Кофе и полынь - Софья Валерьевна Ролдугина
…вижу её совершенно ясно.
Финолу Дилейни… нет, Фэй О’Ши, дочь народа холмов, потерянную и вернувшуюся.
— Ты здесь, — улыбается она, и улыбка её пленительна, как никогда. — Та, что сдержала обещание. Та, что разорвала цепи рабства и вернула меня — мне.
— Это я, — отвечаю спокойно, останавливаясь в шаге от неё, и всё же не ступая на холм; тот, кто ступит на эту землю, с трудом сможет возвратиться назад, тот, кто выпьет здешней воды, и вовсе не вернётся. — И теперь мне нужна помощь… чтобы победить того, кто посмел когда-то стать твоим хозяином.
Она пристально смотрит на меня — а потом проводит руками по своему платью, и оно обращается в охотничий костюм.
— Да будет так. Дело чести — вернуть долг… И, кроме того, нет ничего лучше, чем загнать в угол и уничтожить заносчивого мужчину, верно? — и она улыбается, обнажая слишком острые зубы для человека.
Ей идёт быть чудовищем; отчего-то её вид доставляет мне радость.
— Сразу после заката, — говорю я и отправляюсь дальше.
Здесь тоже холмы, но другие; они не похожи на ловушку, и здесь царит не вечное колдовское лето, а обыкновенная осень.
Где-то играют рожки.
Бежит река.
А над рекой — величественный замок Дэлингридж. Массивные башни, увенчанные тяжёлыми зубцами; стены из позеленевшего гранита, похожего на рыбью чешую; глухое «забрало» кованой решетки на воротах…
Та, кого я ищу, сидит наверху стены, свесив ноги в пустоту, и выглядит она как молодая женщина в старинной одежде. Кажется, такое носили лет двести назад, а может, и все триста.
— Услуга за услугу, — говорю я, появляясь рядом с ней. Женщина не оборачивается ко мне, но кивает. — Я спасла жизнь герцогине Дагвортской; защитила твой род. Время отдать долг.
Мы обе знаем, что Абигейл я помогла, потому что люблю её — она моя драгоценная подруга… И всё же незнакомка в старомодной одежде склоняет голову:
— Услуга за услугу. Я помогу тебе.
…когда она поднимается на ноги, то облачена уже не в парчовое платье с узким корсетом, а в доспех.
Всё-таки Дагворты — рыцарский род, а не праздные вельможи, и так было всегда.
Путь ведёт дальше.
Он опасен и тёмен; есть развилки, на которых всякая дорога — ложная, и нужно вернуться назад. Однажды я чуть не попадаюсь: уже почти шагаю под осыпающуюся арку, когда вдруг одна из гаргулий оборачивается и качает головой.
У неё лицо Абени и жёлтые тоскливые глаза.
Благодарно киваю — и бегу прочь; к счастью, до цели уже недалеко.
Мэтью Рэндалл и впрямь на меня похож — за тем исключением, что лучше всего ему работается ночью, а сейчас, когда солнце клонится к закату, он едва-едва продирает наконец глаза. Увы, мир не может подстроиться под его нужды; ещё с утра пришлось пролистать целую гору документов, выискивая совпадения и пересечения в записях допросов, и сопоставить их с картой, и…
Почуяв чужое присутствие, Мэтью Рэндалл испуганно опускает уши — и поджимает хвост.
— А, — расслабляется он, узнав меня. — Это ты.
— Я, — соглашаюсь. — Нынче ночью будет охота. Пойдёшь со мной?
— А на кого охотимся?
Хвост качается в одну сторону, затем в другую; задумчиво, с азартом.
— На злого колдуна, — честно отвечаю я. — Мне нужна помощь.
— А взамен? — лукаво спрашивает он.
— А взамен, — отвечаю я ему в тон, — мы никому не расскажем про это.
И я прикладываю себе ладони к голове, изображая лисьи уши.
Он смеётся заливисто; шутка ему понравилась. Мэтью Рэндалл вообще любит шутки и игры…
Я знаю, что он придёт.
А время бежит куда быстрее, чем кажется. Вот солнце уже склонилось к горизонту, и оно уже не цвета кипящего металла, а цвета пылающих углей; вот удлинились тени. Но то в настоящем мире, а здесь… а здесь по-прежнему лишь клубящийся туман повсюду, сторожевые ниточки-паутинки, натянутые поперёк тайных троп, крысиные черепа под ногами — наступишь и очутишься в ловушке.
Я осторожна; нельзя спешить, даже если очень хочется.
Эллис и Мэдди — где-то там, в Бромли-который-наяву, в сумрачных переулках Смоки Халлоу. У них опасный путь, пожалуй, даже опаснее чем мой… Вглядываюсь в них так долго, что в какой-то момент мерещится рядом с ними призрачный силуэт девчонки, одетой как уличный мальчишка — драная рубаха, штаны на подтяжках, великоватое кепи. Девчонка кажется смутно знакомой, и, когда я присматриваюсь к ней, она вдруг оборачивается и прикладывает палец к губам.
Похоже, что у Эллиса есть своя надёжная защитница — у него и у Мэдди.
Мой же путь уводит дальше. Туда, где в отдалённой части города за высокой оградой скрывается… нет, не особняк даже, а, скорей, городское поместье. Старый, почернелый сад, где царит уже не осень, а словно бы ранняя бесснежная зима; огромный мрачный дом в глубине. Он весь пропитан ароматом бхаратских благовоний: сандал, жасмин, сухие травы, что-то смутно знакомое, смолистое. Ловушек Валха здесь нет; наверное, благовонный дым ему неприятен… А мне нравится — всегда нравился, с детства.
Дальше, быстрей — сквозь анфилады тёмных комнат, по извилистым галереям, похожим на лабиринт.
Рэйвен, маркиз Рокпорт, конечно, работает.
Он в кабинете. Окно выходит на сад, на переплетение чёрных ветвей. На столе горы бумаг; в одной из стопок замечаю те самые «книги», которые искал Ллойд… Маркиз перечитывает письмо — наверное, в последний раз перед тем как отправить. Уже готовы сургуч и печать. Когда я появляюсь, он вскидывает голову, точно услышав шум, оглядывает кабинет — сперва в очках с зелёными стёклами, затем поверх оправы, но меня не видит.
— Рада встрече — всегда, — улыбаюсь. — Но сейчас я пришла не к тебе.
…вокруг него, как обычно, тени; их очень много.
Даже странно, что раньше я этого не замечала; возможно, что просто и не хотела. Но теперь они нужны мне, его незримые спутники, те, кто следует за ним по пятам, потому что он может их увидеть… может выслушать даже, наверное.
Начинаю вглядываться — и тени обретают лица.
Женщина в коричневом капоре; старик, похожий на бродягу-оборванца; скучный молодой человек, светловолосый, с совершенно незапоминающимися чертами… Их много, этих теней. У меня есть план. Никогда не делала ничего подобного, но теперь всё кажется довольно очевидным. Так чувствуешь издали жар и понимаешь, что раскалённая плита обжигает; так ищешь укрытия, когда попадаешь под дождь.
— Вижу вас очень ясно, — говорю вслух,
