Последнее испытание - Туроу Скотт
Сонни и Иннис проводят процедуру приведения свидетеля к присяге как положено.
– Вы утверждаете и клянетесь, что будете говорить правду, одну только правду и ничего, кроме правды? – спрашивает Сонни.
– Да, – отвечает Иннис. На ней черный пиджак и черная плиссированная юбка. Накрашена она неброско, ее волосы аккуратно подстрижены и уложены. Перед тем как сесть, она разглаживает юбку и в этот момент украдкой бросает взгляд в сторону ложи защиты и немного натянуто улыбается Стерну и Кирилу. Все происходит именно так, как Стерн представлял себе вчера. Иннис всю свою жизнь находилась в центре всеобщего внимания и привыкла к конкуренции и борьбе. То, что она находится в зале суда, не вызывает у нее страха.
Стерн слышит, как Марта издает тихий стон. Секунду спустя она сует в руку отцу записку. Развернув ее, старый адвокат читает: «Твоя подружка собирается повесить все на Кирила».
Все в этой фразе вызывает у адвоката тревогу и протест. Первым делом у него возникает желание оправдаться при виде слова «подружка». Потом до него доходит общий смысл пророчества Марты. Стерн мотает головой, давая понять, что не согласен с этой оценкой. В то же время его немного веселит то, что Марта, несмотря на свой солидный возраст, все еще не вполне избавилась от ложного представления, будто он принадлежит ей. Первичный допрос Иннис тоже начинается именно так, как и ожидал Стерн. Мозес проясняет детали письменного соглашения, которое свидетельница заключила с офисом федерального прокурора. Оно подразумевает, что Иннис не подвергнут суду, если она будет полностью правдива в своих показаниях и во всех разговорах с представителями гособвинения. После этого Мозес оглашает впечатляющие сведения об образовании Иннис, а затем, наконец, доходит до вопросов о том, какими были ее профессиональные отношения с Кирилом на протяжении более чем тридцати лет.
– Можно ли сказать, что вы с ним стали также друзьями? – интересуется Мозес.
– Да, стали.
– Насколько близкими?
– Очень близкими, – как ни в чем не бывало отвечает Иннис с таким видом, словно ей больше нечего сказать на эту тему.
Мозес всегда готовит своих свидетелей к процессу, поэтому проводимый им первоначальный допрос проходит быстро. Вопрос – ответ, вопрос – ответ. И то и другое – одна-две короткие фразы, не более. Так и должно быть, если свидетель настроен на сотрудничество. Именно в таком ключе Иннис объясняет, в чем состояли ее обязанности как главного операционного директора «ПТ». Наконец, покончив с предварительной частью, федеральный прокурор переходит к той стадии допроса, которая несет в себе опасность для Кирила.
– Хотелось бы, чтобы вы вспомнили события сентября 2016 года. У вас произошел разговор с доктором Пафко о клинических испытаниях препарата «Джи-Ливиа»?
– Да, короткий.
– Когда?
– Через неделю или две после Дня труда. Мы все знали, что испытания должны были скоро закончиться.
– Если помните, скажите, где вы находились в момент разговора и кто еще при нем присутствовал?
– Все происходило в кабинете Кирила, кроме нас там никого не было. Разговор вышел очень коротким – он занял буквально какие-то секунды.
– Что именно сказал он и что сказали вы?
– Он был чем-то обеспокоен, и я поинтересовалась, что случилось. Он сказал: «Есть проблема с данными».
– Вы спросили, в чем состояла проблема?
– По-моему, нет. Разговор в самом деле был очень коротким.
– А вы еще когда-нибудь говорили о клинических испытаниях?
– Да, у нас состоялся еще один короткий разговор на эту тему через несколько дней.
– И где он происходил?
– Точно не помню. Кажется, в его кабинете.
– Кто еще там присутствовал?
– Только мы двое, больше никого.
– И что именно было сказано?
– Я спросила Кирила, скорее из вежливости, чем закончилась проблема с данными, и он ответил: «Все хорошо. Я кое-что предпринял, чтобы позаботиться об этом».
Стерн, не вполне отдавая себе в этом отчет, изо всех сил вцепляется в подлокотники кресла. «Я кое-что предпринял, чтобы позаботиться об этом» – это куда более подозрительная и опасная формулировка, чем та, которую Иннис использовала, описывая ту же ситуацию, в разговоре со Стерном и с представителями ФБР. Тогда в обоих случаях Иннис сообщила, что Кирил сказал следующее: «Проблема была решена». Вполне можно было сделать вывод, что за этими словами скрывались заверения Венди Хох о том, что данные о смертях пациентов являлись просто результатом программного сбоя.
Выслушав ответ свидетельницы, Мозес настораживается и на какое-то время умолкает. Стерн настолько напряжен, что не сразу замечает, что Марта незаметно давит локтем ему на ребра.
– Вы спросили у доктора Пафко, что он имеет в виду под этими словами? – интересуется Мозес.
– Нет. В то время мы с ним уже почти не разговаривали.
Этот ответ становится прелюдией к рассказу Иннис о ее уходе из компании сразу после того, как «Джи-Ливиа» был допущен на рынок в январе 2017 года. Выслушав свидетельницу, Мозес начинает расспрашивать ее о телефонном звонке 7 августа 2018 года – это ключевой момент ее показаний. Гособвинение снабдило присяжных шумопоглощающими наушниками, чтобы они слышали все как можно лучше. Запись прокручивается целиком. Затем Мозес поочередно запускает отдельные ее фрагменты, после чего приступает к расспросам Иннис по поводу завершающей части беседы. При этом он начинает с того, что просит ее прокомментировать свою адресованную Пафко просьбу прекратить ей звонить.
– Да, – поясняет она. – Он надоел мне своими просьбами вернуться в компанию. Причем звонил он поздно вечером, и мне казалось, что он всякий раз был не совсем трезв. Я сказала ему, что это уже становится похожим на преследование и домогательства и что мой юрист посоветовал мне записать разговоры с ним, чтобы заручиться охранным предписанием.
«Это неправда», – пишет Кирил на желтой страничке блокнота, лежащего между ним и Стерном. Согласно версии самого доктора Пафко-старшего, он звонил Иннис лишь иногда и исключительно по делу, потому что на некоторые вопросы ответить могла только она, и пару раз бывало, что ему все же приходилось обращаться к другим сотрудникам. Однако, по словам Кирила, о советах юриста записать их разговоры по телефону или об обращении в суд для получения охранного ордера речи никогда не шло – до того случая, когда он позвонил Иннис после получения новостей от Хартунг.
– Вы можете объяснить, что вы имели в виду, когда сказали: «Продай свой пакет»?
Стерн, не вставая, заявляет протест.
– Запись говорит сама за себя, – поясняет он.
Прежде чем Сонни успевает принять или отклонить протест, Мозес меняет вопрос:
– Что за звук слышен на записи сразу же после слов «продай свой пакет»?
– Я засмеялась.
– Почему вы засмеялись?
– Потому что я говорила не всерьез. И Кирил, и я – мы оба знали, что это было последнее, что он мог сделать.
– Протестую по поводу заявления о том, что именно знал Кирил, – говорит Стерн.
– Поддерживаю, – реагирует Сонни.
– Вы можете объяснить, в чем состояли инструкции по комплаенсу, которые вы получали от юристов компании «ПТ»? – спрашивает Мозес.
Иннис отвечает на вопрос в сжатом виде, суммируя то, что уже многократно изложил всем, в том числе присяжным, Морт Мински: все сотрудники и руководители компании были предупреждены о том, что они не должны продавать акции «Пафко Терапьютикс» без предварительного одобрения этого шага юристами – за исключением случаев, предусмотренных в плане 10б5-1.
– Между прочим, – продолжает допрос Мозес, – мы несколько раз слышали о том, что доктор Пафко не продавал акции, принадлежащие лично ему. Вы когда-нибудь интересовались, почему он не продал свой пакет или его часть после того, как на препарат «Джи-Ливиа» была выдана лицензия?
– После получения лицензии – нет, не интересовалась. К тому времени я уже ушла из компании.
– Прошу меня извинить. А до этого вы говорили с доктором Пафко о том, есть ли у него планы относительно продажи своего собственного пакета акций?
