Луиза Пенни - Эта прекрасная тайна
– «Кемптаунские гонки длиной пять миль. Ду-да, ду-да», – пропел брат Себастьян. – Вы про эту?
Все головы повернулись от старшего инспектора к молодому монаху. Даже Гамаш на мгновение потерял дар речи.
Брат Себастьян говорил о дурацкой старой песенке словно о творении гения. Словно ее написали Моцарт, Гендель или Бетховен. Если бы работы да Винчи можно было обратить в музыку, то они звучали бы именно так.
– «Сплошной день ду-да», – с улыбкой заключил брат Себастьян.
Эти монахи, умевшие прекрасно петь Господу, уставились на доминиканца так, будто он принадлежал совсем к другому виду.
– Кто вы?
Этот вопрос задал брат Антуан. Новый регент хора. Не настойчиво и вовсе не обвиняюще. В голосе Антуана прозвучала нотка удивления, какой Гамаш не слышал прежде.
Старший инспектор обвел взглядом других монахов.
Неприязнь исчезла. Тревога прошла. Брат Симон забыл о собственной неразговорчивости, с лица брата Шарля исчез испуг.
Кроме крайнего удивления, ничего не осталось на их лицах.
– Я брат Себастьян. Простой монах-доминиканец.
Брат Себастьян аккуратно сложил салфетку и бросил на стол перед собой. Потом посмотрел вдоль длинного деревянного стола, на котором за прошедшие века оставили царапины и отметины многие поколения сидевших за ним гильбертинцев.
– Я сказал, что прилетел из Рима, – начал он, – но не конкретизировал. Я прилетел из дворца Священной канцелярии в Ватикане. Я работаю в КДВ.
За столом воцарилось полное молчание.
– КДВ? – переспросил Гамаш.
– Конгрегация доктрины веры[61], – пояснил брат Себастьян.
На его невзрачном лице появилось извиняющееся выражение.
В трапезную вернулся страх. Если прежде страх казался неопределенным, бесформенным, то сейчас он обрел форму и направленность. Приятный молодой монах во главе стола рядом с настоятелем. Пес Господень.
Старший инспектор посмотрел на брата Себастьяна и отца Филиппа, сидевших бок о бок, и ему пришел на ум невероятный символ монастыря Сен-Жильбер-антр-ле-Лу. Два переплетенных волка. На одном черное поверх белого, на другом, настоятеле, белое на черном. Противоположные полюса. Себастьян, молодой и энергичный. Отец Филипп, пожилой и стареющий с каждым мгновением.
Entre les loups. Среди волков.
– Конгрегация доктрины веры? – переспросил Гамаш.
– Инквизиция, – очень тихо произнес брат Симон.
Глава двадцать восьмая
Гамаш и Бовуар заговорили, только когда вернулись в кабинет приора. Суперинтендант Франкёр сразу же после обеда перехватил заезжего монаха, и они вдвоем остались в трапезной.
Остальные удалились, как только позволили правила хорошего тона.
– Господи боже, – сказал Бовуар. – Инквизиция! Вот уж чего не ожидал.
– Никто не ждет инквизиции, – возразил Гамаш. – Инквизиции не существует вот уже не одну сотню лет. Интересно, зачем он здесь?
Бовуар скрестил руки на груди и оперся спиной о дверь, а Гамаш сел за стол. Только сейчас он заметил, что второй стул сломан и косо стоит в углу.
Гамаш ничего не сказал, только посмотрел на Бовуара, взметнув брови.
– Маленький спор.
– Со стулом?
– С суперинтендантом. Все остались целы, – поспешно добавил он, увидев лицо шефа.
Но его заверение не подействовало. Гамаш по-прежнему выглядел обеспокоенным.
– Что случилось?
– Ничего. Он тут наговорил всяких глупостей, а я с ним не согласился.
– Я тебя предупреждал: не связывайся с ним, не спорь. Он ведь чем занимается – проникает в мозги…
– И как прикажете мне реагировать? Кивать, кланяться и выслушивать его бредни? Вы как хотите, а я этим заниматься не буду.
Несколько секунд они смотрели друг на друга.
– Извините, – сказал Бовуар и выпрямился.
Устало потер лицо руками, потом взглянул на Гамаша.
Шеф не сердился, но оставался обеспокоенным.
– Что-то случилось? Что тебе сказал суперинтендант?
– Обычное свое дерьмо. Будто вы не понимаете, что делаете, а я вам подражаю.
– И поэтому ты вышел из себя?
– Оттого что меня сравнили с вами? А кто бы не вышел? – Бовуар рассмеялся, заметив при этом, что шефу не до смеха.
Гамаш продолжал разглядывать Бовуара:
– Ты здоров?
– Господи, стоит мне разозлиться или расстроиться, вы тут же – здоров ли я. Вы думаете, я настолько хрупок?
– Ты здоров? – повторил Гамаш и замолчал в ожидании.
– Да, черт побери, – сказал Бовуар и тяжело прислонился к стене. – Я просто устал, и монастырь у меня вот уже где. А тут еще монах-доминиканец. У меня такое чувство, будто я высадился на другой планете. Они говорят на том же языке, что и я, но мне не дает покоя мысль, что они говорят больше, чем я понимаю. Вам такое знакомо?
– Знакомо.
Гамаш пристально посмотрел на Бовуара и отвернулся. Решил не развивать дальше эту тему. Но что-то явно не давало покоя его заместителю. И Гамаш догадывался что. Или кто.
Гамаш знал, что старший суперинтендант Франкёр не обделен талантами. Недооценивать его – страшная ошибка. За годы совместной работы Гамаш понял, что главный дар Франкёра – умение пробуждать в людях самые темные их стороны.
Как бы хорошо ты ни прятал своего демона, Франкёр умел его найти. И выпустить на свободу. И подкармливать. Пока тот не пожирал хозяина, не заменял его собой.
Гамаш видел, как достойные молодые полицейские превращаются в циничных, злобных, самодовольных головорезов. Молодые мужчины и женщины, не отягощенные грузом совести и хорошо вооруженные. И начальник, который формировал и вознаграждал их поведение.
Гамаш еще раз посмотрел на Бовуара – тот стоял, в изнеможении прислонясь к стене. Франкёр каким-то образом проник в Жана Ги. Нашел входное отверстие раны и посыпал ее солью. Чтобы нанести еще больший ущерб.
И Гамаш допустил это.
Он почувствовал, как его самого почти трясет от бешенства. В мгновение ока ярость овладела им целиком – от сердца до конечностей; пальцы сжались в кулаки, костяшки побелели.
Бешенство изменяло его существо, и Гамаш прикладывал неимоверные усилия, чтобы взять себя в руки. Уцепиться за свое человеческое «я» и вернуть себя в нормальное состояние.
«Франкёр не получит моего инспектора, – поклялся Гамаш. – Здесь его козни будут пресечены».
Он встал, извинился и вышел из комнаты.
Бовуар подождал несколько минут, думая, что шеф пошел в туалет. Однако тот не возвращался, и Жан Ги вышел в коридор, посмотрел в одну сторону, в другую.
В коридоре стояла полутьма, лампочки еле светились. Он заглянул в туалет. Гамаша там не обнаружилось. Постучал в келью шефа, а когда ответа не последовало, открыл дверь и просунул голову внутрь. Но и здесь он не увидел Гамаша.
Бовуар растерялся. Что делать дальше?
Можно отправить послание Анни.
Он вытащил телефон, проверил. От нее пришла эсэмэска. Она отправилась обедать с друзьями, свяжется с ним, когда вернется.
Веселое короткое послание.
Слишком короткое, подумал Бовуар. Слишком веселое? Не кроется ли в нем некой нарочитой резкости? Пренебрежительности? Ее мало волнует, что уже вечер, а он все еще занят делами службы. Что он не может бросить все и отправиться выпивать и обедать с друзьями.
Бовуар остановился в полутемном коридоре и представил Анни в ее любимом ресторанчике на авеню Лорье. Молодые профессионалы, потягивающие эль из малых пивоварен. Анни смеется. Ей хорошо. Без него.
– Хотите узнать, что за ним?
Франкёр вздрогнул от удивления, причиной которого стал не столько вопрос, сколько голос. Суперинтендант разглядывал плиту, посвященную святому Гильберту, когда Гамаш беззвучно подошел к нему сзади.
Не дожидаясь ответа, Гамаш нажал на двух волков. Дверь распахнулась, и перед ними открылся потайной зал для собраний братии.
– Я думаю, нам нужно войти, верно?
Гамаш положил свою большую, твердую руку на плечо Франкёра и направил его внутрь. Даже не подтолкнул. Ни один свидетель не мог бы показать, что тут совершилось насилие. Но они оба знали, что Франкёр не имел ни мысли, ни желания входить туда.
Гамаш закрыл дверь и повернулся к начальнику:
– Что вы наговорили инспектору Бовуару?
– Выпустите меня отсюда, Арман.
Гамаш смерил его взглядом:
– Вы меня боитесь?
– С какой стати? – ответил Франкёр, хотя вид у него был слегка испуганный.
– Хотите уйти?
Голос Гамаша звучал дружески, но глаза смотрели холодно и жестко. И, судя по его позе у двери, уступать он не собирался.
– Почему бы вам не спросить, что произошло, у вашего инспектора?
– Прекратите эти школьные игры, Сильвен. Вы приехали с какой-то целью. Я думал, чтобы нагадить мне, но нет, вы имели другую цель, верно? Вы понимали, что я для вас слишком крепкий орешек. Поэтому вы занялись инспектором Бовуаром. Он все еще не восстановился после ранения…
