Хорошие девочки тоже лгут - Карен М. МакМанус
Я выхожу с лестничной клетки в коридор и закрываю за собой дверь. И в этот момент кто-то берет трубку.
– Что? – раздается в ухе низкий ледяной голос.
Не похоже, что он понимает, с кем разговаривает. Хотя должен бы. Ведь на экране телефона Джейми высветилось мое имя. И раз он узнал, где нас искать, значит, в курсе и наших новых личностей.
Я заставляю себя сделать нормальный вдох и, несмотря на то что сердце готово вырваться из груди, спокойно спрашиваю:
– В чем дело, папа?
На миг воцаряется тишина.
– Да пошла ты! – рычит он в ответ.
– Сам иди туда же.
– Глупая маленькая сучка!
– Это я глупая? Ты торчишь в пустом офисном здании, а мы едем в полицейский участок.
– Твоя потаскуха-мать не посмеет, – бросает он, но за его бессильной яростью слышится что-то еще. Страх? Не знай я, что унаследовала от этого чудовища половину своих генов, то почти наслаждалась бы его неуверенностью. Должно быть, моего отца-неудачника сильно расстраивает тот факт, что убийца из него хреновый. – Они из нее всю душу вытрясут.
– Лучше уж они, чем ты, – замечаю я. – Зря стараешься.
Я вновь ожидаю гневного, бессвязного ответа, но в трубке воцаряется молчание. Долгое, напряженное. Не в силах терпеть, я сама собираюсь что-нибудь сказать. Однако до слуха доносится тихий смех, от которого по спине пробегают мурашки.
– Хитрый ход, – произносит он. – Вот только в офисе кто-то есть.
– Нет там никого, – отвечаю я, с трудом сохраняя спокойствие в голосе из-за нахлынувшей волны паники. Наверняка он просто пытается меня запутать, напугать, заставить проболтаться. Не выйдет! Я умею блефовать не хуже. – Мы давно уехали.
– Ты уверена?
– Ну, мне ли не знать.
– Тогда скажи-ка, – с ехидством начинает он, и я практически вижу, как по его лицу расплывается злобная усмешка, – чьи шаги я сейчас слышал?
Все мое самообладание мгновенно улетучивается. Неужели Джейми? Как же она выбралась из кладовки? И зачем? Я ведь просила сидеть тихо, иначе нам несдобровать.
С другой стороны, мне тоже следовало быть умнее: просто сообщить, что мы уехали, и повесить трубку. А я начала насмехаться над опасным, отчаявшимся человеком. И сама закрыла Джейми наверху, отрезав ей все пути отступления. Если бы мы сбежали вдвоем, то, возможно, сумели бы выбраться из здания и где-нибудь в безопасном месте дождаться Лиама. Все это моя вина.
Моя вина, моя вина, моя вина…
Зажмурившись, встряхиваю головой, чтобы прояснить мысли. Необходимо взять себя в руки. Нельзя даже намеком показать ему, что Джейми еще в офисе.
– Ничего ты не слышал. Выдаешь желаемое за действительное.
Кормак снова смеется.
– Твоя мать украла у меня двенадцать лет жизни. И я намерен взыскать с нее этот долг.
– Ничего она не крала. Просто пыталась от тебя защититься! – Я уже кричу, не заботясь о том, слышит ли он меня. – В любом случае ты опоздал. Вот-вот приедет полиция. Они уже в пути…
Отчаянная ложь, и он прекрасно это понимает.
– Пока, малышка, – почти напевает Кормак; от этой жуткой колыбельной по коже бегут мурашки. – Я убью твою маму.
И прежде чем я успеваю ответить, он вешает трубку.
Меня охватывает всепоглощающий ужас. Сжавшись в жалкий комок на полу, я не могу ни шевелиться, ни думать. А в ушах вновь и вновь звенят сказанные нараспев слова отца: «Пока, малышка. Я убью твою маму».
Он исчез прежде, чем я успела ответить. Да и вряд ли я сумела бы что-то выдавить после такого заявления.
Что вообще можно на это сказать?
Нет, если я убью тебя первым.
Эта мысль похожа на крошечный проблеск огня. Легчайшее напоминание о том, что существует тепло. Медленное биение сердца в груди, которая внешне даже не двигается. Последний работающий синапс, посылающий указания затуманенному мозгу: «Вставай. Пора действовать».
Подстегнутая адреналином, я резко поднимаюсь и выскакиваю за дверь, на лестничную клетку. Тяжело дыша, засовываю телефон в карман. В шести этажах надо мной отец намерен убить маму. И что мне делать?
История повторяется. В первый раз подобное случилось, когда мне было четыре и я сидела запертая в шкафу. С тех пор меня преследовали ночные кошмары о том дне. Однако сейчас я уже не испуганная малышка. Пусть Кормак Уиттакер – худший из социопатов, с которым угораздило связаться маму, но за последние несколько дней он не раз доказал, что его вряд ли можно назвать непобедимым.
Теперь я смогу дать ему отпор.
Меня захлестывает жгучая ярость, прогоняя последние крупицы страха.
– Кормак! – кричу я, взбегая по лестнице, и голос эхом разносится по лестничной клетке. – Я здесь, трус! Я иду за тобой!
Вновь перепрыгиваю через две ступеньки за раз. В правой руке сжимаю нож для вскрытия писем, желая, чтобы он оказался столь же острым, как и моя ненависть. Но даже если и нет, я постараюсь изо всех сил, чтобы мне его хватило.
Вот седьмой этаж. Восьмой. Девятый. Впереди маячит вход на десятый. Готовая ко всему, я врезаюсь в дверь плечом и вылетаю в коридор, размахивая перед собой ножом для вскрытия конвертов.
Однако я ошибаюсь. Совсем я не готова.
Тишину пронзает невероятно громкий звук выстрела. Кто-то кричит. Я падаю на пол, царапая щеку о грубый ворс ковра, и лишь тогда понимаю, что этот крик сорвался с моих губ.
Глава 49
Кэт
«Слишком поздно. Он успел до нее добраться», – крутится в голове навязчивая мысль.
Ноги подкашиваются, я падаю на пол, выпуская из руки нож для вскрытия писем. Постепенно эхо выстрела затихает в ушах, сменяясь громким стуком моего сердца. Оно еще бьется, хотя сердце мамы уже остановилось.
Моей матери – Джейми – больше нет.
Неужели решительный, целеустремленный человек, полный жизни и любви, просто так ушел? Всего пять, две и даже одну минуту назад она еще была в этом мире и дышала, а я стремилась ее спасти. Мы хотели выбраться отсюда и зажить иначе. По-другому во многих отношениях. А самое главное, что мы всегда и во всем были бы вместе.
Слезы наполняют глаза, стекают по исцарапанной щеке. Грудная клетка словно раскалывается, разрывается на части, кровоточит, и все важное в моей жизни выпадает из нее на ковер, впитывается в пол и исчезает.
Я всегда думала, что «разбитое сердце» – просто красочное выражение,
