Последнее испытание - Туроу Скотт
Более того, Стерн начинает понимать, как умно Иннис его переиграла. Это она во время их встреч получала от него критически важную информацию, а не наоборот. Она знает, что может изменить свои показания по сравнению с тем, что говорила раньше, чтобы сделать их более обличительными по отношению к Кирилу. Сэнди ведь сообщил ей – линия защиты Стернов базируется, в частности, на сокрытии того факта, что у Иннис и Кирила был многолетний роман. Соответственно, они лишены возможности представить Иннис как обиженную женщину, которой пренебрегли и которая по этой причине решила изменить показания с тем, чтобы нанести Кирилу максимальный ущерб.
Стерн за долгие годы адвокатской практики повидал все. Случаи, когда свидетели преподносили ему сюрпризы прямо во время процесса, у него тоже происходили. Но история с Иннис по-своему уникальна, поскольку здесь присутствует личный момент. В целом же из-за того, что до начала процесса он сказал Иннис больше, чем следовало, Стерн ощущает себя действительно старым человеком, утратившим способность быть по-настоящему разумным и мудрым и хорошо разбираться в людях. Несколько секунд он молча стоит за столом защиты спиной к присяжным и изучает свой план перекрестного допроса, который он набросал в блокноте с желтыми страничками. Следующий важный пункт, отмеченный галочкой, состоит в том, чтобы заставить Иннис согласиться, что Кирил, судя по голосу, был удивлен тем, что Хартунг сказала ему по телефону. Но старый адвокат почти уверен: Иннис скажет, что в голосе доктора Пафко никакого удивления не звучало. Стерн в этот момент вообще уже начинает думать, что ему самое время прекратить свое провальное выступление и сесть на место вместо того, чтобы продолжать усугублять ситуацию, начиная разговор на не продуманную им как следует тему, который еще неизвестно куда приведет.
Видя, что отец зашел в тупик, Марта протягивает ему записку. Развернув ее, Стерн читает: «Заявления Кирила об отсутствии намерения продавать свой пакет акций компании». Затем он медленно кивает.
– Значит, вы утверждаете, что говорили с доктором Пафко о его планах не продавать принадлежащие ему акции компании «ПТ»?
– Верно.
– Вы согласитесь со мной, если я скажу, что об этом его намерении вы никогда не упоминали в ходе трех ваших бесед с сотрудниками ФБР и в выступлении перед большим жюри?
– Я никогда об этом даже не вспоминала до того, как вы сами заговорили на эту тему несколько недель тому назад.
Стерн надолго умолкает. Он испытывает такие же ощущения, как если бы Иннис прилюдно влепила ему пощечину. Предполагалось, что их встречи носят сугубо конфиденциальный характер. Старому адвокату требуется какое-то время, чтобы прийти в себя. Наконец он берет себя в руки. До него доходит, что, имея дело с Иннис, нужно учитывать, что для нее не существует никаких правил, а ее единственная цель – как можно сильнее напакостить Кирилу, но, конечно, таким образом, чтобы не причинить ущерба себе самой.
– Как я понимаю, ваш разговор с доктором Пафко по поводу того, что он не собирается продавать свои акции, состоялся в конце 2016 года, когда «Джи-Ливиа» вот-вот должны были допустить на рынок.
– Правильно.
– Кажется, вы сказали, что в момент того разговора находились на офисной кухне? А были там другие сотрудники, которые в тот день тоже работали допоздна?
– Мне кажется, там никого больше не было. Люди поели и ушли. Мы ненадолго остались одни.
– А вы к тому времени уже приняли решение уйти из компании по причине разногласий между вами и доктором Пафко?
– Да, приняла.
– И, в отличие от других руководителей и сотрудников, на которых распространялось действие плана 10б5-1, вы собирались продать ваши акции после одобрения препарата УКПМ, как только у вас появится такая возможность?
– Да. У меня определенно было такое намерение. Я хотела полностью закончить все дела с «ПТ».
– Кстати, сколько вы заработали на этом?
– Протестую, – заявляет Мозес.
– Поддерживаю, – реагирует Сонни.
– Когда вы говорили с доктором Пафко о его планах не продавать принадлежащий ему пакет акций, сколько, по вашим расчетам, вы должны были получить от продажи своего?
– Протестую по тем же причинам, – снова подает голос Эпплтон, но на этот раз Сонни отрицательно покачивает головой.
– Протест отклонен, – говорит она. – Свидетелю предложено припомнить содержание разговора.
– Никто не знал, какой будет цена на акции, когда препарат «Джи-Ливиа» получит лицензию и будет допущен в свободную продажу. Но она уже резко пошла вверх, потому что эксперты УКПМ рекомендовали одобрить препарат, а в прессе вовсю писали о перспективах выкупа «ПТ» более крупной компанией. Я знала, что получу много миллионов долларов, мистер Стерн.
– Давайте теперь вернемся к вашим утверждениям, что Кирил сказал что-то вроде «я об этом позаботился», говоря о проблемах с базой данных. Вы сказали, что не расспрашивали его о подробностях, потому что вы и доктор Пафко в то время общались и разговаривали очень мало.
– Это верно.
– Правильно ли будет сказать, что в то время вы разговаривали с доктором Пафко только по необходимости?
– Да, это правда.
– И все же вы утверждаете, что именно в тот период, когда вы и доктор Пафко разговаривали редко и очень мало, он тем не менее доверился вам и рассказал о своих планах остаться на должности генерального директора компании, оставив при себе принадлежащий лично ему пакет акций?
Иннис получает, выражаясь теннисным языком, подачу навылет. Это первое очко, выигранное Стерном в ходе ее перекрестного допроса. Доктор Макви чуть отклоняется назад. На ее губах появляется едва заметная улыбка.
– Об этом все знали, – говорит она. – Это вовсе не доверительная информация.
– В самом деле? Вы можете припомнить кого-то еще, при ком Кирил говорил о своих планах не продавать акции компании?
Иннис знает, что Стерны смогут найти еще одного человека, к которому доктор Пафко испытывал доверие, и вытащить его на свидетельскую кафедру. Вполне возможно, что им удастся добиться от этого человека показаний о том, что ничего подобного Кирил не говорил. Для Иннис такой поворот событий таит в себе большие риски. Нарушение свидетелем клятвы говорить только правду – это едва ли не самый страшный грех в глазах Мозеса, даже если в данном случае ложные показания будут работать на обвинение. Соответственно, если будет доказано, что Иннис нарушила присягу, это может стать основанием для отзыва полученного ею иммунитета, подразумевающего отсутствие судебного преследования. А это вполне может привести к тому, что ее обвинят в лжесвидетельстве. Иннис ясно осознает, что стоит на краю пропасти, и делает шаг назад.
– Вообще-то нет, я не помню.
– Но вы хорошо помните ваш разговор с доктором Пафко, во всех подробностях?
– Да. Его я помню. Собственно… собственно, вы правы.
– Я прав? – недоуменно повторяет Стерн, чувствуя, что в этот момент выглядит смешным.
– Я вспомнила, как так получилось, что мы с Кирилом заговорили об этом. Я хотела убедиться, что в случае объявления тендера на приобретение компании не появятся какие-то новые ограничения, которые помешали бы мне продать мой пакет акций. Я спросила его как генерального директора, известно ли ему что-нибудь об этом. И он сказал: «Я не стану продавать свой пакет, пока не буду иметь на руках договор о найме, согласно которому я сохраню пост генерального директора. Мне нужно…»
Иннис, которая, похоже, рада тому, что нашла выход из положения, вдруг умолкает, не закончив фразу, и смотрит куда-то за спину Стерну. Старый адвокат оборачивается и сразу понимает, что заставило ее замолчать. По проходу между рядами стульев, на которых сидят посетители, цокая каблуками туфель, шагает Ольга Фернандес. Она уже преодолела половину расстояния, отделяющего ее от подиума, на котором расположились непосредственные участники процесса.
25. Великолепная Пинки
Перед тем как войти в зал суда, Ольга явно успевает провести минутку перед зеркалом и прихорошиться. На ней тот самый плащ с поясом, в котором Стерн видел ее накануне вечером. Лацканы плаща отвернуты назад, под ними видны клетчатая блузка и гармонирующий с ней по цвету шелковый шарф, аккуратно повязанный вокруг шеи. Пышные светлые волосы, тщательно уложенные, колеблются при каждом шаге. В руке Ольга держит небольшой чемоданчик из глянцевой красной кожи точно такого же цвета, как и ее туфли. Держится она уверенно и непринужденно, как человек, явно незаурядный и знающий себе цену, и приковывает к себе внимание всех, кто находится в зале.
