он лишь вел искусную игру, стремясь добиться своей цели, и теперь, окончательно проиграв, отбросил всякое притворство. Люк ни капли не изменился. Радует хотя бы то, что, вероятно, ему все же придется ответить за некоторые свои деяния.
– Вон отсюда! – кричит Аннализа.
Больше ничего не добавив, Люк уходит; за его спиной с тихим щелчком закрывается дверь. Возможно, теперь мы с ним очень долго не увидимся. Эта мысль, несмотря ни на что, причиняет мне острую боль. Как я сказал Огастесу в машине: пусть Люк делает вид, что ему на меня плевать, в глубине души я всегда буду надеяться, что хоть немного ему нужен.
– Простите, что все так случилось, – говорю я, поворачиваясь к Аннализе.
– Не извиняйся. Ты за него не отвечаешь. – Несмотря на покрасневшее лицо, она выдавливает улыбку и легонько похлопывает меня по руке. – С тобой-то все нормально?
– Более-менее. – Я прочищаю горло. – Здорово, что позволили мне здесь остаться, но это вовсе не обязательно. Я и так доставил кучу проблем…
– Ну что ты, какие проблемы.
Какая же она деликатная.
– Мне следовало рассказать вам о Люке.
– Поверь, я прекрасно понимаю, что, когда дело касается членов семьи, хочется верить в лучшее, – вздыхает она. – Ты можешь оставаться здесь, пока мы не найдем другое решение. Сколько бы времени это ни заняло. Видит бог, места у нас предостаточно. – Заметив, как я неловко переминаюсь с ноги на ногу, Аннализа добавляет: – Ладно, поговорим позднее, просто немного отдохни. А я пока сделаю несколько звонков.
Хороший совет. Я буквально с ног валюсь, но…
– Можно мне пойти в дом Гриффина?
После заварушки в офисном здании я еще не виделся с Огастесом, мы просто переписывались.
– Конечно, – с улыбкой разрешает Аннализа.
И я иду туда. Мысли путаются. Кто знает, что теперь, после раскрытия операции Джем, будет с матерью Кэт. В полицейском участке я мельком видел Джейми. Похоже, она смирилась со своей дальнейшей участью. Или просто еще не оправилась от шока. Кэт казалась непоколебимой, хотя ее будущее висело на волоске. Мне едва удалось получить разрешение поговорить с ней наедине. И первым делом я извинился за то, что вызвал полицию.
– Ты поступил правильно, – успокоила она. – Помог нам выбраться из неприятностей. Джейми и так собиралась сдаться властям. Она хочет, чтобы все прояснилось. Думаю, для нас это единственный выход. И мне придется все же научиться слушаться маму.
Надеюсь, ей дадут такую возможность.
Я нажимаю на кнопку дверного звонка. Дверь с громким жужжанием отпирается.
– Огастес? – зову я, распахивая створку.
– Поднимайся, – доносится сверху его голос.
В последний раз я шел вверх по этой лестнице с Джейми на руках. Сейчас в спальне для гостей, где мы ее поселили, царит идеальный порядок. Я заглядываю в дверь комнаты напротив, большего размера, и начинаю смеяться.
– В чем дело?
Передо мной возникает Огастес, одетый во все белое; держит в пальцах золотые часы. Наверное, впервые в жизни я настолько счастлив кого-либо видеть.
– Ты в самом деле ее повесил, – хмыкаю я, указывая на стену над его кроватью.
Обернувшись, он бросает взгляд на мою картину с рождественскими звездами.
– Ага. Я сразу тебе сказал.
– Это ведь дурацкая мазня!
Я почти забыл о времени, проведенном в студии вместе с Люком. Наверное, можно было бы бесконечно сожалеть о попусту растраченном потенциале отца, однако лучше вспоминать тот момент как нечто светлое. Забавно, что Огастес сохранил мою картину. И даже как-то трогательно.
– Я люблю ее, – поясняет младший Сазерленд.
– Классные часы. Наденешь их или будешь просто держать в руках?
– Еще не решил. – Огастес подбрасывает часы на ладони. – Папа отдал. Они принадлежали дяде Паркеру, и он подумал, что я, возможно, пожелаю взять их на память. Вроде «Ролекс». Хотя, скорее всего, подделка, иначе дядя давно бы продал часы. Мне, конечно, жаль его… вот только захочется ли вспоминать о нем всякий раз, как решу взглянуть на время?
– Да, вряд ли, – соглашаюсь я.
– Знаешь, – с задумчивым выражением лица тянет Огастес, – мне не дает покоя один вопрос. Собирался ли дядя Паркер вообще красть ожерелье тети Аннализы? Может, фальшивку в самом деле взяла та женщина, Вики, а дядя Паркер увидел у нее украшение и решил его вернуть?
Отчего-то я сомневаюсь, особенно после
