Инна Бачинская - Потревоженный демон
Писк повторяется. Папа Карло вскакивает, озирается, с опаской заглядывает в шкаф. Там пусто. Под стол — там тоже пусто.
— Хи-хи-хи! — слышится явственно.
Папа Карло испуганно шарахается, цепляется за ножку стола и во весь свой великолепный рост растягивается на полу. Сверху, визжа, падает бревно. Хохот. Один из софитов гаснет. Кирюша — Свет очей бросается к шнурам.
— При чем здесь упад бревна! Какого лешего ты падаешь? — орет кот Базилио. — Тебя еще не вырубили!
— Не вытесали!
— Нечаянно! — пищит Буратинка из бревна.
— Сначала! — командует Ирина Антоновна.
И так далее, и тому подобное. Актеры раздеваются — софиты жарят, как южное солнце, — и бегают в подсобку попить.
В половине девятого наконец последняя сцена — все радостно вопят и танцуют. Мигает стробоскоп; по стенам мечутся тени, заливается громким лаем Тяпа.
Отбой! Возбужденные, голодные, уставшие, актеры валятся на пол. Гаснут прожекторы, становится темно. Темноту встречают дружным визгом. Жалкие лампочки в обители Эмилия Ивановича после ярких софитов вполне бесполезны. Карабас-Барабас, не теряя времени, ныряет в холодильник, вытаскивает свертки и бутылку. Лиса Алиса достает бумажные стаканчики.
— Это что? — удивилась Ирина Антоновна. — Вино? А Эмилий Иванович разрешил?
— Разрешил! Правда, Эмилий Иванович?
— Эмилию Ивановичу тоже! Карабасик, давай! За новоселье!
— За премьеру! — поднимает бумажный стаканчик папа Карло. — Пьем стоя.
Хохот — все и так стоят, так как сидеть в канцелярии не на чем.
— За хрен с ними и за удачу с нами! — говорит кот Базилио.
Новый взрыв хохота.
Еще примерно полчаса обсуждений, крика, перепалки, и спикеры дружно выкатываются на крыльцо. Эмилий Иванович запирает дверь, и они гурьбой идут по главной аллее к выходу. Людей в парке нет, вечер прохладный, да и день будний. В светлом небе с двумя невесомыми облачками сияет полная луна. Вскрикивают потревоженные птицы в верхушках вековых лип; вот пробежал ветерок, качнулись ветки. В свете луны блестят чугунные дула старинных пушек, размещенных по периметру старого парка. Вся обстановка напоминает декорации к пьесе о чародеях, магах и всякой запредельщине. Тем более в полный накал сияет голубоватая луна… так и таращится сверху. Облачка разлетелись, серо-черное небо, пустое и бесконечное, накрыло остывающую землю непроницаемым колпаком. И вот уже легкий прозрачный туманец воспаряет из кустов, ложбинок и неровностей; и смутно белеют храмы по широкой плавной дуге, тускло светятся золотые купола на горизонте…
— Красотища! — восклицает лиса Алиса, девушка безудержная и восторженная. — И домой не хочется.
— Можно на реку, искупаться, — предложил Дуремар.
— Ага, сам купайся! Вода уже холодная. И пиявки!
— Сама ты пиявка! В реке пиявок нет. А вода еще теплая. А правда, пошли! Детское время!
— Я домой. Устала, — Ирина Антоновна зевает и закрывает рот ладошкой. — Еще раз спасибо, Эмилий Иванович, ты нас очень выручил. Еще пару репетиций, и мы готовы. Ой, моя маршрутка! Спокойной ночи всем!
И она бежит на остановку. Эмилий Иванович с сожалением смотрит ей вслед. Художник-оформитель Саша, папа Карло, тоже смотрит ей вслед. Буратинка перехватывает его взгляд, иронически хмыкает.
— Можно ко мне в мастерскую, — предлагает папа Карло.
— Ура! — радуется кот Базилио. — А горючее?
— Найдем.
— Хорошо вам, мазилам, — говорит кот Базилио. — Бабло не считаете. А я, например, гол как сокол и нищ, как паук в туалете. Пошли!
— Ура! — вопят спикеры, и им отвечают хриплым карканьем потревоженные вороны.
* * *Ирина Антоновна вскочила в пустую маршрутку, рухнула на сиденье и закрыла глаза. На площади еще гулял народ, но чем дальше от центра, тем пустыннее становились городские улицы. Раздрызганный пикап подбирал редких пассажиров, в салоне едва слышно мурлыкала музыка. Ирина Антоновна задремала. Разбудил ее рык водителя: «Конечная! Приехали!»
Она пробежала через темный двор к своей пятиэтажке. Их район довольно спокойный, никаких чепе, но поди знай. Она влетела в слабо освещенный подъезд и стала подниматься на свой пятый этаж. На четвертом лампочка не горела, и там стоял неприятный серый полумрак. Ирина Антоновна взлетела к себе на пятый, едва не наткнулась на сидящего на верхней ступеньке мужчину, шарахнулась и вскрикнула, испытав мгновенный ужас…
* * *В мастерской спикеры расположились кто где, и папа Карло включил электрочайник. Лиса Алиса полезла в шкафчик за чашками и ложками. И началась роскошь общения. Они выпили по несколько чашек чаю каждый, съели все сухари и каменные пряники, валявшиеся в мастерской с незапамятных времен, обсудили спектакль, Ирину и главного режиссера Молодежного театра, который с какого-то перепугу пообещал им сцену для премьеры. Иными словами, от души посплетничали.
— А не боится чувак, что мы его переиграем? — спросил кот Базилио. — Говорят, его продукция — полный отстой.
— Ты что! Отличные спектакли, билетики спрашивают за три квартала! — воскликнула лиса Алиса. — Виталя Вербицкий — большой мастер! Правда, с приветом.
— Мастер-ломастер с очень большим приветом! — фыркнул кот Базилио. — Может, сходим как-нибудь?
— Можно. Соперника надо знать в лицо.
И так далее, и тому подобное…
…Оставив пределы мастерской гостеприимного папы Карло, спикеры распрощались на площади и разлетелись по домам. Папа Карло остался один. Домой ему не хотелось. Мысленно он перебрал друзей, к которым можно завалиться просто так, в любое время дня и ночи. Получалось, есть парочка, но если честно… если честно говорить, объяснять что-то и, главное, пить ему не хотелось. Хотелось коньяку в одиночку и помолчать. Спикеры — отличные ребята, но уж очень шумные. Особенно Буратинка! Как включит децибелы… Да и лиса Алиса — девушка горластая, аж в ушах звенит.
Недолго думая, он зашел в бар «Тутси», что около театра…
…Он сидел за барной стойкой, пил коньяк и поглядывал одним глазом на экран висящего в конце стойки телевизора. Показывали фильм о любви, звук был приглушен. Женщина рыдала, цепляясь за уходящего мужчину. Он снимал с себя ее руки, что-то говорил — наверное, рассказывал, что он ее не стоит. Папа Карло ухмыльнулся — вечно одни и те же байки. Я тебя не стою, ты замечательная, ты еще встретишь своего парня — что угодно, лишь бы побыстрее свалить после ночи любви. Прощальный поцелуй в лоб, а рука за спиной уже нашаривает замок. «Я позвоню!» — и низвержение по лестнице, не дожидаясь лифта. Уф! Конечно, позвоню. Когда-нибудь. Сколько их у всякого нормального мужика, этих случайных подруг?
Женщина на экране рыдала, мужчина что-то бормотал, лицо у него было несчастное. Слабак! Тут надо действовать быстро и, главное, не вступать в долгие разговоры и выяснения отношений. Что выяснять? Разве и так не ясно? Пришел вечером, ушел утром, снова пришел, снова ушел… А она впускает, она рада — надеется, что однажды придет и останется. И все в итоге остаются при своих.
Папа Карло допил коньяк, сделал знак бармену. Вспомнил, как упала на него тощая Буратинка, и рассмеялся. Друзья удивляются — на хрен ему этот клуб? У него своя компания, старые проверенные дружбаны, правда, почти все женаты, многие по второму заходу, общие интересы, а тут какое-то детство, честное слово. Учу английский, отвечает он. Он иногда заглядывал в библиотеку полистать журналы — дизайн, графика, антиквариат, музеи — в поисках плодотворных идей. Однажды случайно попал на их сборище, стоял страшный гвалт, доходило чуть не до драки — обсуждали название клуба. Он сидел, листал журналы, а потом не выдержал — сказал: «Можно мне? Советы постороннего». Они замолчали, уставились на него, и Юра Шевчук спросил: «А ты кто?» «Я? Сказал же — посторонний, сижу, слушаю… Цель у вас какая? Говорить? Ну и не надо выдумывать велосипед. Спикеры! Клуб «Спикеры».
Потом ему позвонила Ирина Антоновна, пригласила на очередное заседание клуба «Спикеров», сказала: «Вы же теперь вроде крестного отца». Он пришел. Юра Шевчук обрадовался, хлопнул по плечу: «Как насчет по пивку опосля? А то тут одни трезвенники, блин!»
Потом загорелись ставить пьесу, долго выбирали. Ирина Антоновна написала текст на английском, даже песню придумала — сперли музыку из «Комарово», куклы пели противными тонкими голосами. Не пели, а нарочито визжали.
На роль папы Карло он прошел единогласно. Актером он еще не был. Грузчиком был, сторожем был, маляром, рекламщиком, теперь вот оформителем, а выступать не пришлось. Он сказал: «Вы что? Забудьте». А сам уже представлял, как он «сделает» папу Карло. Походка, одежда, грим, интонации.
Ирина страшно обрадовалась, когда он сказал, что согласен. Вообще, между ними словно искра узнавания проскочила…
