Юрий Кургузов - Возвращение Скорпиона

Лариса вздохнула:

— Я поняла. Теперь-то я всё поняла… — И вдруг неловко ткнулась губами мне в щеку и быстро пошла к двери. А у порога на секунду остановилась: — Будешь в наших краях — загляни. — Грустно улыбнулась: — Адрес помнишь?

Я покраснел:

— Помню. Загляну…

И мы остались втроем. Кузнец с Профессором все еще курили у окна: их миссия надзора, надсмотра и охраны завершилась.

Как, впрочем, и моя тоже.

А все-таки жаль.

Это я про свою м и с с и ю…

Глава двадцать третья

Пока Кузнец разглядывал кинжал, я тронул Профессора за рукав:

— Выдь на час.

Его брови поползли вверх:

— Это куда еще?

— А на двор.

Зачем, он не поинтересовался, и мы вышли на крыльцо. Двор был пуст… за одним маленьким исключением: возле калитки внучка Паука обнималась с Джоном. "Натали" гладила его по еще окровавленной морде, а мой-то дурак радовался, скакал и весь аж сиял, бедняга, от такой нежданно-счастливой встречи.

Я свистнул, и Джон, после некоторого колебания, понесся ко мне лошадиным галопом. А она… Она осталась стоять у забора и теперь очень внимательно смотрела на меня.

Ну, я тоже секунд пять внимательно посмотрел на нее. Да, секунд пять, не более — пока не подлетел Джон. А когда подлетел, я спустился с крыльца и, уже не оборачиваясь, зашагал к бассейну. Джон — впереди меня, Профессор — следом. Это я своим чутким ухом слышал прекрасно.

У края бассейна я опустился на колени и, схватив пса за ошейник, ткнул его мордой в воду. Джон зафыркал, закорячился, но я был неколебим — принялся отмывать его собачью физиономию от крови Кота. Прозрачная дотоле вода побурела, помутнела, однако на это мне было абсолютно наплевать — сменят.

Наконец я отпустил Джона, и тот сразу же стал отряхиваться, а я полез за сигаретами. Закурил, выпустил дым…

— Эй, ты, кажется, хотел что-то спросить? — раздался за спиной ровный и бесстрастный голос Профессора.

Я обернулся:

— Кажется.

— Ну так спрашивай.

— Ага, — сказал я, — спрашиваю. Почему ты убил Кота?

Не лицо, а прямо железная маска.

— Не понял.

Я пожал плечами:

— А что тут непонятного? Я говорю — зачем ты убил Кота?

Маска прищурилась:

— Это шутка или у тебя жар?

Я вздохнул:

— Температура в норме и никаких шуток. Шутками, брат, здесь и не пахнет.

Профессор кривовато усмехнулся:

— А мне-то пригрезилось — Кота задрали собаки. Одна из которых, кстати, твоя. Или я что-то путаю?

Я тоже кривовато усмехнулся:

— Да нет, к великому сожалению, не путаешь, но… Но — п о ч е м у его задрали собаки, одна из которых, как ты метко выразился, кстати, моя?

Он выудил из кармана "Винстон".

— Ну, во-первых, потому, что он выпрыгнул в окно.

— А п о ч е м у он выпрыгнул в окно?

Профессор чиркнул зажигалкой.

— Да потому, что оказался рядом.

— А п о ч е м у он оказался рядом?..

Один из лучших моих друзей смотрел на меня сейчас таким взглядом, что мне сделалось не по себе. Но я уже закусил удила.

— Он потому оказался рядом с окном, он потому выпрыгнул в окно и потому его разорвали собаки, что ты — именно ты! — специально ударил его таким образом, что он буквально уперся носом в стекло! — выпалил я. — Ты подсказал Коту путь, как он думал, к свободе, зная, что двор охраняют — именно охраняют, а не просто гуляют там — собаки. И ты знал, что со связанными руками Коту от них живым не уйти! Ну а уж когда в прямом смысле слова заткнул мне рот, помешав отозвать хотя бы Джона… Прости, тут и кретину всё станет ясно. Вот потому-то я и спрашиваю: Саня, почему ты это сделал? Зачем убил Кота? Ведь он был уже не опасен…

Профессор молчал.

Курил и молчал.

А я вдруг сказал:

— Выходит, не Кот, а ты заварил всю эту кашу?

Он вздрогнул:

— Совсем рехнулся?!

— Но тогда — почему? Ведь со смертью Кота навеки ушло кое-что, чего я теперь никогда не узнаю. Прости, но что остается думать? Только что организатор этого дела передо мной.

И тут он взорвался:

— Чёрт, да иди ты! Ты ни хрена не понял! Я… я защищал тебя, придурок, берёг!

— Ну ясно, берёг, — согласился я. — Только знаешь, помимо прочего меня насторожил и еще один нюанс. Когда я спросил, трудно ли было брать Кота, ты ответил: не очень. Нет-нет, мне прекрасно ведомы твои возможности, но… Но чтобы взять Кота — и "не очень трудно"? А на тебе не было ни царапины, ни синяка. Почему? Да потому, что до определенного момента ты был для него с в о и м!

— Да не был я ему своим! Слышишь, не был!!! — заорал Профессор, и Джон угрожающе рыкнул. Профессор осёкся. — Он… Понимаешь, он просто посчитал меня своим.

Я поморщился:

— Извини, я, наверное, переутомился: не очень врубаюсь во все эти тонкости. "Был", "посчитал"… Мне представляется так: либо Кот знал, что встретит тебя в этом доме, либо не слишком тому удивился, — вот и не составило труда шарахнуть его в удобный момент сзади по башке. Хотя прости, если вы работали на пару, тогда я и этого не понимаю!

Профессор плюнул.

— Ты… твою мать, вообще ни шиша не понимаешь! Ну ладно, слушай. Помнишь, ты первый раз позвонил мне и стал приставать со всякими расспросами?

— Еще бы не помнить. И что же?

Он швырнул окурок в бассейн.

— А то, что накануне звонил Кот, и…

— И… — насторожился я.

— Спрашивал про тебя.

— Что именно?

Профессор неопределенно пошевелил пальцами:

— Ну, вообще… Что мне о тебе за последнее время известно. Ну а потом я допёр, что в первую очередь интересовали-то его твои здешние прошлогодние приключения.

— И ты?

— Да ни хрена, ни хрена я ему не сказал! Сказал, что не знаю!

— Но — знал?

— Кое-что, я же от тебя не скрывал.

— Ну а дальше?

Он удивился:

— А что дальше?! Всё. На том и разошлись, вот только…

Я тоже швырнул окурок в бассейн.

— Только?..

Профессор вздохнул:

— Кот попросил дать слово, что не расскажу о нашем разговоре тебе.

— И ты дал?

Он скрипнул зубами.

— Дал. Но я дал бы его и тебе, если бы об этом попросил ты.

— Ага, — кивнул я. — Спасибо. Как это? "Ласковый телёнок"?

В глазах Профессора блеснул металл.

— Кабы не твой пёс, я набил бы тебе морду!

Я кивнул:

— И я бы тебе тоже, кабы не мой пёс, потому что в его присутствии одним мордобоем дело не ограничится. Выходит, ты всё знал — знал, кто охотится за алмазами, знал, кто охотится за мной?

Он опустил голову:

— Не знал, а догадывался с высокой степенью точности. Всё же согласись, это не одно и то же.

Я не стал возражать.

— Соглашусь. Но, господи, насколько бы всё оказалось проще, если б ты с самого начала поделился своими "догадками". Ведь я ходил такими кругами… — Мысленно вспомнив все те "круги", я совсем не мысленно выматерился.

Он усмехнулся:

— Если бы я сразу предложил тебе в качестве мишени Кота, то, во-первых, нарушил бы слово.

— Ах да, — пробормотал я. — А мы же, юные же пионеры же, жутко принципиальные?

Но Профессор сделал вид, что не услышал.

— А во-вторых… Интересно, как ты это себе представляешь? Мы втроем — ты, я и Кузнец, который тут вообще ни ухом ни рылом, залегли бы в засаде и подстрелили Славку, едва он высунул нос? — Доктор исторических наук покачал головой: — Я не ты, я так не могу.

"А я могу? — подумал я. — Да, наверное, я действительно — так могу…" Вслух же сказал:

— Ладно, ангел-хранитель… Эй, а может, мне и правда называть тебя теперь Ангелом-Хранителем? Да и звучит это, по-моему, даже лучше, чем "Профессор"! Ладно… но тогда, о гуманнейший из гуманных, просвети-ка меня, садиста, почему же ты обрёк Кота на такую ужасную смерть? Или здесь снова какие-то "нюансы"?

Лицо Профессора исказила не то гримаса, не то улыбка.

— А если бы я этого не сделал, думаешь, нам пришлось бы легче?

— В смысле? — не въехал я. И попросил: — Ну разжуй, разжуй, а то у меня мозги уже совсем не варят.

Он дёрнул плечом, и я вдруг заметил, что руки Профессора дрожат.

— После всего, что произошло, оставлять Кота в живых было нельзя, — наконец глухо проговорил он. — Иначе нам крышка.

Я задумался, ненадолго.

— Да, тут ты прав. Лучше уж он, чем мы. И всё же… И всё же гораздо логичнее было бы…

Профессор хмыкнул:

— Слушай, какой же ты все-таки прагматик и циник. В сравнении с тобой даже я — романтик. Ну неужели в тебе нет ни капли… поэзии, что ли?

Я обиделся:

— Во мне нет ни капли поэзии?! Да у меня, ежели хочешь знать, сосед по площадке — настоящий поэт, его даже один раз чуть в газете не напечатали. А свой величайший шедевр он сказать, кому посвятил?

Профессор улыбнулся:

— Тебе, естественно. Кому же кроме?

Я ревниво вздохнул: