Александра Маринина - Фантом памяти
И тут же предательски зашевелились сомнения: а не слишком ли близко я подошел к Анне? Ведь злому року неизвестно, с какими намерениями, с какими мыслями я сейчас обнимаю ее. Вдруг он решит, что и я должен пасть жертвой необъяснимой трагической закономерности?
Я невольно отстранился и убрал руку.
- Ну что ж, будем продолжать? - в моем голосе было, видимо, слишком много наигранной веселости, и Анна все поняла.
Она поднялась и снова взялась за кисть. Я тоже вернулся к своему валику, но теперь наш разговор потек куда живее и касался он всего подряд, на что натыкалась свободно гуляющая и ничем не ограниченная мысль. Начали мы с того, чем отличается любовь от жалости и что между ними общего, а закончили проблемой выращивания цветов и деревьев. Анна делилась собственным опытом, я же рассказывал ей о садово-парковых дизайнах в разных странах мира, в которых побывал за много лет гастрольных поездок. Когда Анна закончила красить буфет, а я - стену, мы вдвоем принялись за перила и пол на веранде, не переставая болтать.
- Спасибо вам, вы так меня выручили! Вдвоем мы управились гораздо быстрее, я как раз успею приготовить обед. Вы останетесь?
Мне показалось, что Анна говорит искренне и будет рада, если я сейчас не уйду.
- С удовольствием, - я не кривил душой. - Моя помощь вам нужна?
- Не могу злоупотреблять ею, - она с улыбкой покачала головой. Знаете что? Вы сходите пока к Марии, отдохните, она будет рада вас видеть. А когда обед будет готов, я вас позову. Вообще-то...
Анна посмотрела на часы и задумалась.
- Ленч мы уже пропустили, а до обеда я, пожалуй, не дотяну, очень уж голодна. А вы как?
- Умираю от голода, - весело признался я. - Какие будут предложения?
- Тогда идите за Марией, пусть берет с собой все, что у нее есть уже готового, и приходит сюда. А я сейчас быстренько посмотрю, что можно разогреть или подать холодным.
Меня поразило, с какой уверенностью Анна отдавала свои указания. Она, похоже, ни минуты не сомневалась в том, что Мария примет приглашение и придет. Меня же начали одолевать сомнения: а вдруг Мария только что закончила ленч и не голодна? А вдруг у нее в разгаре процесс приготовления блюд к вечернему обеду с гостями? А вдруг у нее просто нет настроения идти в гости к соседке? И я буду выглядеть совершенно по-дурацки.
Но мои опасения оказались зряшными. Старуха, выряженная в розовое кружевное длинное платье, перехваченное красным пояском, тут же подхватилась, побежала на кухню и принялась составлять на огромный поднос тарелки с нарезанными кусками холодного мяса и какими-то салатами.
- Как кстати, - приговаривала она, открывая дверцы шкафчиков и складывая в отдельный пакет сдобные булочки, печенье и куски вчерашнего пирога, которым потчевала меня накануне, - Эсперу я покормила, а сама увлеклась фильмом по телевизору и решила подождать, пока он закончится. А фильм оказался длинным, две серии, но таким интересным, таким захватывающим, что я оторваться не могла. И кушать хочу, и фильм смотреть хочу, сижу и разрываюсь между своими желаниями. И только он закончился - тут и вы пришли! Надо мне купить новый телевизор и поставить его на кухне.
На половине Анны мы вынесли стол и стулья прямо в сад ввиду временной невозможности сидеть на веранде. Пикник удался на славу! Обе женщины - старая и молодая - вместе составили чудесную пару собеседников, дополняя и оттеняя друг друга. Не помню, когда я в последний раз столько смеялся.
И незамысловатая, наскоро разогретая вчерашняя еда казалась мне необыкновенно вкусной и не идущей ни в какое сравнение с блюдами в самых изысканных ресторанах. И воздух был таким свежим и ароматным, каким, казалось, не был ни накануне, ни когда-либо раньше. И выращенные Анной цветы были самыми красивыми и яркими на свете. И две женщины, сидящие со мной за одним столом, были для меня в тот момент самыми любимыми, самыми умными и самыми красивыми. Самыми дорогими существами на земле. Кажется, я впал в эйфорию.
В какой-то момент я понял, что пора прощаться. Нет, мои дамы не поскучнели, не начали поглядывать на часы, не заговорили о делах. Просто я вдруг понял, что пора. Что, если я пробуду здесь еще полчаса, все очарование разрушится и потускнеет. Откуда пришло это чувство - не знаю, но оно было ощутимым и настойчивым.
Я поднялся.
- Спасибо, милые дамы, за прекрасно проведенное время.
- И вам спасибо, - почти хором откликнулись они и рассмеялись.
Не понимая, что со мной происходит, я внезапно наклонился и по очереди расцеловал обеих в щеки, Марию - в теплые, мягкие и морщинистые, Анну в упругие и прохладные.
Я удалялся прочь от знакомой калитки, не оглядываясь, но точно зная, что они смотрят мне вслед.
* * *Работа немного отвлекла меня, но, закончив эпизод, я снова окунулся в холодную прорубь непонимания. Что мне делать? Как жить со всем тем, что обрушилось на меня?
Получалось, что доверять я могу только двум людям из всех, кто меня окружает. Но к одному из них я не обращусь за помощью, даже если мне будет угрожать смерть. Остается всего один человек. Всего один... Если бы все, что происходило со мной, происходило в книге, я бы, конечно же, заставил героя развернуть машину, не доезжая до дачи, и мчаться в город, к тому самому единственному человеку, которому пока еще можно доверять. Но то в книге, где герой - человек действия, активный, энергичный и во всех смыслах положительный, а то в жизни, где действую всего лишь я, пассивный, замкнутый, не терпящий никаких разбирательств и выяснения отношений. Сладкая Карамелька, Золотой Червонец, который хочет всем нравиться и не выносит плохого к себе отношения. Вот и допрыгался, Червонец, донравился, допрятался. То, что со мной произошло, произошло только потому, что я пытался быть Карамелькой и боялся быть тем, что я есть на самом деле.
Каким же наивным идиотом я был, когда отмечал на протяжении всего лета происходящие во мне перемены, радовался им и втайне надеялся на то, что смогу начать новую жизнь! Я припомнил себя, летящего во Франкфурт и самонадеянно твердящего в уме: "У меня достаточно сил, чтобы решать любые проблемы и преодолевать любые трудности. Я со всем справлюсь". У автомобилистов есть такое понятие: "ложный кураж первого года вождения". Когда человеку начинает казаться, что он уже может все и сам черт ему не страшен, он теряет осторожность и поддается соблазну наглого лихачества, хотя на самом деле он всего-то и умеет, что трогаться с места, переключать скорости и тормозить. То же самое произошло и со мной. Я решил, что если смог преодолеть неприязнь к физическим нагрузкам, похудел, стал капельку сильнее и научился более или менее сносно наносить пару-тройку самых незамысловатых ударов, то я теперь другой. Я больше не боюсь конфликтов, я смело лезу в авантюры, и вообще, жизнь моя теперь пойдет иначе. Вернее, я смогу повернуть ее в любую сторону, стоит мне того захотеть.
Но сегодня я осознал, что в сорок шесть лет нельзя начать жить так, как будто всей предыдущей жизни не было. Она была. И была именно такой, какой я ее сделал, сложил, исходя из собственного характера. Я вскопал землю, посадил растения и вырастил сад, и другим этот сад уже не станет. Его даже вырубить нельзя. Мне придется доживать свой век именно в этом саду и ни в каком другом, а если он мне вдруг перестал нравиться - что ж, это моя беда, нужно было думать раньше и сажать другие цветы. И никакие изменения в моей физической форме, никакой ложный кураж новичка-физкультурника этот сад не переделают и не заставят цветы пахнуть по-другому. Около одиннадцати вечера позвонила Муся.
- С тобой все в порядке? - обеспокоенно спросила она.
- Да, - вяло откликнулся я. Сил на разговоры не было, да и желания говорить - тоже.
- Почему ты не позвонил? Мы же договорились, что ты будешь звонить мне два раза в день, утром и вечером.
- Заработался. Только что закончил эпизод. Сейчас чаю попью и лягу спать.
- Ладно, - в голосе Муси явственно послышалось облегчение, завтра не забудь перезвонить мне, хорошо? Если ты не будешь звонить, мне придется приехать, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.
- Я буду звонить, не волнуйся. И приезжать не надо, есть же телефон. По мобильнику я всегда доступен.
- Не вздумай и его тоже отключить, - пригрозила Самка Гепарда на прощание.
Ночью мне не удалось проспать и десяти минут. Мысли беспорядочно роились в голове, предпринимая отчаянные попытки выстроиться в какую-нибудь более или менее устойчивую конструкцию. Конструкции не получалось, вернее, она получалась хромой и кособокой, то без окон, то без крыши, то без дверей. Да, к системному анализу мои мозги не очень-то приспособлены, наверное, именно поэтому я и не пишу детективы. Я то ложился в постель, то вставал и бродил по дому, впервые за все годы показавшемуся мне огромным и страшным, пил чай, пиво, кофе, жевал безвкусные бутерброды и ждал утра.
