Леонид Словин - Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда)
Впрочем, подумал он, Виктор и Анастасия лучше знают, что делают…
Одно было ясно: на новых своих друзей он мог положиться, закрыв глаза и уши. Они не оставят…
«Если успеют…»
Он вдруг замер. Где — то за стенами его темницы грохнул выстрел. Потом он услышал громкий взрыв, словно кто — то привел в действие взрывное устройство. Через несколько минут внезапно послышались шаги. Сначала они доносились сверху. Потом сбоку. Теперь — приближались…
Сердце у него оглушительно заколотилось. Ему казалось, пульс забивает другие звуки. Но он ошибался: шаги над головой действительно стали тише.
Люди наверху удалялись…
Чернышев подтолкнул старшего наряда к выходу.
— Иди со мной…
Во дворе было тихо. Вдвоем они прошли к «амбулансу». Перед тем, как втолкнуть старшого в кузов, Чернышев отобрал у него сотовый телефон.
— Звонить все равно некуда. Отдохни… А ты со мной! — бросил он другому охраннику.
Вообще-то ему нужен был водила.
Но между ним и Михалычем существовал уговор, по которому тот обязывался им помочь, а они — сохранить в тайне имя своего помощника. Он был человеком слова и если давал его, — держал, чего бы ему не стоило. На этом стержне и держался весь его характер.
Поэтому Чернышев и поменял сначала старшего смены на охранника того, что вырубила Анастасия.
Во дворе было снова тихо. Чернышев сунул охранника в угловой, без окон кабинет, где все это время находились два его коллеги. Когда Чернышев вошел, пленные о чем-то тихо шептались, сидя на полу. его на пороге, сразу же насторожились.
— К вам пополнение…. - с шумом захлопнул он дверь.
Теперь ему предстояла еще ходка.
Он кинул взгляд на часы. До смены дежурного наряда Медицинского центра времени оставалось совсем мало.
Через минуту он снова был во дворе. На этот раз один, без охранников. Вокруг царила удивительная тишина. Ему вдруг показалось, что за ним кто то следит в прорезь прицела. Чертовщина какая — то.
Надо было спешить. Он в несколько прыжков подскочил к «амбулансу». Двое в кузове встретили его опасливо. Смысл происходящего был ясен только водиле.
— Со мной! — Чернышев нетерпеливо ткнул в него пальцему.
Михалыч — человек сообразительный, не касаясь скованными сзади руками дверцы, спрыгнул на снег. Оглянулся на старшего в кузове, попросил:
— Если что — получку мою тогда жене…
Дешевый спектакль. Чернышев поморщился и толкнул его в бок:
— Ладно, не на расстрел веду…
Когда подошли к складу и старшой в «амбулансе» не мог уже слышать их, коротко перекинулись:
— Ход в подвал?
— Из кассы. Через шкаф. Там выход на лестницу вниз…
Чернышев зло чертыхнулся.
Нав этот раз Чернышев остался в коридоре. Ключи снова взяла Анастасия.
— Давай, только быстро. У нас двадцать минут…
Задняя стенка шкафа — подвижна железная дверь с двумя замками. Анастасия пробует сначала один ключ, потом другой. От ее вторжения колышатся висящие здесь белые халаты, на полке внизу — несколько самопальных рюкзаков с иностранными ярлыками.
Мягкий поворот металлической, как в бомбоубежище, ручки. Выключатель она не нашла и в тусклом свете лампочки в подвале сразу увидела кровать, а на ней — недвижиную, перетянутую бинтами фигуру…
— Алекс… — жалобно вскрикнула она.
Ни звука, ни движения…
— Алекс! Крончер!..
Вспыхнул свет. Это Чернышев нашел наверху в кассе выключатель.
— Анастасия, да что там? Быстрее!
— Алекс! — услышал он почти плачущий голос.
Узкой винтовой лесенкой он, буквально, слетел в подвал. Крончер лежал привязанный к кроватью смирительной рубашкой. Всхлипывая, Анастасия осторожно сдирала у него с губ клейкую ленту.
— Алекс! — прижалась она своими губами к его губам.
Виктор перочинным ножом, срезал узлы, которыми Крончер был привязан к кровати. В углу, на стуле, нашлась его одежда.
Не обращая на Чернышева внимания, Анастасия уткнулась головой в шею Алекса и горько — как маленькая и беспомощная девочка расплакалась.
Алекс все еще не мог пошевелить губами.
Виктор поднялся из подвала. Он тоже обратил внимание на рюкзаки. На всякий случай достал верхний, сунул под радиатор центрального отопления, позади стола.
Оглянувшись, увидел стоящих за его спиной Алекса и Анастасию.
— Живой, Алекс?
Крончер только кивнул. Не задерживаясь, быстро пошли к угловому кабинету, где сидели взаперти охранники.
— Выходите… Все в машину…
Повторять дважды не пришлось. Все четверо гуськом направились к «амбулансу». Первым шел Михалыч.
— Занимай места. За воротами мы всех отпустим, — объявил Чернышев командирским тоном. — Вышло недоразумение. Мы — ведь сотрудники милиции. Оружие, рации и телефон будут возвращены… — И добавил уже мягче: — Мы не собираемся давать делу ход. А дальше — смотрите сами. Я думаю, ваш Рындин преступник. Из — за него рано или поздно вас всех пересажают…
За руль снова сел водила.
— Смотри, без глупостей! — Чернышев демонстративно пригрозил пистолетом.
— Вы не сомневайтесь, — заступился за водилу старшой. — Михалыч, если сказал, сделает.
Ему не терпелось оказаться на свободе.
В молчании они подкатили к КПП. Но оттуда никто не выглянул. Старшой открыл ворота на расстоянии — пультом дистанционного управления.
Водила проехал еще метров сто. Охранники занервничали.
Чернышев все не давал команды тормозить.
— Вон он… — Анастасия первая увидела скромный «жигуль» у обочины. Приятель Виктора, пару часов назад участвовавший в задержании «амбуланс» с Михалычем и санитаром, ждал их на дороге.
— Остановишься рядом… — Приказал Чернышев.
Пока гнали в гостиницу, коллега за баранкой, скупо и не вдаваясь в подробности, сообщил, что санитар «амбуланса» начал колоться:
— Вспомнил, что на днях привозил в Центр пьяненького мужичка из Бирюлева-Западного. Помните: бомжа, которого увезли из телефонной будки!
Чернышев тотчас откликнулся:
— Ну! Его потом дружок искал!.. А зачем привозил?
— Говорит, что хотел помочь. Морозная ночь и прочее. Но по дороге тому стало вдруг плохо и они его подвезли к какой- то больнице и там оставили…
— Теперь он поплывет.
— Я тоже думаю. Пока же клянется, что это один единственный случай, а о судьбе бомжа ничего не знает…
— Известное дело!
— Лиха беда — начало, — заметил приятель обнадеживающе. — По своей сути- то он — больше хулиган…
— Тогда ясно.
Менты знали эту публику. Чем круче снаружи, тем мягче внутри: как арбуз! Пока не взрежешь — бомба, а как до мякоти добрался — течет…
— Короче, Чернышев, ты понял, к чему я веду.
Он подмигнул так, чтобы сзади это увидели в видовое зеркало Анастасия и Алекс.
— Можешь не объяснять. Я-то сразу догадался: бутылка!
Чернышев потянулся к сотовому телефону:
— Тихо всем! Выхожу на связь с начальством!
Разговор с непосредственным начальником получился коротким, но продуктивным.
И Анастасия, и опер — друг Виктора, и Алекс внимательно прислушивались.
Крончер с удивлением открыл для себя — Чернышев докладывает так, будто не сам видел рындинскую «фабрику смерти», а лишь узнал о ней из некоего источника.
Больше того, начальство, показалось ему, это вполне устраивает. Оно и не стремится получить более исчерпывающую информацию.
Ни слова не было сказано о том, что они проникли в Медицинский Центр и освободили его, Алекса, черт возьми!
Между тем все в машине, кроме Крончера, понимали, что происходит.
До принятия новых законов, регламетирующих борьбу с мафией все их сегодняшние действия были абсолютно незаконными.
И задержание экипажа «амбуланса», и допрос с угрозами, учиненный Михалычу в лесу, у скоростняка, и самочинный обыск Медицинского центра Рындина, и, конечно же, нанесение телесных повреждений охранникам…
Их могли запросто отправить за решетку.
В таких случаях прокуроры дают санкции на арест ментов с особой легкостью. Не спас бы их и успех операции — поскольку состав должностного преступления был на лицо.
И, вообще, кто сказал, что победителям ничего не светит?
Светит. И чаще всего суд. Победителей судят порой еще строже, чем побежденных: они ведь куда более опасны…
Правда, вот незадача: что стало бы с Крончером, если бы они не ворвались на территорию Центра вместе с запуганным насмерть водителем и не разоружили охрану, а, вместо этого, пошли бы по начальству?! И какие доказательства они могли бы представить? Инстинкт? Подозрения? Интуицию?
И есть ли гарантия, что у главы «Милосердие, 97» не было в прокуратуре своего человека, который бы его немедленно предупредил об опасности?
Начальство на другом конце провода не меньше своих подчиненных было заинтересовано в успехе. Оно само все прекрасно понимало, и вынуждено было играть в ту же игру.
