Мишка Миронова - Максим Константинович Сонин
Ева оглянулась, но отца в погребе уже не было. Дверь была закрыта. Ева отползла от иконы, от боли в спине ни повернуться, ни встать она не могла. Попыталась спиной, лопатками, с пола толкнуть дверь, но та не поддалась. Ева хотела от образа отвернуться, но шея не гнулась, как будто ее залили смолой. Сатана со стены над Евой смеялся, а вокруг ему вторили его прислужники. Они кричали на Еву, ржали по-лошадиному, метили в нее большими навозными мухами и острыми вилами. У Евы все лицо было в слезах, а из горла вырывался рваный кашель, но черти ее не слышали. Они смеялись, бесились, прыгали и кричали:
К нам иди, раба Божья Ева! Евина дочь! Здесь сгниешь! Разорвем тебя, растянем на углях, сожжем изнутри! ДУШУ ТВОЮ ДЫРЯВУЮ РАЗВЕСИМ ВСЕМ НА ВЕЧНУЮ ПАМЯТЬ!
Богдан замер, сделал шаг назад, потом, наоборот, ускорился, прошел мимо скамьи, на которой сидели девушки. До конца коридора не оглядывался. За дверью со стеклянным окошком остановился, проверил, что маска не сползла, осторожно заглянул обратно в коридор. Девушку в красной жилетке он никогда раньше не видел, а вот светловолосая девушка с длинной челкой была до жути похожа на сестру Софью, летом сбежавшую от братьев в Москве. Богдан сестру года четыре не видел, и она сильно выросла, но сомнений у него не было. Сестра приехала навестить девушку, которая была свидетельницей убийства Ильи. Богдан ушел дальше по коридору, свернул к лифтам, прошел мимо на лестницу. Поднялся до следующего пролета и достал телефон, написал отцу. Телефон положил на изгиб перил, из кармана вытащил пакетик с белым порошком. Покрутил в руках, убрал. Вместо Двоицы прочитал молитву:
Господи, я раб Твой, Богдан, нахожусь в смятении. Жду от Тебя и от отца своего наставления. Спаси и сохрани мою душу, позволь выйти из этой воды сухим.
Телефон загорелся ответом, и Богдан нервно заозирался, схватил телефон. Отец написал, что за сестрой нужно следить и писать в «Колодец» обо всех ее перемещениях, особо помечая, есть ли вокруг люди. И про девушку в жилетке отец написал: если она с сестрой останется и куда-нибудь вместе с ней поедет, то ее образ тоже нужно в чате описать. Их обеих, написал отец, нам сам Сатана послал. А свидетельницу отец разрешил пока не трогать. Богдан собрался, прочитал новую молитву, на это раз увереннее:
Спасибо, Господи, что не даешь взять на душу смертный грех. Помоги мне с этими бесноватыми покончить, об этом только теперь молю.
Вернулся в коридор, снова заглянул через окошко. Сестра и девушка в жилетке сидели там же, увлеченно о чем-то спорили. Богдан открыл переписку со своим братом по двоице, написал, чтобы тот брал машину и приезжал по адресу больницы. Следить за бесноватыми без машины было бы глупо.
– У меня с собой нет ноутбука, – сказала Оса. – Так что мне нужно будет за ним съездить.
– Я с тобой, – сказала Мишка. – С этого момента и до окончания расследования мы с тобой не расстаемся.
– А я смотрю, ты учишься. – Оса встала со скамьи. – Посиди лучше с соседкой, а мы вот с Алексеем вместе съездим.
Она улыбнулась полицейскому, и тот послушно встал.
– Алексей Борисович, – сказала Мишка, – присядьте. Вы охраняете Веру. Мы с Софьей ненадолго уедем. Я с вами поделюсь своей геолокацией, чтобы Софье ничего такого в голову не пришло, хорошо? Продиктуйте свой номер в Лабиринте.
– Хорошо, – сказала Оса, а Алексей кивнул, потом тихо продиктовал номер.
– Идем, – сказала Оса. – Я вызову такси.
Сима подошла к свернувшейся у самого колодца Злате. Дочь будто приоделась за ночь – почти все ее нагое тело было черное и синее. Сима попросила мальчиков, которые помогали ей идти, усадить ее к ногам дочери, а потом отослала их на кухню. Ей хотелось поговорить с дочерью одна на одну.
– Мама? – Злата медленно перевернулась на спину, провела рукой по воздуху.
– Здесь, – сказала Сима. Рука дочери дернулась, потом нащупала край Симиного платья.
– Мама… – Злата осторожно села рядом, нашла Симино плечо.
– Тебе больно? – спросила Сима. Теперь она могла хорошо рассмотреть лицо дочери и перетянувшую его сырую повязку. Кожа под повязкой была красная, и по краям ткани были видны ожоговые пузыри, как будто лицо дочери окунули в кипяток.
– Очень. – Злата говорила тихо, потому что за минувший день изорвала себе связки. – Мама, мне очень больно.
– Почему тебе больно? – спросила Сима.
– Потому что он решил выжечь мне глаза. – Злата издала странный звук, как будто пытаясь прочистить горло. – Мне очень больно, мама.
– За что он выжигает тебе глаза? – Сима чуть сдвинулась, дала собственной голове перевалиться на правое плечо, ближе к дочери.
– Я не… – Злата качнулась, схватила себя за плечи. – Я не знаю.
– Знаешь. – Сима приоткрыла глаза, заметила, что у края дома собрались дети. Им хотелось посмотреть на мученицу.
– Я согласилась сбежать с Юликом, – сказала Злата.
– И что еще? – спросила Сима.
– Я хотела уйти из Обители, – сказала Злата, – и увести детей.
– Это грех, – сказала Сима. – И отец наказывает тебя за этот грех.
Злата закивала, дергаясь всем телом.
– Я знаю, – сказала она. – Я знаю.
– И я пришла к тебе, – сказала Сима. – С наставлением.
Злата заскребла по земле.
– Слушай меня внимательно, – сказала Сима. – Господь Бог твой посылает тебе испытания и мучения. И ты, моя дочь, эти испытания должна вынести. Ты к Богу должна вернуться. Сколько бы боли ты ни чувствовала, сколько бы ни истекала глупостью и ненавистью, помни, что Царствие Небесное ждет тех, кто идет к Богу. А если… – Тут Сима подняла правую руку, прижала челюсть так, чтобы сошлись зубы. Заговорила тише. – Ты думаешь, что можешь избежать своего наказания или можешь закончить его, знай, что Господь самоубийц не прощает. Он прощает отступниц, которые просят в молитве прощения. Он прощает тех, кто принимает страдание и следует за старшими братьями и слушается своего отца. А тех, кто избегает мучений, тех, кто думает, что может жить без Бога в душе, Господь не прощает никогда. И на Страшном суде таким женщинам приготовлена особая участь. Если ты – моя дочь, то ты вынесешь это наказание до конца и заново будешь познавать мир без глаз, но с открытой душой. А если ты не моя дочь, то прыгай прямо сейчас в этот колодец, потому что иного для твоей души не заготовлено.
Сима дала знак мальчикам у дома, и те сразу подбежали к колодцу, помогли ей подняться.
– Плюйте на нее, – сказала Сима. – Пускай и у вас просит прощения.
От колодца Сима вернулась к себе. Мальчики помогли ей переступить через порог и лечь на кровать, зажгли у икон свечи, а потом ушли, осторожно прикрыв за собой дверь. Сима повернула голову к образам, стала говорить молитву. Беззвучно, не двигая челюстью, которая после долгих слов к дочери ныла больше обычного:
Господи Иисус Христос, Бог мой, Владыко живота и смерти, Утешитель скорбящих. С сокрушенным и умиленным сердцем прибегаю к Тебе и молю Тебя: спаси душу дочери моей Златы. Душа это заблудшая, но спаси ее все же, об этом молю Тебя. Не давай мне на дочь гневаться за то, что погубила своего сына и за то, что с Пути сошла и от Тебя отвернулась. Дочерь моя, Злата, раба Твоя, страшная грешница. Мучай ее, сгний ей глаза и пролей их гноем, чтобы она чувствовала его на языке своем. Но дай ее душе успокоение и прощение, ведь даже грешница может прийти к Твоему прощению через молитву и послушание, как я пришла.
– Знаешь… – В такси Оса достала из кармана алюминиевую банку,
