Кровавый апельсин - Гарриет Тайс
Мадлен использовала словосочетание «как мать». Эта словосочетание ни к чему хорошему не приводит, обычно его используют, чтобы оправдать какое-то консервативное или репрессивное мышление. Я всегда старалась не думать о себе как о матери. Но теперь я осознанно пытаюсь поставить себя на это место. Мне бы хотелось думать, что на месте Мадлен я бы настаивала на своей версии, продолжала врать, рискнула бы сесть на всю жизнь. Тут я понимаю, что злюсь на Мадлен за то, что она плохо старалась защитить своего сына.
Я анализирую свою злость. Возможно, я думаю, что она потерпела неудачу, но как насчет того, что сделала я? Я терпела неудачу как мать день за днем, каждый месяц жизни Матильды, или, по крайней мере, так говорил Карл. И честно говоря, и я так считаю. Однако я точно знаю, что всегда любила ее, даже если не всегда была хорошей мамой. Но я могу измениться. Я уже начала чаще бывать с ней, готовить, забирать ее из школы, я уже не пью, чтобы спастись от жалости, которую я испытывала к себе. И пусть я много чего натворила, возможно, еще не поздно. Матильда точно любит меня, и я знаю, как люблю ее. Ее отсутствие постоянно терзает меня.
А как насчет Карла, его роли отца? Такой ли он хороший родитель, каким себя считает? То, что он выгнал меня, не в интересах Матильды. Просто он хочет ее только для себя. Вместо того чтобы забыть о его словах, я заставляю себя вспомнить все, что он мне сказал, все, что он делал, чтобы испортить мои отношения с Тилли. Он даже забрал у меня шанс подарить ей брата или сестру, протащил меня через боль осознания, что у нас не может быть другого ребенка. При этой мысли во мне вскипает гнев. Я вспоминаю одну из первых историй Мадлен о жестоком муже, как он скармливал ей таблетки, а она об этом не знала. То, что сделал Карл, не сильно отличается от этого. Мы обе позволили мужьям учить нас ненавидеть себя, нести на себе всю вину за провалы, хотя они сами тоже были виноваты.
Я не позволю Карлу выгнать меня. Я была дрянной матерью, но теперь все изменится. Я прослежу, чтобы Тилли получала всю любовь и заботу, которую заслуживает. Больше не будет конфликтов или молчаливых изнурительных войн. Я брошу ему вызов, буду драться за лучшее будущее своей дочери.
Я покидаю контору и бегу за автобусом, оставив сумку позади. Обычно по четвергам у Карла нет клиентов, так что, скорее всего, он будет дома. Пока Матильда в школе, мы сможем нормально поговорить и все решить. Автобус застревает в пробке на Эйнджел, и я выбегаю и несусь в метро. Теперь, когда я решила, что буду сражаться за Матильду, я снова живу, все волнения и нерешительность исчезли.
Я бегу по дороге от Арчуэй и добираюсь до нашего дома, моего дома. Я собираюсь открыть дверь ключом, но тут останавливаю себя. Правильно дать Карлу знать, что я здесь, так правильнее. Я решу все проблемы спокойно. Звоню в дверь и жду, когда он подойдет открывать. Несколько мгновений стоит тишина, и я снова звоню и тут слышу тяжелые шаги по лестнице. Он открывает дверь и молча смотрит на меня.
– Карл, я хочу с тобой поговорить. Ты не против? – спрашиваю я.
Молчание.
– Знаю, что ты злишься, но мы должны найти способ все решить. Я не позволю тебе так поступить.
Длинная пауза и тут он отвечает:
– Ты, верно, шутишь.
– Нет, не шучу. Возможно, я не твой идеал матери, но я могу быть достаточно хорошей. Матильда меня любит, ты это знаешь. – Мой голос становится все громче и громче. Карл показывает мне говорить тише, но я продолжаю: – Ты не можешь вот так от меня избавиться. Я не боролась, но теперь буду. Я не позволю тебе разрушить семью, нам нужно поговорить, подумать, что мы можем сделать.
Он оглядывается. Знаю, он вспоминает о соседях, о чем они подумают, если увидят, как я стою здесь и кричу на него с порога. Он явно собирается закрыть дверь, и я быстро засовываю ногу в щель.
– Если не хочешь ссориться на пороге, Карл, впусти меня. Потому что я никуда не уйду.
Я толкаю дверь плечом, но тут Карл отпускает ее и отходит назад. Я тяжело падаю на пол. Вместо того чтобы помочь мне подняться, он смотрит на меня с чистым презрением. В нем не осталось ничего от старого Карла. Я встаю, потирая плечо, и оказываюсь в коридоре. По крайней мере, я дома.
Карл смотрит на меня и говорит:
– Думаю, тебе лучше пройти сюда. – Он показывает на гостиную, словно я незнакомка, словно это не дом, в котором мы трахались и ссорились все эти годы.
Я следую за ним, проводя рукой по стене, вспоминая, какие на ощупь обои и штукатурка, вспоминаю вмятину, которую я сделала, пытаясь затащить в дом новый комод, как плохо покрасила перила. Карл указывает на диван перед телевизором, ничего не говоря, и, пока я сажусь, он выходит из комнаты и возвращается с ноутбуком, который подключает к телевизору.
– Хочешь чашку чаю? – спрашивает он. – Стакан воды, прежде чем мы начнем?
– Нет, спасибо, все хорошо.
– Уверена? Давай я принесу тебе воды.
Карл покидает комнату и возвращается со стаканом. Я беру его и делаю глоток. Включается экран телевизора.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я. – Какое отношение это имеет к нашему разговору?
Когда он поворачивается ко мне, на его лице написана грусть.
– Я не хотел это делать, Элисон, но ты не оставила мне выбора. Как и с вазэктомией.
– Не хотел делать что? – спрашиваю я.
– Просто смотри, – отвечает он.
Я смотрю, но не понимаю, что вижу. Экран телевизора отражает то, что включено на его ноутбуке. Это Mac, все программы открыты, на заставке Матильда играет в саду. Но вот
