Женщина в библиотеке - Сулари Джентилл

В зависимости от времени года твоя четверка может встречаться у фонтана на площади или в отеле «Фейрмонт», но обеды там очень дорогие.

Мне любопытно, как ты будешь двигать историю. Пока у персонажей нет особых причин заниматься расследованием. Когда я прочитал, что Кэролайн Полфри работала в газете, я на секунду подумал, что Каин мог ее знать или, может быть, она брала у него интервью, но ты, кажется, решила не двигаться в этом направлении. Или все же решила? Извини, не хотел сомневаться в твоей истории. Прими это за комплимент: я уже вовлечен в повествование.

Нет ли новостей о том, приедешь ли ты в США? Мне очень приятно и даже весело быть твоим человеком в Бостоне, но встретиться с известным автором лицом к лицу невероятно поможет моей репутации!

Теперь к моим новостям: оказывается, моя старая университетская подруга играет в теннис с Александрой Гейнсборо, литературным агентом. Диана пригласила нас обоих на ужин. Возможно, я смогу убедить мисс Гейнсборо взглянуть на свой опус. Признаюсь, я немного нервничаю. Вполне вероятно, что бедной девушке до смерти надоели отчаявшиеся писатели, которые кидаются на нее во время еды. Как можно провернуть подобное и не потерять лицо, особенно когда я готов на коленях умолять ее дать шанс моему роману? Не беспокойся, я не стану падать на колени… если не придется. Иными словами, скрести за меня пальцы.

С осторожным оптимизмом

Лео

Глава четвертая

Мы с музой сидели в квартире три дня. Единственным человеком, с которым я виделась за это время, был Лео, да и то недолго — его отпугнул мой рассеянный взгляд.

— Пишешь? — Он оглядывает меня с ног до головы. Похоже, по мне заметно.

— Да. Зайдешь на чашечку чего-нибудь?

— Ты спрашиваешь просто из вежливости?

— Да, — признаюсь я.

Он улыбается:

— Тогда давай отложим.

Чувствую, как расслабляется лицо.

— Спасибо, Лео. Прости, уже второй раз я так…

— Не переживай ты, Фредди. — Он снимает очки и щурится куда-то в сторону квартиры. — На твоем месте я бы даже дверь не открыл. Надеюсь, муза не сбежала.

— Я сломала ей ноги… Не уйдет.

Он замирает, слегка испуганный.

Я широко улыбаюсь:

— Шучу, шучу. Я соблазнила ее шоколадным печеньем.

Лео качает головой:

— У вас, австралийцев, есть темная сторона.

— Чушь какая. Мы дружелюбные алкоголики, любим сквернословить и есть шашлык.

Он уходит:

— Удачи твоей музе!

Этот разговор произошел два дня назад. Моя книга пишется споро, идеи, словно волны, ударяются о страницы быстрее, чем я могу печатать. У Красавчика, Героического Подбородка и Девушки с Фрейдом все еще нет настоящих имен, но мне все равно. Возможно, потому, что я пока не готова отделить их от реальных прототипов, остановить поток открытий, воодушевление от новой дружбы, которая формирует саму историю. Повествование странное — такого я раньше не писала. Библиотека обретает сознание, она наблюдает, выжидает, угрожает. Крик становится мотивом, эхом молчаливого зова каждого из персонажей: о родстве и дружбе, о помощи.

Девушка с Фрейдом — душа истории, она не прячет свое сердце, как не прячет свои татуировки. Честная, яркая, романтичная, она верит в справедливость и верность, в ее глазах мелькает детская невинность. Но есть в ней что-то, что нарочно отпугивает людей, скрывает естественную теплоту за уличной свирепостью. Какое-то время я раздумываю, что же заставляет ее бояться незнакомцев: тяжелое детство, отсутствие стабильности, некая трагедия? Может, это просто дело вкуса. Мне кажется, что татуировки и пирсинг Мэриголд просто нравятся, но Девушка с Фрейдом должна быть сложнее.

Героический Подбородок почти по-австралийски спокоен, его неповиновение пассивно, но эффективно. Молодой парень, который пытается доказать, что недостоин амбиций родителей. Возможно, его влюбленность в Девушку с Фрейдом зародилась похожим образом — из желания разрушать чужие ожидания.

По какой-то причине, несмотря на то что Девушка с Фрейдом стоит в центре истории, героем я делаю Красавчика. Я прекрасно осознаю, что описываю его с трепетом, идеализируя. Смеюсь над собой, но что-то меня к нему непреодолимо влечет.

Я ловлю себя на мыслях о тех неделях, что Каин провел на улицах, задаюсь вопросом: есть ли нечто большее в его побеге, нежели подростковый бунт. Каин не кажется человеком, который принимает важные решения не подумав, но, конечно, я знаю его всего пару дней, и он мог измениться, вырасти.

Листаю страницы, которые написала за эти дни. Рукопись слегка беспорядочна — боюсь, автобус несется слишком быстро, теряет управление. На мгновение проскальзывает грусть об отсутствии персонажа, который занял бы мое место. Чувствую себя забытой, хотя это решение я приняла сама.

Звонит телефон, несколько хаотичных секунд я пытаюсь отыскать его среди кучи книг и тарелок из-под тостов. Едва успеваю ответить до того, как звонок уйдет на голосовую почту.

Это Каин:

— Не хочешь сделать перерыв?

Я мешкаю с ответом. Не потому, что хочу продолжать работу, а потому, что даже не одета.

— Прямо сейчас?

— Ой, прости, я тебя отвлек? Я не хотел…

Я говорю правду, потому что ничего другого придумать не могу:

— Я в пижаме… даже в душ не ходила еще.

Он смеется:

— Сколько тебе нужно времени?

— Как минимум час. Работа предстоит капитальная.

— Хорошо, сделай, что можешь, и приходи на площадь Копли в час.

Смотрю на время. Полтора часа.

— Результат не гарантирую.

— Постараюсь занизить свои ожидания, — отвечает он. Я слышу улыбку в его голосе и словно вижу ее наяву. — Буду ждать у фонтана, хорошо?

Я уже иду в ванную. Кажется, я засиделась в квартире: мысль о том, что мне предстоит выйти на улицу и встретиться с Каином, наполняет меня радостью. В глубине души я понимаю, что дело в Каине, но все же достоинство нужно сохранять даже в разговорах с самой собой. Три дня в четырех стенах любого сведут с ума, и мне нужно с кем-нибудь поговорить, убедиться, что моя история остается правдоподобной. К тому же у меня заканчивается еда — нужно будет забежать за продуктами.

Я принимаю душ и одеваюсь. Наконец-то мне выпал шанс закутаться в вязаный шарф и надеть перчатки. Несколько мгновений я по-детски радуюсь новым вещам. Шарф с перчатками я купила на прошлой неделе, как раз в начале осени. Дома для подобных аксессуаров слишком тепло, так что для меня они в новинку. Я машу отражению рукой в ярко-желтой перчатке и чувствую, что потихоньку приживаюсь в Бостоне. Все-таки ничто так не выдает заезжего австралийца, как постоянная