Голова на серебряном блюде - Содзи Симада
– Как самочувствие? – спросил Тофлер. В ответ Леона приподняла компресс таким жестом, словно это была шляпа.
– Я уже в порядке, Эрвин.
– Есть температура?
– Нет, спала.
– А ты что думаешь, Кэрол?
– К вечеру будет на ногах. Но лучше еще немножко полежать.
– Ясно. Как настроение?
– Не могу сказать, что на высоте, но в целом ничего.
– Сможешь вечером подняться?
– Да я и сейчас могу.
– Рад это слышать.
– Эрвин, только не говори, что приостанавливаешь съемки «Саломеи».
– Об этом не может быть и речи! – решительно сказал Тофлер. – В фильм уже вложено четыре миллиона. Если мы сейчас свернем съемки, не сносить мне головы. Хоть в лепешку расшибусь, но мы доведем дело до конца.
– Тогда позволь, и я поучаствую в подборе нового Иоанна.
В ответ все как-то неловко усмехнулись. Леона, в отличие от них, размышляла далеко наперед. Она оказалась прагматичнее их, и нервы у нее были покрепче.
– По рукам. Быстрее приходи в себя. Мы сейчас будем обедать; попросить вам две порции?
– Да, пожалуйста, – сказала Кэрол. Леона тоже кивнула и положила компресс обратно на лоб.
– Отлично. К разговору о новом актере вернемся позже.
Закончив собрание, Тофлер и остальные вышли в коридор.
– А, вот еще что, – обернулся он к актрисам, стоя в дверном проеме. – Минувшим вечером кто-нибудь закрывал на засов двери, ведущие в красный коридор?
– Нет. – Они одновременно покачали головами.
– Ясно, – ответил Тофлер и медленно затворил дверь.
Глава 8
Сидя между колоннами каменного здания, которое они окрестили между собой Парфеноном, Тофлер отправлял в рот итальянский салат. Повар сообщил, что свежие овощи они смогут есть в лучшем случае еще два дня.
– Леона права – нам нужно найти замену Иоанну, – заговорил режиссер. – По возможности он должен быть похож на Мирандо лицом и телосложением. К счастью, мы снимаем лишь его голову и у нас нет сцен, где Иоанн появляется на террасе в одном кадре с Саломеей, Иродом и Иродиадой. Через четыре дня прибудут танцоры, участвующие в групповом номере, и до этого нам нужно снять все сцены на террасе.
– То есть ты не собираешься докладывать в полицию о произошедшем? – спросил Оливер, не веря собственным ушам.
– Пока что я не принял решение. Сейчас как раз думаю над этим.
– А как мы поступим с головой Мирандо? – сказал Уокиншоу.
– Положите ее в какую-нибудь коробку и поставьте в холодильник в трейлере.
– Не будем искать тело?
– Ну конечно будем.
– И кто же этим займется? Ты, я? Все ведь заняты, – не унимался Уокиншоу.
– Есть у меня кое-какие мысли… Дайте мне немного времени.
– И какие же? – спросил Оливер.
– Оливер, Ричард, есть у меня к вам один вопрос. И прошу отвечать без промедлений.
– Что за вопрос?
– Почему вы заладили, как попугаи, – полиция, полиция?
– Это все равно что фильм: чтобы приступить к съемкам, нужно позвать режиссера и актеров. Убит человек – значит, время полицейским выйти на сцену, – сказал Уокиншоу.
– И в какую же полицию нам обращаться? Израильскую? Мы съемочная команда из Америки.
– По-твоему, мы должны звонить в полицию Беверли-Хиллз?
– Это было бы просто отлично.
– Но это невозможно. И именно поэтому я предлагаю уладить все в срок с помощью израильской.
– Оливер, мы ведь пытаемся снять «Саломею», верно?
– Ну да… – сказал художник-постановщик. Судя по его лицу, все это уже начало ему порядком надоедать. Он знал: когда Тофлер говорит подобное, за этим обязательно следует его любимое притягивание аргументов за уши.
– Предположим, что Леона заболела. Получилось бы у нас снять музыкальный фильм со случайной девушкой, с грехом пополам умеющей танцевать? А если б заболел я, можно было бы заменить меня нашим поваром?
– Эрвин, это софистика. Сколько б ты ни сидел под крышей античного здания, Цицерона из тебя не выйдет.
– Но вся соль в том, что нам нужно довести фильм до конца. Я не прав?
– Прав.
– Я бы ни на что не жаловался, если б повар говорил «Мотор!», и в результате вышел шедевр.
– Справедливо.
– То же самое и с полицией. Вы ведь хотите вызвать их, потому что они вроде как лучше умеют находить преступников?
– Ну да, но…
– Значит, проблемы не будет, если преступника найду я?
Оливер прыснул со смеху.
– Ты? Хочешь сказать, что собрался вычислять преступника параллельно со съемками?
– А что, нельзя?
В этот раз Оливер разразился хохотом.
– Да ты у нас супермен! А ты не думал, что полицейские не только ловят преступников, но и еще кое-что делают?
– Например?
– Ведут протоколы допросов, делают записи…
– Это в Америке, а не здесь… Ну всё, завязываем с этим разговором. Есть у меня к вам один вопрос. Двигайтесь ближе. – Понизив голос, Тофлер подался вперед. Оливер и Уокиншоу тоже наклонились поближе. – Вопрос предельно простой. Но вот ответить на него не так-то просто. И все же: кто, по-вашему, убил Джерома?
Оливер и Уокиншоу тут же откинулись обратно и развели руками.
– Это и есть твой метод, Эрвин? И когда же, интересно, ты назовешь нам имя преступника? – сказал Оливер.
– Зачем вообще нужна полиция, если дилетанты могут вычислить преступника, шепчась за обедом?
– Послушайте, вы двое, – сказал знаменитый голливудский режиссер, ничуть не смутившись. – В радиусе нескольких десятков миль от этого места нет населенных пунктов. К тому же перед нами Мертвое море, а за нашими спинами голые горы. И вот в такой местности убивают человека. А это значит, что полиция точно рассудит, что убийца скрывается посреди подозрительной группы испорченных американских киношников.
Двое коллег Тофлера долго молчали.
– Как бы то ни было, на сегодня с работой покончено. К счастью, здесь можно не беспокоиться о дожде, так что продолжим завтра. Сегодня перед сном закроем все двери на засов.
– Неужели мы опять будем спать в этом чертовом доме?
– Оливер, я ведь, кажется, сказал, что если в комнате Мирандо не окажется ничего необычного, то сегодня мы снова ночуем в мечети?
– Ну да…
– Эрвин, ты ведешь себя высокомерно. Столько людей лишились жизней, но мы как ни в чем не бывало продолжаем съемки, не вызываем полицию и теперь еще не можем выходить из этого странного дома… Голливуд возомнил, что мир вращается вокруг него. Только вот я, как и герои «Саломеи», боюсь гнева свыше, – сказал Уокиншоу.
– Боишься, что в тот клинок наверху может ударить молния? Но если такая погода будет держаться и дальше, то бог вряд ли накажет нас, – заносчиво ответил режиссер.
Глава 9
На следующий день съемочная группа собралась в Парфеноне в восемь утра. Леона была в бодром расположении духа – по крайней мере, внешне. Вновь стояла до отвращения великолепная погода, на небе не было ни облачка.
– Доброе утро! – приветствовал ее Тофлер.
– Доброе утро, Эрвин, – ответила Леона, попивая чай с молоком. – Отличная погода для съемок.
В выражении ее лица уже не ощущалось ничего странного. Это была обычная Леона, готовая к работе в любой момент.
Тофлер направился к столику, за которым завтракали Оливер Баррет и Ричард Уокиншоу. К этому моменту у них уже сложилась схема рассадки: помощники садились с помощниками, актриса – с актрисой, а художник по прическам – с гримером.
Актеры, смена которых шла сразу же после завтрака, еще не были загримированы, но уже облачились в костюмы. Такая ситуация была в порядке вещей для съемочных павильонов, но не для съемок на открытом воздухе. Хорошо, что о зеваках в таком месте можно было не беспокоиться.
Как и сказал Тофлер, их группа была на редкость маленькой для высокобюджетного фильма: они отправились в страну с неспокойной обстановкой, где к тому же не так-то просто организовать работу. Еще и съемочная локация была черт знает где… Никто из актеров не взял с собой помощников. При этом на первом этаже Парфенона они сидели очень тесно. С ходу было непросто понять, кто где находится. Даже если б кто-то из актеров и пропал, то его отсутствие не заметили бы, разве что это была бы актриса первого плана. Именно такая история и вышла вчера с Мирандо.
– Вам не показалось, что ночью было землетрясение? – спросил Тофлер, усевшись за стол.
– Не знаю. Лично я крепко спал, – сказал Оливер, отправляя в рот кусок хлеба.
– Пугаешь людей гневом небес, а сам громко храпишь
