Безмолвие - Джон Харт
* * *
Когда все закончилось и обе притихли, Кри положила голову матери на колени.
— Я схожу с ума.
— Нет, — прошептала Луана.
— Ты не представляешь.
— Ох, деточка… — Луана погладила дочь по волосам и виновато вздохнула. Она отправила дочь на болото не только потому, что так хотели старухи, но потому, что сама была молода, думала только о себе и увлеклась миром удовольствий, спиртного, автомобилей и красавчиков с гладкой кожей. — Нельзя мне было отдавать тебя им.
— Что со мной происходит?
— Тсс… Просто дыши.
Если б все было так легко… Кри дрожала и горела, и Луана знала, как ей плохо. В долгой схватке со сном минуты становились сражениями, а часы — войнами. А когда сон все же приходил, он редко приходил один. Старухи говорили, что сильные со временем приспосабливаются, но что Луана знала о силе? Она сама никогда не доводила начатое дело до конца и бежала от трудностей.
— Ты сильнее, чем думаешь, — сказала она, сама себе не веря. За три дня дочь потеряла в весе, глаза ее впали, джинсы едва держались на бедрах.
— Зачем ты здесь? — Кри поднялась и прошла к кровати. — Ты же никогда не приходишь ко мне.
— Я здесь потому, что мы не такие уж разные, как ты думаешь.
— Ну да.
— Хочешь поговорить о том, что происходит?
Кри горько рассмеялась, как будто всхлипнула.
— С тобой? Нет. Даже не притворяйся.
— Может быть, я помогу…
— Не поможешь.
— Кри…
— Просто оставь меня в покое.
Она опустилась на матрас, и Луана положила руку на мокрое от слез дочери колено.
— Я никогда не была хорошей матерью…
— Ты никакой матерью не была.
Луана согласно кивнула.
— Я уйду ненадолго. Ты точно не хочешь, чтобы я осталась? Мы можем поговорить. Я ведь тоже была когда-то в твоем возрасте.
— Передавай привет своим приятелям в баре.
— Милая…
— Ты же вроде куда-то собралась…
Луана молча кивнула. В коридоре она на мгновение прикоснулась ладонью к двери, потом прошла в свою комнату и оделась: отложила халат, отставила шлепанцы, поправила волосы и нашла скромное платье, подходящее к ее простеньким туфлям. Собрав в сумочку имеющиеся деньги, еще раз взглянула на бутылку, но из квартиры вышла, так и не прикоснувшись к ней. Трудно, но самым трудным было не это. Остановившись у квартиры напротив, она постучала и даже попыталась изобразить улыбку, когда дверь открыла хмурая соседка.
— Ты за кого себя выдаешь? В церковь собралась?
Луана смущенно разгладила платье. Надо же, женщина, по соседству с которой она прожила десять лет, никогда не видела ее в чем-то другом, кроме халата, короткой юбочки или треников.
— Мне нужно воспользоваться твоей машиной.
Соседка затянулась сигаретой.
— Ты же пьяна.
— Не более, чем ты.
— Может быть, но машина-то моя.
— Давай не сейчас, Тереза. Обойдемся без твоей обычной ерунды.
Тереза рассмеялась. Женщина иногда решительная и жесткая, в прочих отношениях вялая и ничем не примечательная, за исключением ясных, сияющих глаз. Время от времени они выпивали на двоих в одной или другой квартире и раз в неделю встречались в местной пивнушке за сигаретой и стаканчиком. Они были подругами в том же смысле, как могут быть подругами две сокамерницы.
— Дело важное. Мне нужна машина.
— Куда поедешь?
— На восток. На несколько часов.
— Нет.
— Это для дочери.
Тереза прищурилась, так что ее мраморные глаза почти закрылись. Машине было тридцать лет, и стекло в правом окне заменял кусок пластика. Стоила она несколько сотен баксов, но, с другой стороны, Луана была ее единственной подругой…
— Ладно. Я сама тебя отвезу.
* * *
Поездка из Шарлотт получилась долгая и гремучая. Пластик хлопал по раме и потрескивал, из дыры в полу тянулся выхлопной газ. В первый час Тереза несколько раз пыталась завязать разговор, но у Луаны не было настроения.
— Поверни здесь. Следующее шоссе на восток.
Чем дальше от города, тем меньше встречалось машин. Восемь полос сократились сначала до четырех, потом до двух, и, наконец, осталось только узкое черное шоссе, пролегавшее через сосновый лес и песчаные холмы, которое и привело их в округ Рейвен.
— И какого черта мы здесь делаем?
Тереза распечатала вторую пачку ментоловых сигарет. Слева мигал огнями город, но они проехали мимо и покатили через открытую местность с небольшими домами и высушенными солнцем полями.
— Мы с тобой давно знакомы, — сказала Луана. — Ты обо мне почти все знаешь. Про разводы. Про тюрьму. Но это другое. Об этом я говорить не могу.
— Почему?
— Потому что ты мне не поверишь.
— Ну конечно, — недоверчиво отозвалась Тереза, но Луана не стала ни извиняться, ни объяснять. Вдалеке показалась стена леса. Еще дальше за ней виднелись холмы.
— Мили через две будет перекресток. Там и останови.
Пятью минутами позже Тереза съехала на обочину перед образуемой двумя дорогами гигантской Х. Лес уходил влево. Справа широкое кукурузное поле охватило со всех сторон некрашеный домишко. Прикусив губу, Луана посмотрела сначала на одну, потом на другую дорогу. Все было по-прежнему, но сомнения оставались.
— По-моему, туда. — Она показала налево, и они еще милю проехали по лесу. — Да, теперь вон там еще раз налево. — Шоссе раздваивалось, и дальше шла уже гравийная дорога. Они проехали еще немного и остановились в низинке, перед пересекающим дорогу ручейком.
— Я его не перееду, — заявила Тереза.
За ручьем, под деревьями, виднелась старая лачуга.
— Ладно, — сказала Луана. — Тебе все равно рады не будут.
— А тебе будут?
— Не уверена. Жди здесь.
— Отличный план. — Тереза открыла бардачок и достала небольшой револьвер, лет двадцать назад оставленный на ночном столике неким мужчиной, ныне благополучно забытым.
— Если сумеешь вернуться, я буду здесь.
— Не шути так.
Она открыла протестующе скрипнувшую дверцу. Ручей оказался неглубоким, но обувь промокла, и следы тянулись за Луаной по пыли еще двадцать футов. Последний раз она была здесь шестнадцать лет назад и даже не знала, жива старуха или уже нет.
— Далековато забралась.
Голос прозвучал из тени под навесом. Луана прищурилась и увидела неясную фигуру в кресле на крыльце.
— Вердина?
— А кто спрашивает?
— Луана Фримантл.
— Ты не можешь быть Луаной Фримантл. Шестнадцать лет назад я сама сказала Луане Фримантл, что застрелю ее, если только она ступит на мою землю.
— Это было давно, и я была девчонкой.
— Ты называла меня старой каргой, нахальной всезнайкой, не имеющей никакого права смотреть свысока на тех, кто лучше.
— Я привела тебе свою дочь.
— Ты привела ее лишь потому, что не посмела посмотреть мне в глаза.
