Алекс Норк - Четыре с половиной
Женщине опять не понравилось — эта ли информация или что-то еще...
— Сергей Петрович, может быть, погуляем во дворике на свежем воздухе?
Она, не дожидаясь ответа, встала и будто потянула этим из кресла гостя.
Двое мужчин за столиком переглянулись, Аркадий с напряженной улыбкой поинтересовался:
— Это что за интим?
— Интим-интим, а ты, будь любезен, не переходи в мое отсутствие на крепкое.
Тот пошутил неуклюже вдогонку про несвободу брошенного женою мужа.
Гость, меж тем, встав у кресла и поджидая спутницу, сощурил глаза — то ли оттого что в их поле зрения попало нечто его удивившее, то ли не увиденное глазами, а угаданное мыслью, стало тому причиной — он даже слегка замешкался и последовал за женщиной с опозданием.
Солнце наружи уже разыгралось вовсю, и в зенитном своем стоянии обливала землю лучами, добросовестно выполняя надлежащую ей в это время работу.
— Славная погодка, — произнес человек, поднимая слегка к солнцу голову, — сейчас бы куда-нибудь на воду.
Женщина показала рукой в сторону дома:
— Есть бассейн.
— Нет, на большую куда-нибудь, в плесы.
Он улыбнулся вдаль, невидимому отсюда простору, и поймал в ее глазах понимание — им тоже хотелось куда-то на волю.
Это секундное общее между ними оборвалось, она отвела взгляд в сторону и заговорила.
Быстро, словами-ледышками:
— У меня очень нехорошее чувство, Сергей Петрович, чувство веревки, которой нас всех перевязали и вот-вот куда-то потянут. Тут надо не развязывать, а рассекать. Нужен простой, грубый, но эффективный ход. Нужно избавиться от трупа. Но очень надежно. Пусть подозревают потом, сколько хотят. — Она заговорила громче, опасаясь, что ее перебьют. — Пять миллионов вам, и по два миллиона ребятам. Я выделю из собственной доли. Очень простое объяснение — вчера вечером Олег связался с кем-то по телефону и уехал вскоре на подкатившей к воротам машине. Был пьян, на наши слова не реагировал. Ребята этой ночью закопают где-нибудь труп надежно — вы сами знаете, сколько таких, годами не найденных. Сергей Петрович, надо забыть обо всем и разрубить поганый узел, как Македонский когда-то. Надо, понимаете, надо!
Теперь на него снова смотрели большие, широко открытые ее глаза.
— Вы не верите, что я честно потом расплачусь?
— Верю.
Глаза указали на домик охранников.
— И они поверят.
Он тоже взглянул туда, на пороге появился белобрысый Макар и, заметив их, деликатно повернулся чуть в сторону.
Два миллиона? Да, они не поместятся в эту голову, а когда втиснутся все же туда, остальному просто не будет места. Хотя, что думать о чужой голове — его поезд уже мчится в туннель, и поболтавшись недолго, там скоро исчезнет и оставшийся хвостик.
— Нет трупа — нет факта. Что вы молчите, Сергей Петрович?
— Вспомнил вот Льва Толстого.
— С какой стати? — ее плечи почти негодующе дернулись.
— В молодости, стыдно признаться, до половины только «Войну и мир» прочитал. А в последние годы читаю Толстого, подряд всякое разное.
— В религию его обратились?
— А не было, сударыня, у него никакой религии. Зачем? Он ведь главные истины говорил: не лгать, и жить своим трудом. Пахать при этом вовсе необязательно. Понимаете, когда Толстого долго читаешь, появляется такое, даже зримое ощущение, что стоишь рядом и за его рубашку держишься.
Протестующая волна в ней, готовая взмыть, замедлилась вдруг, в глазах возникло мирное любопытство, и человек навстречу ему обрадованно заторопился:
— Две тысячи лет христианства — огромная работа лучших умов — догматы, диалектика, постижение высших смыслов — все это ради будущего Царствия Божьего. Зачем, когда царствие это в пяти минутах, в одном шаге — не лги и не бери чужого. Вот, — он указал рукой рядом на невидимую черту близко совсем от их ног, — не переступай. Разве для этого нужен распятый Христос?
Она тоже посмотрела туда.
— Предлагаете быть только по эту сторону?.. Ладно, снимаю свое предложение.
Человек даже чуть запыхался от быстрых слов и теперь перевел дыхание, а она, глядя на него, медленно произнесла:
— А еще Толстой говорил: «всякая фальшь есть повреждение жизни».
— Вот-вот. И раз уж мы вспомнили эту фразу, хочу вас кое о чем спросить.
— Спрашивайте.
— В те три, примерно, минуты, что вы с мужем провели вместе с Олегом...
— До прихода Владимира, — подсказала она.
— Да, до его прихода. Вы оба все время сидели вместе за столом?
Она подтвердила едва заметным кивком.
— Никто из вас двоих не вставал, не отходил, например, к бару?
Опять еле заметное, но уже отрицающее движенье. Но глаза блуждают слегка, будто не здесь.
— А непротивление злу насилием, Сергей Петрович, вы тоже воспринимаете?
— Что?.. А, нет не воспринимаю. Тут Толстой страдал крайней наивностью, распространенной впрочем, весьма.
— Какой именно?
— Не понимал, что зло существует как таковое.
— А оно существует?
— Конечно. Я встречал в своей практике людей лишь по внешности, а внутри, — он, вспоминая, удивленно приподнял плечи, — там, скорее всего, нет вот этого самого, что мы называем «внутри».
— Нет самого места для человека?
— Интересно вы сказали, сударыня.
Он собрался продолжить, но отвлек ровный негромкий звук, посторонний совсем.
Оба повернули головы и увидели за раздвигающимися воротами черный большой «Мерседес». Едва получив необходимое для себя пространство, автомобиль нетерпеливо двинулся внутрь.
Алексей дал в их сторону короткий гудок и сразу же повернул к домику для охраны.
— Елена, я еще раз прошу — никому не шастать по дому.
— А вы скоро?
— Минут через двадцать, что-нибудь.
Когда он подошел к машине, Алексей уже вытащил с заднего сиденья два пакета и кивком дал понять, что задание выполнено, а Макар, вежливо спросивший, чем может помочь, получил в ответ указание отправляться в дежурную комнату.
— Ко мне, Сергей Петрович, на второй этаж?
— Давай к тебе.
Поднялись вверх по небольшой прохладной лестнице.
Гость не был тут раньше, но и осматривать было особо нечего.
А комната Алексея, отличаясь, может быть, чуть меньшим размером, оказалась очень похожей на номера для приезжих в доме.
Стол удобный вполне стоял у окна.
— Ты, Леша, сдвинь его внутрь к серединке. Не люблю я припертых столов, понимаешь.
— Привыкли, что кто-то всегда напротив?
— Да, смейся-смейся.
— А что тут было, пока без меня?
— Есть кое-какие находки.
— В сторону убийства показывают?
— ...да, признаки есть.
— Ох, черт. А как бы не хотелось, Сергей Петрович.
— Да уж чего... слушай, Интернет имеется здесь в помещении?
— Внизу там, в дежурке.
Из пакетов появились две баночки с надписанными от руки этикетками, колба с резиновой пробкой, прозрачный пакетик с белыми небольшими кристалликами, длинная лабораторная пипетка, большая лупа, кисточка, еще какая-то мелочь...
— А где бокал с вином?
— В шкафчике вон, откройте правую створку.
— Ты на нем пальцами не наследил?
— Обижаете, Сергей Петрович.
К предметам на столе добавился бокал, который гость прихватил двумя пальцами через салфетку у донышка, а молодой человек приставил к столу легкое кресло.
— Здесь удобно? А я со стороны посмотрю.
— Спасибо. Ты, Леша, нет, ты другим делом займешься.
— Каким делом?
— Информацию в Интернете разыщешь. Но сначала найди название в описи под одиннадцатым номером...
— Побеседовали?
Двое мужчин посмотрели на вынырнувшую из-за экзотического деревца женскую фигурку, и Аркадий снова спросил:
— Можно все же узнать, о чем?
— Дай сигарету.
— Пожалуйста.
— И прикурить.
— Пожалуйста.
— ...о чем, о чем — о Льве Толстом.
— Вот так, Володь, она шутит.
— Я предложила ему увезти труп и зарыть где-нибудь к чертовой матери.
— Кому?!
— Ну не Льву же Толстому, Владимир. Предложила за это крупную сумму из своей доли.
Мужчина напротив нее застыл с приоткрытым ртом, а муж холодно поинтересовался:
— Лен, ты с ума не сошла? Это ж прямой путь всем в зону.
А слегка пришедший в себя Владимир просипел севшим вдруг голосом:
— Этого нельзя-а...
— Да успокойтесь вы оба, отказался он. Понятно вам, что Сергей Петрович, а не Лев Николаевич? Аркадий, сходи к бару, добавь мне в стакан пузырей.
Муж привстал, подумал, и встал окончательно.
— Фу, как тебе такое в голову пришло, а?
— Как мне, дуре, сразу в голову не пришло договориться об этом с ребятами.
— Еще лучше. Может, тебе покрепче чего?
Владимир еще не избавился от переживаний:
— Леночка, ну как же такое можно, ей богу!
— Дураки вы, простите. Сейчас: «Ушел из дома и не вернулся» больше, чем объявлений «Сниму квартиру». Ну уехал он пьяный куда-то вчера вечером, а мы тут причем? За что нас было бы зацепить? И менты эти алчные быстро сообразили бы — лучше дело не тянуть, а быстрее от нас получить «благодарность». Не понимаете? А сейчас всем куда деваться, когда вон он, — она ткнула большим пальцем себе за спину, — реальный труп.
