Черное дерево - Мерседес Рон

– Я все понимаю, Нейти, – ответила я, обнимая ее. – Моя мать поступила бы так же ради Ники.

Нейти снова обняла меня и сжала мои руки в ладонях.

– Если бы я могла рассказать тебе о ней, о ее жизни! Но, после того как она уехала с твоим отцом, я больше ее не видела. Она не отвечала на письма, подозреваю, они даже до нее не доходили.

Это вполне вписывалось в образ авторитарной личности вроде моего отца. Ему уж точно не хотелось, чтобы у матери была подруга, которой она могла рассказать, как ужасно с ней обращаются.

Мы распрощались, и я сказала, что скоро они получат круглую сумму, которая поможет им жить дальше. Мы пообещали, что будем встречаться, а когда я пригласила их приезжать в Нью-Йорк в любое время, у Ники, представившей, как мы гуляем по Пятой авеню, загорелись глаза. Она дала слово приехать как можно скорее.

Это было самое малое, что я могла для них сделать.

Я вернулась к реальности и посмотрела на Элизабет – она достала из сумочки потрепанный блокнот в кожаном переплете – из тех, что закрываются на ремешок.

– Я нашла этот дневник очень давно, он был спрятан среди вещей твоей матери. Твой отец постарался избавиться от ее вещей; он говорил, что они пробуждают дурные воспоминания. Я знала, что когда-нибудь ты захочешь узнать о ней, и сохранила дневник. Я никогда его не читала, ведь он предназначен не для меня, но я надеялась однажды передать его тебе, а уж ты сама решишь, что с ним делать.

Она протянула мне дневник, и, взяв его в руки, я почувствовала, как что-то сжалось у меня внутри.

Моя мать там, со мной. Я это знала, чувствовала.

– Спасибо, Элизабет, – сказала я, и у меня заныло сердце.

Я прижала дневник к груди, словно обнимала маму.

– Не за что, малышка, – улыбнулась она со слезами на глазах. – Ты же знаешь, что я всегда с тобой, правда? Пусть у тебя больше нет родителей, но во мне ты найдешь любящую мать. Я никогда не забуду тот день, когда мы познакомились. Твои зеленые глаза, косы до пояса. Ты не выпускала из рук балерину Барби, даже когда мылась.

Я рассмеялась, а из глаз брызнули слезы. Услышать, что у меня больше нет отца, что я осталась сиротой, было слишком тяжело.

Я смотрела на свою сестру и ее мать, такую заботливую и любящую, и на Питера, который не был ее отцом, но любил как родную дочь. Я никогда не знала настолько безграничной любви. Мне вдруг захотелось как можно скорее уйти, и тут я краем глаза заметила, как в дверь заглянул Себастьян. Я воспользовалась этим, чтобы выйти и встретить его.

Увидев меня, он раскрыл объятия.

Я ощутила тепло его тела, и на душе сразу стало спокойнее – только в нем я нуждалась, в его ласке, силе, любви.

– Все хорошо? – спросил он, целуя меня в голову.

– Все будет хорошо, – сказала я, запрокидывая голову, чтобы посмотреть на него. – По крайней мере, надеюсь на это.

– Я люблю тебя. Ты это знаешь, ведь так?

Я улыбнулась.

– А я тебя – еще больше.

– По этому поводу можно долго спорить, – с улыбкой возразил он, наклоняясь, чтобы прикусить мою нижнюю губу. Он нежно поцеловал меня, и что-то внутри у меня пробудилось.

– Когда мы можем вернуться в Нью-Йорк?

– На следующей неделе точно, – ответил он, обнимая меня за плечи, и мы отправились на парковку. – Мне дали список имен тех девушек, которых мы спасли из «Ноктамба», – сказал он, когда мы сели в машину. Он подался вперед, открыл бардачок и протянул мне коричневую папку. – Вот полистай. Все эти женщины благодаря тебе вернулись домой.

– Ты хочешь сказать – благодаря всем нам? – уточнила я. – Или ты здесь совсем ни при чем?

Он пожал плечами.

– Я посвятил этому лишь несколько лет своей жизни, – сказал он, улыбаясь до ушей.

Благодаря работе нашей команды и многолетним усилиям Себастьяна, Рэя и Суареса уничтожена самая большая в стране сеть торговли людьми. В течение двадцати четырех часов ФБР проводило аресты, один за другим. Добытая нами информация имела решающее значение, и десятки свидетелей тут же заговорили, едва узнав, что Маркус мертв. Об этом напечатали во всех газетах. Аресты продолжались без остановки, и многие женщины, девочки и мальчики вернулись домой после долгих месяцев и даже лет безвестного отсутствия.

Нанесенный им ущерб еще можно было исправить, но для этого потребуется немало времени. Я подумывала создать фонд помощи жертвам похищения, изнасилования и истязания. Мой отец был мертв, и все его состояние перешло нам с сестрой. Он заработал кучу денег, принося горе невинным людям, и теперь пришло время все им возместить – помочь каждой девушке вернуться к нормальной жизни, не чувствовать себя виноватой за то, что с ней случилось. С последствиями пережитого поможет справиться психолог, но стоит это недешево, и я подумывала о том, чтобы оплатить его услуги.

Я открыла папку и стала читать имена: Исабелла Гутьеррес, семнадцать лет; Мария Гарсиа, двадцать три года; Лорена Уильямс, девятнадцать лет… Список был бесконечным, но я останавливалась на каждом имени, с удовольствием запоминая, потому что знала – каждая из них имеет возможность начать жизнь сначала. Новую, настоящую жизнь.

Когда мы вернулись в дом, Суарес и Рэй пили пиво у двери.

Мы сели рядом с ними, любуясь закатом солнца, почти исчезнувшим за горизонтом. Море было спокойным, и рокот волн приносил умиротворение, какого я не испытывала уже много лет.

– Мы ведь будем видеться, правда? – спросила я, когда небо окрасилось ярко-оранжевым.

Рэй повернулся ко мне.

– Ты шутишь? – спросил он. – Эти хилые ручонки по-прежнему нуждаются в тренировках.

Все рассмеялись и стали смотреть на закат.

Я понимала, что в сердце Рэя осталась заноза. У него был доступ к секретной информации о похищенных женщинах, проданных или убитых, но он так и не нашел никаких сведений о своей Джессике. Печально, что для него борьба еще не закончилась, но, по крайней мере, он чувствовал удовлетворение, что помог стольким женщинам, нуждавшимся в этом так же, как и Джессика.

Когда стемнело, я взяла Себастьяна за руку и попросила со мной пройтись.

До сих пор мы не говорили на эту тему, но прошлой ночью она прорвалась