Андрей Троицкий - ФАЛЬШАК
Свернув с основной аллеи направо, Покровский прошел еще метров двести, не встретив ни единого человека. Он остановился у ограды знакомой могилы, открыл калитку. Дождь затих, но с ветвей старых берез вниз летели тяжелые капли влаги. Поодаль, метрах в пятнадцати Покровский удел двух мужчин. Один в плаще, другой в короткой куртке и кожаных штанах. С непокрытыми головами они стояли за оградой могилы лицами к памятнику, поминали кого-то из своих близких. Тот, что в плаще, высокий бритый наголо, прикладывался к горлышку металлической фляжки. Другой, ростом пониже, засунул руки в карманы и склонил голову.
– Вот я и пришел, Алешка, – тихо, чтобы не услышали посторонние люди, сказал Покровский. – Здравствуй. Тебе сегодня двадцать восемь стукнуло. Ты не забыл? Вот и я помню. Ну, как ты тут, скучно?
В цветнике разрослись фиолетовые уже увядшие астры. На высокой доске коричневого гранита выбиты даты рождения и смерти сына, чуть выше его лицо. Гравер немного перестарался, выполняя заказ. В его представлении усопшие обязаны смотреться лучше, чем они выглядели при жизни. Он делал портрет сына с большой фотографии и скорректировал изображение по своему вкусу. Большие оттопыренные уши Алешки уменьшились, узкий подбородок сделался сильным, волевым, тускло серые глаза увеличились раза в полтора, стали темными и очень выразительными. Но в целом сходство сохранилось, поэтому отец остался доволен работой.
– Погодка сегодня, Алешка, не та, что в прошлый раз, – прошептал Покровский. – Но ничего, переживем.
Он поставил на цветник корзину цветов. Расстегнув «молнию» сумки, достал бутылку водки, пару бутербродов и два стакана. Открутил пробку, наполнив под ободок первый стакан, накрыл его сверху бутербродом и поставил на цоколь могильной плиты. Покровский налил водки себе.
– Спи спокойно, Алешка.
Он и прикончил водку в два глотка, расстелил на скамейке целлофановый пакет, присев на сухое место, прикурил сигарету. Покровский не спеша съел бутерброд, стряхнул с подбородка хлебные крошки. Хотелось многое сказать сыну. Сказать о главном, о том, что он уезжает далеко. И теперь, наверное, не скоро появится на кладбище. Если вообще появится ли. Слова застряли в горле, на глаза навернулись слезы. В сумке лежала герметичная алюминиевая баночка, в которую Покровский положит землю с могилы сына. И эта земля всегда будет с ним…
***Когда дело пахло неплохими деньгами, адвокат Михаил Михайлович Пенкин не терял времени понапрасну. С вечера он договорился с соседом по подъезду, знакомым автомобилистом о том, что возьмет у него на полдня подержанную «БМВ». С раннего утра машина подъехал к подъезду, где жил Сергей Шаталов. Сидевший за рулем Пенкин вытащил мобильник, набрал номер.
– Ты Сережа Шаталов? – спросил адвокат, когда трубку сняли.
– А ты кто? – Шаталов подтянул трусы.
Он пребывал в самом скверном настроении. Мать, уходя на работу, оставила на тумбочке какую-то мелочь, которой едва хватит на пачку паршивых сигарет. Планы на день рисовались тусклые, безрадостные. Поле полудня можно зарулить на хату одной знакомой мочалки по имени Лера. Если повезет, разживешься на пиво или бутылку красного. Если не пофартит, хоть на паперть иди побираться.
– Меня зовут Михаил Михалыч. Тут во дворе сказали, что ты неплохо в машинах разбираешься, – ответил Пенкин. – Моя старушка что-то капризничает. Если поможешь завести, немного заработаешь. Я стою внизу, черная «ВМВ».
– Уже бегу. Сей момент.
Шаталов грохнул трубку на аппарат, на ходу натянул штаны и теплую кофту. С космической скоростью он сбежал вниз по лестнице, увидел перед подъездом пожилого мужика в очках и темную машину с поднятым капотом. Через десять минут выяснилось, что у машины маслом забрызганы свечи. Устранив эту пустяковую неисправность, Шаталов получил вполне достойную оплату, а Михаил Михайлович сделался его добрым знакомым.
– Прокатимся? – спросил адвокат. – У меня время есть. А у тебя как с этим делом.
– Чего-чего, а времени хватает.
Шаталов залез на переднее пассажирское сидение. Машина тронулась с места, описав круг по двору, выехала на дорогу. Пенкин, не любивший лихачеств, ехал не слишком быстро.
– У отца тоже была импортная тачка, «Фольксваген», – похвастался Шаталов. – Не новая, конечно. Я мог ее по винтику разобрать и собрать. А мать, когда отец сыграл в ящик, ее продала. Блин, до сих пор ей простить не могу. Свинья она после этого.
– Значит, автомобили – твое увлечение?
– Увлекаться нечем, – повесил нос Шаталов. – Тачки-то у меня нет.
– Ну, сегодня нет, а завтра, глядишь, появится, – загадочно улыбнулся юрист. – Кстати, ты уже завтракал? Вот видишь, и у меня крошки во рту не было. Тут одно кафе есть по дороге. Заглянем?
Кафе оказалось пивным погребком, где подавали холодное рыбные и мясные закуски и бочковое пиво, такое холодное, что ломило зубы. Юрист заказал себе омлет и чашку кофе, Шаталов, у которого разбежались глаза, взял литровый графин пива и чищеные креветки под майонезом. Когда графин опустел, Пенкин, не любивший долго ходить вокруг да около, позвал официанта, заказал еще пива и креветок для своего молодого друга и преступил к делу.
– Я адвокат, защищаю людей попавших в беду, – веско заявил Пенкин и для убедительности показал удостоверение Московской городской коллегии адвокатов. – И так уж получилось, что именно сейчас я представляю интересы некоего Леонида Бирюкова. Да, да, того самого человека, которого тебя заставляли опознать в прокуратуре. Он хороший человек, но попал в затруднительное положение. Только потому, что ты ночью во время перестрелки у гаражей увидел какого-то типа, который внешне немного, самую малость, напоминал Бирюкова. Но ты моего клиента, как честный человек, не опознал.
– А, вот вы чего… А сказали машину починить.
– Ну, мне просто хотелось познакомиться с тобой поближе. Понять, что ты за личность. Вижу, парень ты приличный. Вдобавок ко всему безлошадный автомобилист.
Нахмурившись, Шаталов раздавил вилкой креветку и размазывал по тарелке майонез.
– Они там в прокуратуре уже составили новый протокол, – сказал он. – Заставили меня его подмахнуть.
– Это дело поправимое, – улыбнулся Пенкин. – Как подписал, так и откажешься от показаний. Говорю же, пустяк. Плевое дело. А вот на этом пустяке ты сможешь хорошо заработать. Ну, деньги в наше время – навоз. А вот импортная тачка, вроде той, на которой ты только что прокатился, – это вещь. Плюс к тому немного наличных. Девочек мороженым угостишь.
– Это вы серьезно? – глаза Шаталова в полумраке погребка загорелись как угли. – Серьезно насчет тачки?
– Пенкин юмора не понимает и сам шутить не любит. Ну, новую машину предоставить тебе, конечно, не могу. У моего клиента деньги из ширинки не сыплются. А вот пяти-годовалую «БМВ» третьей серии… Пожалуй, это нам по карману. Ну, что скажешь?
– Я готов… Я сделаю… А что надо?
– Ты закусывай, и пиво пей, – кивнул Пенкин. – Детали после обсудим. И машину посмотрим. У меня одна тачка уже есть на примете. Хорошая.
***– Простите, в вас стакана не найдется.
Покровский вздрогнул и поднял взгляд. Двое мужчин, несколько минут назад стоявшие поодаль, подошли к могиле сына. Тот, что в кожаных штанах, открыл калитку. Остановился, вытер кулаком покрасневший нос.
– Вот, пожалуйста, – поднявшись с лавочки, Покровский протянул свой пустой стакан названному гостю. – Оставьте себе. Мне он больше не нужен.
Панов взял стакан, сунул его в карман куртки. Прочитал надпись на надгробье, тяжело вздохнул и скорчил скорбную морду.
– Сына похоронили? – спросил он и шлепнул ладонями по бедрам, обтянутым кожаными штанами. Звук получался смачный. Будто бьешь по морде любимую женщину. – Это несправедливо, когда дети раньше родителей умирают.
– Несправедливо, – механически согласился Покровский, приметив на пальце Панова татуировку, напоминающую перстень с черепом на светлом фоне.
– Но где в этом мире хоть капля справедливости? – переключился на философский лад Панов. – Ищи ее с фонарями.
Он наклонился к земле, якобы поправить слегка завалившуюся на бок корзину с цветами, неосторожным движением смахнул с цоколя стакан с водкой, накрытый бутербродом. Стоявший за его спиной Валерий Ищенко, воспользовавшись тем, что внимание Покровского отвлечено досадным недоразумением, выудил из кармана плаща флакон с толстыми стенками из-под тройного одеколона. Флакон был наполнен каустической содой и плотно закупорен пробкой. К его горлышку Ищенко привязал короткий плетеный шнур из капроновой веревки, получилось что-то вроде кистеня.
– Ой, извините, – смутился Панов.
– Ничего, все в порядке, – сказал Покровский, посмотрев на разлитый стакан водки. – У меня еще есть грамм сто. Я налью.
Меньше всего сейчас хотелось затевать перебранку или пустой спор.
