Крейг Макдоналд - Убить Хемингуэя
Мэри вздохнула:
– Способность Эрнеста отличать реальное вокруг него становилась все слабее. Дошло до того, что даже такая простая вещь, как телевизор, творила странные шутки с его травмированным рассудком. Как-то я с удовольствием смотрела «Макбета» и вдруг внезапно заметила, что Папа вовсе не поглощен постановкой, а скорее сильно напуган. Папа был вполне безумен, но не сумасшедший, и это самый худший вариант. – Мэри сжала руку в кулачок. – Я начинаю сама такое же переживать.
Тогда, когда он еще был способен это сделать сам.
Ханна никак не могла выкинуть из головы этих слов последней жены Папы. Рассказ Мэри о более ранней, неудачной попытке самоубийства Папы все звучал в ее голове. Ханна сказала:
– Второе июля шестьдесят первого года. Когда вы спустились вниз по ступенькам, Папа еще не был мертв, как вы всем много раз говорили, да, Мэри? – Задавая вопрос, Ханна протянула руку и затаила дыхание.
Мэри, дрожа, схватила ее руку и сжала. Гектор курил сигарету и наблюдал за Ханной, сощурив голубые глаза.
– Нет. – Старая женщина зарыдала. – Нет, да простит меня Господь. Он не был. Он еще не был мертвым.
– Что делал Папа, когда вы нашли его внизу, Мэри?
– Он сидел в холле со своим ружьем – он прижимал к себе незаряженное ружье и раскачивался взад-вперед. Он плакал, его руки тряслись так сильно, что он не мог зарядить ружье. Он уже был не в состоянии зарядить собственное проклятое ружье – так тряслись у него руки. Он все время ронял патроны. Он не мог вставить их в магазин, как ни старался.
Гектор глубоко вздохнул:
– И что сделала ты?
Мэри сильнее сжала руку Ханны:
– Я заговорила с ним как последняя дура. Говорила, говорила, говорила. Говорила ни о чем. Болтала о Париже, куда снова можно поехать. И Африке. И Испании. Говорила о новых местах, которые ни один из нас не видел, но стоит попытаться. Аляску или Австралию, Шотландию или Уэльс.
Ханна поморщилась при упоминании ее родины:
– И что сказал Папа?
– Он печально улыбнулся, вытер глаза распухшими пальцами, затем полез в карман и протянул записку, которую написал мне. Я дважды ее перечитала, все время сжимая его руку. Он все написал, говорить было уже не о чем. Я понимала, насколько он несчастен. Я знала, что для него все кончено, и было бы жестоко заставлять его жить только ради того, чтобы он был жив.
Мэри пригладила волосы Ханны, и Ханна положила голову на колени старухи.
– Мне так вас жаль, – сказала она. – Нести такой груз.
Мэри улыбнулась и погладила Ханну по светлым волосам:
– Господь посылает только такой груз, какой ты сможешь нести. Оно и должно было так произойти, ты ведь понимаешь? Что было жестоко отказывать Папе в том, чего он жаждал? Ты теперь видишь, как все случилось?
Ханна поколебалась, потом сказала:
– Вижу.
– Мы оба знали, что все кончено, – продолжила Мэри. – Но Папа не мог убить себя сам. Значит, тут нет моей вины, разве не понятно? Ты же понимаешь, что я не виновата, дочка? Пожалуйста… ты должна понять, что не моя вина, что Папа умер. Он меня попросил. На самом деле он сделал все сам, если взглянуть на это под определенным углом. Ты ведь понимаешь, верно? – Она перевела взгляд с Ханны на Гектора: – Это не была моя вина.
Ханна услышала, как сорвался ее голос.
– Значит, вы… помогли Папе? Так?
Мэри уже рыдала, ее худенькие плечи вздымались, дыхание стало прерывистым. Она склонилась вперед, все еще держась за Ханну. Ханна чувствовала, как слезы Мэри капают ей на шею.
– Вы помогли Папе, Мэри?
– Да, да. Помогла.
– Пожалуйста, расскажите как именно.
– Но ты меня не винишь?
– Клянусь вам, я вас не виню. Вы не виноваты. Никто не виноват, кроме самого Папы. Может быть, даже и он не виноват. Вы правильно сделали, что помогли ему. – Ханна почувствовала, что ее начала бить нервная дрожь. – Только… мне нужно знать, как это произошло, чтобы мы никогда больше об этом не говорили.
Вдова кивнула:
– Он… он стал умолять меня помочь. Я пыталась спорить, а он продолжал молить, не сводя с меня своих печальных, пустых карих глаз. И я вложила патроны в магазин и вернула ему ружье. Он обнял меня, поцеловал и попытался выстрелить в себя, но руки у него так дрожали, что он с трудом удерживал ружье. Казалось, что они так ослабели, что он мог его уронить. Тогда он поставил приклад на пол и прижал свой бедный лоб к дулу. Но он не мог дотянуться до курка своими дрожащими пальцами.
Тогда он попробовал нажать на курок ногой. Но с трудом удержал равновесие и едва не упал. Наконец, трясясь и рыдая, он протянул ружье мне и прижался к стене. Хрипло прошептал: «Ты должна помочь мне, котенок. Пожалуйста? Пожалуйста, дорогая? Поможешь?»
Мэри снова зарыдала, и Ханна почувствовала, как впиваются ей в плечо ногти старой вдовы.
– Господи, я не хотела.
– Все нормально. В самом деле, Мэри. Вас нельзя винить. Так или иначе, вы бы все равно его потеряли.
Мэри кивнула и пригладила волосы Ханны.
– Что случилось потом, Мэри?
Мэри опустила голову:
– Он отдал мне ружье. Эрнест перекрестился и начал громко молиться: «Пресвятая Богородица, Всемилостивейшая…», – и я приложила дуло к его лбу. Все еще продолжая молиться, он улыбнулся. Его карие глаза скосились, когда он посмотрел на дуло между его бровей, и он сказал: «Пресвятая Мэри… в час моей смерти я прошу прощения, любовь моя, но теперь, теперь, мой благословенный котенок…» – Мэри передернуло. Прижавшись к плечу Ханны, старая женщина невнятно договорила: – И я убила его.
Ханна прижала ее к себе. Подняла глаза на Гектора, он отвернулся, не в состоянии смотреть на нее, не желая, чтобы она видела выражение его лица. Повернувшись к ней спиной, Гектор только покачал головой.
Вдова несколько раз всхлипнула.
– Была такая слепящая белая вспышка, которая стала розовой, на дубовой панели красные потеки. Безголовое тело Папы завалилось назад, из жуткого месива, в которое превратилась его голова, фонтаном текла кровь, заливая все вокруг – стены, кафель. Красный халат Папы пропитался его кровью, так же как и мой, и я уронила ружье, закричала и попыталась удержать его тело от падения. Боялась, что ему все еще больно, а кровь так ужасно текла из его шеи и из того, что осталось от его подбородка, а я держала его за халат, не давая упасть. Я кричала, кричала, кричала, кричала, но Папа был мертв, я его убила.
Бессмысленное предложение, которое почему-то нравилось Папе после Второй мировой войны, неожиданно вспомнилось Гектору.
Икак вам теперь это нравится, джентльмены?
Мэри улыбнулась и вытерла глаза.
Ханна отодвинулась, тоже вытирая слезы. Она видела это все так ясно – кровь и брызнувший в стороны мозг.
– Что ты собираешься со всем этим делать? – спросила Ханну Мэри.
– Не знаю.
– Я так устала нести все это в одиночку.
– Этому уже пришел конец, Мэри.
– Если… если ты решишь рассказать эту историю, дочка, ты, пожалуйста, подожди, пока… – Старая женщина с надеждой улыбнулась Ханне. – Да?
Ханна кивнула:
– Да.
Мэри подняла глаза на Гектора:
– А ты, Лассо?
Гектор покачал головой. Ханна поискала слово, чтобы описать выражение его лица… писательница в ней остановилась на «невыразимое».
– Хем был моим другом, – сказал Гектор. – Не мне об этом рассказывать. Я вообще сомневаюсь, что когда-нибудь об этом следует рассказать. Один старый друг как-то сказал: «Когда легенда становится фактом, напечатай легенду». – Он поколебался. – Ты сказала, что Хем написал тебе записку, Мэри… настоящую прощальную записку. Что с ней стало? Что Хем написал?
– Сейчас я уже плохо помню, – сказала Мэри. – После всего, что случилось в то утро… – Она помолчала, затем голос у нее стал странным. – Но было еще одно. Я побежала к телефону, чтобы позвать на помощь, чтобы снять окровавленную одежду. Я оставила письмо на столе. Когда я вернулась, его не было. Я его так и не нашла.
Гектор прищурился:
– Потерялось? Куда, черт побери, оно могло деться?
Голос Мэри стал совсем странным.
– Когда я вернулась, то увидела рядом с телом Папы следы, и входная дверь была открыта.
– Следы? – Гектор внимательно вгляделся в Мэри, чтобы понять, не лжет ли она.
– Да… кровавые следы… от мужского ботинка, так я думаю.
Гектор сказал:
– Ты хочешь нам внушить, что в то утро здесь с тобой был кто-то еще? И возможно, все видел?
– Или только последствия, – сказала Мэри. – Я ничего не собираюсь внушать. Это святая правда. И после этого я постоянно живу в страхе.
Когда они возвращались к машине, Ханна взяла Гектора за руку:
– Тебе наверняка было ужасно тяжело все это слушать.
Гектор глубоко вдохнул и медленно выдохнул, уставившись на черный «бьюик», стоящий через дорогу. Внутри сидел мужчина и курил сигарету. Профиль теперь изменился, благодаря сломанному носу, но Гектор не сомневался, что в машине сидит Донован Криди.
