Инна Бачинская - Потревоженный демон
Ирочка была гражданской женой капитана Астахова, легкомысленной моделькой в ателье культового местного кутюрье, мэтра Рощенко, или, для своих, Рощика. Не то чтобы моделькой, а скорее костюмершей, швеей, курьером, в общем, по обстоятельствам. И швец, и жнец, и на дуде игрец — это про Ирочку. Но и на подиум ее время от времени выпускали, если повезет, было и такое. Однажды, когда Зара, демонстрантка молодежной линии, подвернула ногу, Ирочка поучаствовала в трех показах. Это был триумф! Сам мэтр Рощик похвалил, сказал: «Ирка, ты класс, прямо кризис-менеджер, тебе бы росточку с полметра добавить! А так нормалек, молодчага, выручила старика!» О старике — понты и кокетство: Рощику чуть за сорок.
Легкомысленная Ирочка хороша тем, что с ней легко. Коля воспитывал и зудел, водилось за ним такое качество — воспитывать и зудеть, она же пропускала его наставления мимо ушей. С точки зрения психологов, классическая пара: «взрослый — ребенок», то есть самая устойчивая конструкция для выстраивания семейных отношений. Может, потому они и не разбегались все эти годы. Пригоревшие котлеты, разбросанная по квартире одежда, неглаженые Колины рубашки, потерянные квитанции, ключи и документы — все это было замечательной дымовой завесой и релаксацией: Коля переключался на быт и выбрасывал из головы профессиональные проблемы.
— Федя! — встрепенулся Савелий и замахал руками.
Они наблюдали, как Федор подошел к стоящему за барной стойкой Митричу и обменялся с ним рукопожатием.
— Опоздание на тридцать минут, — заметил капитан.
— Но ведь пришел! — возразил Савелий.
— Коля, Савелий! Рад, рад! — Федор уселся на свободный стул. — Ну, жарища! Даже вечером чувствуется. А чего смурные? Савелий, как назвал сына?
— Уже? И ты молчал? — Капитан уставился на друга.
— Да нет, врачи говорят, еще две недели. Герман… назвали. Это Зося выбрала.
— Герман? Герман Савельевич… красиво. — Коля скривился. — Мне еще Леопольд нравится, как тот кот. Леопольд Савельевич!
— Зосе нравится Герман.
— На вкус и на цвет, как говорят… Герман — тоже красиво, — подытожил Федор. — Ты хоть задумываешься о том, капитан, что Савелий у нас самый продвинутый, двое ребятишек? А ты чего зеваешь?
— А ты? А вообще, имя парням должен придумывать отец, а дочкам — мать.
— Или наоборот, — заметил Федор.
Коля задумался, потом кивнул:
— Или наоборот. Что пьем?
К ним уже поспешал Митрич с графинчиком коньяка и блюдом фирменных бутербродов — с копченой рыбкой и маринованным огурчиком.
— За Германа! — сказал Федор. — За продолжателя рода!
— Аминь! — не удержался Коля.
— Что, уже? — обрадовался Митрич. — Что же вы молчите, ребята?
— Ждем, Митрич. Еще две недели, — ответил Федор.
Савелий покраснел от удовольствия. Отпил из рюмки, захлебнулся, закашлялся. Капитан открыл рот, чтобы сказать гадость, что-нибудь про перевод благородного продукта, но только вздохнул.
— Слушай, капитан, что там за история с убийством? — спросил Федор. — В городе всякое говорят — то ли было, то ли не было. На троллейбусной остановке.
— Убийство? У нас в городе? — охнул Савелий. — Какое убийство? Я ничего не слышал!
— А Зося? — иронически спросил капитан. — Тоже не слышала? Весь город на ушах!
Савелий пожал плечами.
— Не говорила… кажется. Ей сейчас не до этого.
— Ты, Савелий, живешь в параллельной реальности, — попенял другу капитан. — Ты вообще ни хрена не знаешь за своими бабскими книжками. Убийство было. Нашла труп бродячая собака в половине шестого утра, стала выть. На остановке второго троллейбуса, там еще старый каштан рядом и газетный киоск. Центр города, возле площади. Подошла уборщица, думала, спит, потрогала за плечо. Он и повалился. Просидел там всю ночь. Лисица говорит, смерть наступила между часом и двумя ночи.
Лисица был судмедэксперт, известный своим жизнерадостным характером и неизменно прекрасным настроением. Что доказывает: профессия не накладывает отпечаток на человека, а наоборот, никакая, даже самая неприятная профессия не ломает записного оптимиста.
— Уже известно, кто такой?
— Известно. Документы и деньги, все при нем. Убийца ничего не тронул. Мобильник, правда, раздавлен вдребезги — на него наступили.
— Нарочно? — уточнил Савелий.
— Не знаю. Может, нарочно, может, случайно.
— Как его убили? Ножом? — спросил Федор.
— Убили его кулаком, примерно между часом и двумя ночи. Лисица написал целый трактат, а если в двух словах, то его ударили кулаком в сердце, в итоге перелом ребра и разрыв аорты… как-то так.
— Кулаком? Его убили кулаком? — поразился Савелий. — Никогда не слышал, чтобы так убивали. Как нужно было ударить, чтобы убить?
— Убивают по-всякому, Савелий.
— Он умер сразу? — спросил Федор.
— Через две-три секунды после удара.
— Что уже известно?
— Работник мэрии, зовут Малко Владимир Павлович, незначительный пост, мелкая сошка, тридцать семь лет, разведен, нормальный человек, непьющий; кажется, была подруга.
— Месть? — спросил Савелий.
— Почему? — уставился на него капитан.
— Если не было ограбления, значит, месть.
— Правда? — изумился капитан. — Ну, раз ты так считаешь, может, и месть. У ребят из мэрии врагов много.
— Странный способ убийства, — заметил Федор. — Такой удар практикуется в восточных единоборствах.
— Был бы убийца такой выдающийся мастер, знал бы, что удар по горлу надежнее, а тут — никакой гарантии.
— Следовательно, был уверен. У каждого убийцы есть свой отработанный удар.
Савелий поежился и спросил:
— Может, у него было больное сердце? У жертвы? И его ударили случайно, в драке…
— Его ударили не случайно, — ответил Коля. — Его ударили для того, чтобы убить. Убили, а потом посадили на скамейку. Не отвезли в лес, не попытались спрятать, а посадили на видном месте между часом и двумя ночи. Причем возню могли заметить свидетели, в час ночи в центре есть люди; также могли запомнить машину. Но никто ничего не видел. Во всяком случае, свидетелей мы не выявили.
— Не понял, ну и что? — спросил озадаченный Савелий.
— А то, Савелий, что убийца не боялся, понимаешь? Он деловито и спокойно сделал свое дело.
— И что?
Коля не ответил, только дернул плечом.
— Понимаешь, Савелий, необычный способ убийства и то, что убийца не спешил, говорит о… О чем, Савелий, это говорит? — вмешался Федор.
— О том, что он профессионал? — догадался Савелий.
— Верно, Савелий. Он профи. И тут возникает вопрос: кто попросил серьезного профи разобраться с мелким чиновником из мэрии? Кому он перешел дорогу?
Помолчали.
— Что-нибудь еще? — обратился к капитану Федор.
— Джокер! Еще джокер. В руке убитого была зажата игральная карта, вот!
Он достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист бумаги, протянул Федору. Там было цветное изображение игральной карты с улыбающимся до ушей шутом в красном колпаке с бубенчиками и в зеленых рейтузах; в руке он держал домру.
— И что это значит? — спросил Савелий. — Подпольное казино? Карточный долг?
— Очень хорошо, Савелий, — похвалил Федор. — А вообще, что такое джокер?
— Карта из колоды, где пятьдесят четыре карты, — поспешил ответить Савелий. — Таро, например. Или покер. Заменяет и бьет любую масть.
— Правильно, Савелий. Джокер в переводе с английского — шутник. Это то, что лежит на поверхности. Но существует еще история вопроса, так сказать. В Средние века считалось, что джокер связан с тайным знанием и мистикой. Тайна и мистика! Это добро и зло, белое и черное, правда и ложь. Джокер идет по раз и навсегда избранной дороге и не может свернуть — для него нет дороги назад. Это если коротко. Джокер — это шут, которому известна тайна. Королевским шутам, как вам известно, позволялось говорить все, что вздумается, за что другие могли поплатиться жизнью. Они, как я уже сказал, знали больше других.
— Малко тоже поплатился, — заметил Савелий.
— Поплатился. Я бы сказал, что главное здесь — тайное знание. Убитый что-то знал, за это и поплатился.
— Мафия?
Федор развел руками.
— Подожди, Федя, ты сказал, джокер не может свернуть назад…
— И что?
— То есть… то есть безысходность! Хотел бы свернуть, но не может!
— Может, не может! — подвел черту капитан, шлепая ладонью по столу. — С вами все ясно, девушки. Вам фэнтези писать, мистику-дуристику про тайный смысл и битву добра и зла. Ты еще скажи, что Малко был рыцарем добра, и его убил рыцарь зла, давай, не стесняйся! А Федька подведет философскую базу. Запомни, Савелий, все убийства просты, как дважды два. Деньги, баба, водка. Еще дурость, но, опять-таки, подогретая алкоголем. Все. Ну, еще месть, но редко. Хочешь, зачитаю сводку по району? Про рыцарей добра и зла? С топором и бутылкой? Ну, я, конечно, допускаю, в английских замках с привидениями… там — да, а у нас в городе — нет. Никаких рыцарей. Была попытка ограбления, жертва умерла, нападавший испугался и удрал.
