Николай Зорин - Интервью со смертью

Никакой он не сон! Был еще скверик, был сосед Василий Максимович, монолог о природе маньяка (зачем я ему сказала, что киллер – тот же маньяк?) – слишком много для сна, который к тому же сразу забылся. Никакой он не сон! Просто почувствовал то же, что и я: похмелье после совместного плача. И застыдился, и тихонько ушел, пока я не проснулась.

Не сходится! Уйти-то он мог, но остался бы матрас – разложенный или свернутый. Зачем ему так тщательно заметать следы? Нет в этом никакого смысла.

Я представила, как Лев Борисович проснулся, полежал немного с закрытыми глазами, соображая, куда сегодня угодил на ночевку, принюхиваясь к чужим запахам. Потянулся, нога его ударилась о ножку стола, звякнула чашка. Звон повлек ассоциации – неприятные: водка в чашке, ограбленный труп, слезы раскаяния – жалкие, немужские слезы, рука, такая нужная вчера и такая назойливо неприятная сегодня, гладит его по волосам – давно не мытым сальным волосам, а носки порваны – пяток совсем нет, на большом пальце дыра, и палец этот лезет в глаза, взгляд от него отвести невозможно. Гладит, утешает, плачет, а думает только о дырке на пальце и о том, какой же он жалкий, и о том еще, как дурно от него пахнет.

Да он возненавидел меня в этот момент! Возненавидел себя, что допустил такую слабость и ко мне потащился. Поднялся, вымыл чашку, поставил в шкаф, свернул постель, отнес в кладовку, пустую бутылку забрал с собой – не оставить следов, а воспоминания, не подкрепленные уликами, ничего не стоят, их так легко принять за сны.

Легко, по себе знаю. Но Годунов у меня вчера был. Обокрал труп, был застигнут на месте преступления и потому пришел ко мне. Просить прощения у своей совести. Ну и ладно, пусть, я его простила, я поверила, что он не убийца. Можно с легким сердцем возвращаться к версии о маньяке.

Такой безопасной для меня и такой заманчивой версии, обещающей богатый материал.

Мне стало легко, не знаю уж, от чего больше: от реабилитации Льва Борисовича, от того, что его не оказалось в квартире, или от предвкушения сенсации. Поставила чайник, позвонила Руслану, попросила, чтобы он заехал за мной, скинула ненавистный душный халат и отправилась в ванную.

– Ты с ума сошла! – напустился на меня Руслан, когда я поведала ему о своих приключениях. – Зачем ты пустила к себе этого проходимца?

– Он не проходимец, он мой бывший редактор и очень несчастный человек, – заступилась я за Годунова. – Почему я не должна была пускать его к себе?

– Он алкоголик, деградирующая личность, – не унимался Руслан, – от него можно ожидать чего угодно. И потом, ты уверена, что он не мог быть убийцей? Я бы тебе посоветовал…

– Спасибо за совет, как-нибудь своим умом обойдусь.

Руслан обиделся, отвернулся к окну – мы сидели на кухне. Феликс укоризненно на меня посмотрел и прижался к Русланову колену, в наших размолвках и ссорах он всегда брал его сторону – из мужской солидарности, что ли? Довольно долго длилось тягостное молчание: Столяров ужасно обидчив и Годунова почему-то не переносит на дух, заводится при одном упоминании о нем.

– Эй, ребята, – решила я восстановить мир, – мы завтракать сегодня будем? – Я знала, чем их пронять: от еды еще ни один мужик не отказывался.

Перед Русланом я поставила все ту же злосчастную вазочку с печеньем – другого-то у меня ничего не было! – сварила кофе, налила Феликсу простокваши в миску.

Мы завтракали втроем, как тривиальная молодая семья, пока не успевшая обзавестись ребенком. Руслан немного хмурился, что еще больше усиливало сходство: утренняя размолвка в порядке вещей в таких вот неустаканившихся семьях.

Позавтракав, вышли из дому. Было только начало десятого, а жара уже разгоралась вовсю – невыносимое в этом году лето, такое лето действительно только и можно выдержать где-нибудь на морском пляже. Я закрыла глаза, представила набегающие на желтый песок волны, вдохнула прохладный солоноватый воздух – познания о морском пляже у меня так и остались штампованно-кинематографические. А если и в самом деле дернуть в отпуск? Наплевав на запреты, наплевав на призрак из прошлого… Нет, не так: в противовес запретам и призраку узнать наконец, какое оно, это самое море, ощутить его кожей и легкими, попробовать на вкус – может, это поможет мне излечиться? Вдвоем поехать, с Русланом – он был бы счастлив. Расставить по своим местам то, что было когда-то подменено, исправить ошибку… Это ведь ошибка была – переоформить на Алексея путевку Руслана! Первая подмена, которая привела к дальнейшим подменам.

– Эй, ты что, мать, заснула? – Столяров потряс меня за плечо. – Забирайся в машину.

Нет, не поеду я с ним никуда, от призрака он не избавит, не тот человек, не тот.

– В редакцию?

– Нет, сначала в милицию. Может, установили личность вчерашнего парня?

– Вряд ли. Времени у них было мало. Но если хочешь, заедем в милицию.

Услужливый, заботливый, надежный, но от призрака не избавит, и на море с ним ехать не имеет смысла.

И вообще ехать на море не имеет смысла. Минутная слабость – желание поехать на море. Не нужно мне никакое море, мне работа нужна, хороший материал для статьи нужен. А море – фантом, такой же, как Алексей.

В центральном отделении милиции у меня был блат: начальник оперативного штаба майор Ремизов относился ко мне с непонятной неизменной нежностью. Чем я заслужила такое отношение, не знаю, но он всегда воспринимал мой приход как праздник и тут же устраивал по этому поводу чаепитие. Вот и сейчас он мне обрадовался, но, к сожалению, ничем помочь не смог: личность убитого установить пока не удалось.

– Никаких заявлений на него не поступало, – расстроившись, что не смог обрадовать, проговорил Ремизов. – Да ты не расстраивайся, времени прошло всего ничего. Если он не бомж, через пару дней установят.

– Не бомж, судя по его виду, но через пару дней меня не устраивает. Думала сегодня сдать материал в завтрашний номер. Я вот еще что хотела узнать, Сергей Петрович. Посмотрите, пожалуйста, по вашим внутренним сводкам не было ли в ближайшее время убийств подобного рода. Я имею в виду…

– Почерк, обстоятельства и так далее? Сейчас посмотрю. – Он снова уткнулся в компьютер. – Нет, не было ничего близкого. А что, есть у тебя на этот счет какие-то соображения? – Он хитро прищурился.

– Есть. Думаю, это начало серии.

– Да ладно! – Ремизов замахал руками. – Что это ты выдумываешь? – Он в шутку схватился за сердце. – Типун тебе на язык! Серия!

– Дай бог, чтобы я ошибалась, но вы же знаете, я никогда не ошибаюсь.

– Знаю, знаю. – Он улыбнулся мне, как улыбаются милому шаловливому ребенку. – Чертовщинкой попахивает это твое «никогда не ошибаюсь». Понять не могу, из каких источников ты черпаешь свое знание. Но почему ты думаешь, что вчерашнее убийство – серийное?

Я изложила ему свои соображения, те самые, которые вчера излагала приехавшей по моему вызову милиции, а потом Василию Максимовичу.

– Н-да. – Ремизов в задумчивости почесал голову карандашом. – И когда, ты думаешь, ждать новой жертвы?

– Сказать наверняка не могу, но чувствую, скоро.

– Скоро? – Он бросил карандаш на стол, вскочил, нервно прошелся по кабинету, остановился напротив меня, уставился недоброжелательным взглядом (впервые за наш разговор, впервые за наше знакомство), несколько секунд смотрел. – Знаешь, и на старуху бывает проруха, будем надеяться, что все-таки ты ошибаешься.

– Будем надеяться. – Я поднялась, попрощалась с майором и вышла из кабинета.

Руслан дожидался меня на крыльце – кто бы сомневался! – озабоченно осмотрел с головы до ног, словно я не из милиции вышла, а вырвалась из лап опасного зверя.

– Ну как твой жмурик, прояснился?

– Не прояснился.

– Ладно, не переживай, заедем вечером после работы, может, к тому времени все определится.

Главный поймал меня в коридоре, зазвал в свой кабинет и опять принялся проедать плешь отпуском. Но я рассказала ему о возможных перспективах, он обрадовался и тут же отстал.

– Ну, если так, конечно! Нельзя упускать такой материал.

Материала, впрочем, пока было немного, в нормальном понимании его совсем не было. И настроение писать почему-то пропало, никакого вчерашнего энтузиазма. Я даже не смогла вспомнить название и первую фразу, которую придумала, возвращаясь домой. Все мысли выветрились из головы, а ощущения затерлись. И амбиции испарились: мне больше не хотелось никакой сенсации, стало пугать продолжение. Я вдруг отчетливо поняла, что и это, и все дальнейшие убийства, которые произойдут, связаны со мной лично. Как – не знаю, но точно связаны. Может, я стану одной из жертв, может, пострадает кто-то из моих близких, а может, сам маньяк – это тот, кто мне дорог…

Я попыталась представить следующую жертву. Мужчина? Женщина? Ребенок? Бескровная смерть… Ничего представить не удалось, воображение отказалось работать в этом направлении. Тогда я попробовала представить убийцу… И почти уже представила – начала складываться картинка, но испугалась, сбежала. Я вошла в компьютер и заставила себя сосредоточиться на статье. И вполне преуспела в этом деле: вспомнила заголовок, который вчера придумала, сочинила новую первую фразу, восстановила свои ощущения, когда шла на встречу с предполагаемым трупом. И вот когда работа меня окончательно увлекла, запиликал мобильник – пришло сообщение. Чертыхнувшись – отвлекают от дела! – нажала на воспроизведение.