Александр Смирнов - Раб и Царь
Ну, что тебя гложет, доченька? — спросила как-то Ольга Петровна. — Ты всё время о чём-то думаешь.
Маша, молча, вытащила из сумочки две пластмассовые полоски и отдала матери.
Что это? — не поняла мать.
Тест на беременность. Я беременна.
От Алексея?
Мама, ты, что издеваешься надо мной? Какого Алексея, его же там не было.
Ольга Петровна сочувственно покачала головой.
Значит, свадьбы не будет?
Это почему же?
Как почему? Ты же беременна, да к тому же неизвестно от кого.
Аборт сделаю. Время ещё есть. Ты только смотри Лёшке не проболтайся.
Да, что ты доченька! Как ты только подумать могла?
И отцу ничего не говори, а то он ещё ляпнет чего спьяну.
Чтобы безупречную репутацию образцовой семьи не могли пошатнуть никакие слухи, избавление от нежелательной беременности решили провести тайно. Для этого мать купила билеты на экскурсию, чтобы повысить с дочкой свой интеллектуальный уровень. Андрей Борисович естественно не мог составить им компанию, так как, вернувшись с отпуска, сразу же окунулся с головой в работу.
Теперь уже не знакомый клерк всё время крутился под ногами. Вместо него был новый заместитель, который даже приблизительно не знал, что ему надо делать. Однако, упорство, с которым новый сотрудник старался освоить свою специальность, поражало. Он вникал во все дела сразу, высказывал своё мнение, даже когда его никто не спрашивал, предлагал идеи, которые вызывали у всех улыбку. Всё это раздражало Андрея Борисовича. Ему казалось, что этот выскочка как пиявка, вытягивает все его знания и опыт, чтобы насытившись, отнять весь капитал и вышвырнуть его нищего и старого куда-нибудь в дом престарелых доживать свою уже никому не нужную жизнь.
Андрей Борисович, а помните, мы с вами относительно покупки долгов разговаривали? — жужжал, как назойливая муха, новый заместитель.
Каких ещё долгов?
Ну, как же? Вспомните, у вас дома, перед отпуском.
Да, припоминаю. Ты что-то говорил мне. Что ж из того?
Как это что? Пока вы в отпуске были, я уже всё подготовил.
Что подготовил?
Вот список предприятий, на которых кредиторы собираются подавать в суд. Одновременно эти кредиторы являются нашими дебиторами. Вы понимаете, какая эта выгода.
'Вот ведь пристал', - думал Андрей Борисович. — 'Вцепился, как бульдог — не отстанет'.
Ну и прекрасно. А от меня-то ты, что хочешь?
Как, что? Только вы можете принять решение. Я же не управляющий банком.
'Вот ты и проговорился, щенок', - продолжал думать Андрей Борисович. — 'Вот твоё истинное лицо. Управляющим хочешь стать? Посмотрим, как у тебя получится. Ты сначала попробуй стать Машкиным мужем. Ещё не знаешь, какой подарок мы тебе с отпуска привезли'.
Увидишь, глазам своим не поверишь.
Что я увижу? — не понял Лёша.
Банкир испугался, что, задумавшись, ляпнул языком лишнего.
Я имел ввиду кредиторов.
Каких кредиторов?
Ну, тех, что для нас дебиторы.
Извините, я не понял вас, — виновато улыбнулся Лёша.
А меня и не надо понимать. Это твоё дело, твоя идея, вот ты сам над ней и работай.
Значит, вы даёте мне 'добро'.
Даю, даю.
Лёша счастливый побежал в кабинет осуществлять свой проект. Андрей Борисович, напротив, пытался поскорее уйти из своего кабинета. Он торопился домой. Сегодня с экскурсии должны были приехать его дочь и жена. Ситуацию со свадьбой необходимо было разруливать. Держать у себя за пазухой ядовитую змею было крайне опасно. А то, что это была змея, он уже не сомневался. Тут медлить нельзя, важна каждая минута. Вот сидит он в своём кабинете, а может быть, в это самое время вокруг него плетётся сеть заговоров.
Если бы знал Андрей Борисович, как он близок к истине! Сеть действительно плелась, только совсем не там, где он думал.
Вернувшись, с так называемой, экскурсии, Маша упала на кровать и зарыдала.
Что ты, доченька? Всё же обошлось.
Ничего не обошлось, мама. У меня теперь никогда не будет детей.
Что!?
Мать стала белой, как лист ватмана. Руки её затряслись, а губы задрожали.
Никогда не будет детей? — переспросила она.
Так доктор сказал.
Господи! — закричала мать, заламывая руки. — Её-то за что? Ведь она ни в чём не виновата! Ты же знаешь, кто это всё устроил! Ведь ты всё видел! Зачем ты наказал невиновную? Убил бы лучше меня или изувера этого! Для чего же ребёнка надо было калечить?
Ольга Петровна на коленях подползла к комоду, где стояла иконка и со всего размаху ударилась головой об пол.
Прости её, господи! Прости и убей меня. Не могу я с этим грузом жить! Да будь я проклята во веки веков! Пошли мне смерть самую жуткую, самую лютую!
При этом Ольга Петровна вырывала клочья волос из своей головы и бросала их на пол. Эта сцена так потрясла Машу, что она совсем забыла, про своё несчастье.
Мама! Мамочка! Что с тобой? Перестань, мне страшно!
Но мама не переставала. Теперь она на коленях ползла к своей дочери и продолжала биться головой об пол. Теперь у неё, как у Бога, она просила прощения и каялась в каких-то непонятных грехах.
Маша в испуге спрыгнула с кровати и стала пятиться от матери. Однако это не помогало. Мать на коленях ползла за ней, оставляя после себя кровавые следы к которым прилипали вырванные волосы. Но бесконечно продолжаться это не могло. Маша в очередной раз попятилась и почувствовала, что уперлась в угол. Отступать больше было некуда. Мать с безумным и окровавленным лицом, с плешивой головой, подползала к ней, неся какую-то околесицу. Маша встала на цыпочки, прижалась к стене и заорала, что было духу.
А-а-а-а-а-а!
Мать в последний раз ударилась головой об пол и потеряла сознание.
Каким образом Маше удалось привести маму в чувство неизвестно. Но через час Ольга Петровна мертвецки бледная лежала в постели, а дочь сидела рядом и растирала ей похолодевшие ноги.
Значит, он это всё придумал, чтобы я за Алёшу не выходила? — задумчиво спросила дочь.
Да, а я дура ему в этом помогала.
Дело не в тебе. Ты покаялась.
Представляешь, так мне и сказал: 'миром правят деньги и гормоны'.
Да, деньги он любит, — прошипела дочь. — Ну, что ж, он лишил меня материнства, а я с его деньгами разберусь.
А я с гормонами, — прошептала мать.
Когда мы слышим расхожую фразу, что женщина слабый пол, никто не задумывается, что она не отражает действительности. Просто в достижение своей цели женщины и мужчины пользуются разным оружием. Если у мужчин это физическая сила, то у женщин это злопамятство и коварство. Какое оружие сильней, трудно сказать, но если последнее вынуто из ножен мести, тут и думать нечего — женщина всегда победит мужчину, да ещё и фору ему даст. Ну а если две женщины? Здесь надежды не остаётся совсем. Мужчина проиграет наверняка, будь он Шварцнегер, будь Брюс Ли.
Когда Андрей Борисович вернулся с работы, дома уже всё было убрано. Дочка возилась на кухне, а жена лежала в постели с повязкой не голове. На тумбочке возле больной стоял журнальный столик, на котором аккуратно были расставлены флакончики с лекарствами.
А что с мамой? — спросил отец дочку.
Ей нехорошо стало. Укачало, наверное, в автобусе.
Андрей Борисович прошёл к жене. Дочь последовала за ним.
Не буди её, — зашептала дочь. — Она только что уснула.
Маша села на диван напротив матери и жестом предложила отцу сделать тоже самое.
Врача вызывали? — зашептал отец.
Нет. Сами справились.
Отец хотел встать с дивана, и оставить больную одну, но Маша удержала его.
Папа, я тебе хочу кое-что сказать.
Пошли на кухню, там и поговорим.
Мы её не разбудим. Я шёпотом.
Ну, давай, что у тебя?
Папа, я недавно сделала аборт.
Зачем? Насколько я понял, ты замуж собираешься.
Это не от Лёши.
А от кого?
В отпуске нагуляла.
Что я тебе могу на это сказать? Мы с матерью предупреждали тебя, что добром твоя свобода не кончится. Но ты не расстраивайся. Все женщины делают аборты.
Дело в том, что у меня никогда не будет детей.
Андрей Борисович отвёл от дочери глаза и уставился в пол. Он не видел, и не замечал, что его жена вовсе не спит, а вместе с дочерью сверлит его взглядом.
Значит, свадьба отменяется? — облегчённо вздохнул отец.
Почему отменяется?
Ну, как же? Это не иголка. Алексей всё равно заинтересуется причиной бесплодия.
А ты, что собираешься рассказать ему об этом.
Нет, но, как говорится, слухами земля полнится. Представляешь, если он узнает? У тебя будут серьёзные неприятности.
А я ничего скрывать от него не буду.
Ты с ума сошла? Мужчины такого не прощают.
Если любит, простит.