Кофе и полынь - Софья Валерьевна Ролдугина
— О, чудесно. Уверена, что ему не хватало таких обсуждений в последние годы, — ответила я, опустив окончание реплики: «…особенно после смерти моего отца».
— Чего ему не хватает, так это свободного времени, — вздохнула Паола и искоса глянула на меня, точно проверяя, как откликнутся слова. — И… и, знаете, мы обсуждали кинематограф. Вы слышали что-нибудь о компании «Коллинз и Смит»?
— Припоминаю шумиху несколько лет назад, но тогда мне было не до кинематографа, — улыбнулась я немного виновато. — Период между похоронами родителей и смертью леди Милдред выдался нелёгкий… Да и потом проще не стало. Однако надеюсь однажды наверстать упущение.
Похоже, что-то в моём ответе утвердило Паолу в мысли, что она на правильном пути.
— Рэйвен тоже так сказал, представьте себе, — ответила она, и у неё тоже дрогнули уголки губ. — Я… я собиралась предложить ему посетить киносеанс. «Смит и Коллинз», судя по всему, хотят вернуть себе утраченное влияние и собираются делать фильм по книге сэра Монро. Верней, уже сделали, но отложили премьеру из-за того, что пришлось перемонтировать финал.
— Полагаете, им можно надеяться на успех?
— Отчего нет! Ведь это они выпустили кинокартину «Побег грабителя»… — Паола разомкнула сложенные на коленях руки, а потом снова сцепила в замок; единственный жест, который выдавал её волнение. — И я вышила для Рэйвена платок.
— Чудесно!
— И собираюсь его подарить.
— Очаровательная идея! Уверена, что подобное никому ещё не приходило в голову.
— Вы шутите надо мной.
— Разве я похожа на человека, который станет так шутить? — ответила я, хотя и впрямь чуть не рассмеялась. Паола выглядела непривычно взволнованной — впервые с тех пор как её шумное семейство отбыло обратно в Романию. — И маркиз тоже не станет шутить с вашими чувствами, а потому вы можете говорить с ним открыто.
Паола отвела взгляд и уставилась за окном; вдали, над крышами, мелькнул купол собора святой Люсии — мы уже подъезжали к месту.
— Я не надеюсь на то, что он полюбит меня, — едва слышно произнесла она. — Место в его сердце занято… занято другим человеком, пусть его сейчас и нет в живых. Он рассказывал мне, и…
Повисла пауза.
— Что ж, тогда он был с вами более откровенен, чем со мной, — заметила я вскользь. Реплика прозвучала так, словно меня это задело, хотя на самом деле не было ни ревности, ни сожаления… только печаль, потому что и моё сердце принадлежало тому, кто мог уже и не вернуться. — Хороший знак, полагаю. А что до любви, то она бывает разной. И яркой, похожей на вспышку, и тихой, спокойной. Вы тоже не похожи на человека, одержимого страстью… и ваше сердце тоже было разбито, пусть и иначе, разве не так? Пообещайте мне, что подарите этот платок, — закончила я невпопад.
Паола не ответила — но еле заметно кивнула.
Около храма было на удивление пустынно. Может, этому способствовала погода — приятная, но слишком тихая, точно убаюкивающая. Даже попрошайки подевались куда-то. Одно семейство — степенная пара, полдюжины детей, несколько тётушек, хромой старик в мундире — спускалось по ступеням; другое, почти в таком же составе, наоборот заходило. Молодой послушник, отложив в сторону метлу, читал собравшимся у боковой лестницы детишкам-беспризорникам книгу. Я удивилась было благочестию, с которым внимали ему мальчишки, но, проходя мимо, увидела, что в руках у него не Писание, а «Большая иллюстрированная книга рецептов миссис Мюм».
— С чем-чем можно запечь кролика? — зачарованно спросил один оборванец, аккурат когда я проходила мимо.
— С ананасом! — гордо, с отчётливо голодным взглядом ответил послушник. — Слушайте дальше, отроки…
«Может, отправить в приют святого Кира Эйвонского ананасов и апельсинов? — задумалась я не на шутку, невольно ускоряя шаг, так что Паола за мной едва поспевала. — Надо будет узнать, что поставляют нынче из Колони».
Под сводами храма царил полумрак, прохладный и ароматный; было по-особенному тихо — тот вид тишины, который близок чем-то к пустоте и заставляет ощутить печаль. Свечи горели, но совсем немного. Иногда потрескивали фитили. Слабо пахло воском и остывшим камнем стен, чуть сильнее — хризантемами, которых была целая гора, разных, и мелких, и крупных, и свежих, и уже увядающих… В основном лиловых, цвета заката, багровых и бледно-жёлтых.
Паола с моего согласия пошла осмотреться по сторонам. Особенно, кажется, её заинтересовали витражи; она даже пожалела, что не захватила с собой альбом и карандаш — и попросила разрешения привести сюда потом мальчиков, чтобы показать им что-то. На секунду я почувствовала себя даже уязвлённой, потому что не поняла, о чём речь. Стыдно, конечно, если кругозор у Лиама станет шире, чем у меня…
«Ничего не стыдно, — оборвала я сама себя. — Сначала надо избавиться от Валха, а потом уже думать об образовании… И, пожалуй, в следующий раз внимательнее слушать, когда Глэдис будет рассуждать об искусстве».
Впрочем, и до рассуждений Абигейл о финансах и управлении мне в своё время требовалось дорасти.
Пока Паола неспешно прогуливалась от витража к витражу, я застыла в нерешительности, сжимая в пальцах подсолнух, изрядно осунувшийся с утра. Да, граф Ллойд оставил мне знак, но что делать теперь? Обыскивать храм? Как вообще нечто настолько нечестивое, как тело злого колдуна, не мёртвого и не живого, может находиться здесь?
Ллойд сказал — «следы»… Может, сюда приходит кто-то, имеющий отношение к Валху? Абени точно заглядывает на кладбище, ведь там похоронена леди Милдред. А где-то в склепах под храмом покоится сам Вильгельм Лэндер…
К слову, а с чего я решила, что тело Валха — где-то в храме? Ведь совсем рядом — старинное кладбище, где каких только склепов нет, а уж заброшенных могил… Эллис сказал недавно: «Подобное прячут среди подобного». Что может быть логичнее, чем укрыть тело среди других тел?
Но тогда я не найду его никогда.
Кладбище огромно.
— Какой красивый цветочек, — раздался вдруг заинтересованный голосок, скрипучий, старушечий. — И откуда он взялся в середине осени?
— Мне его подарили, — откликнулась я, бездумно оборачиваясь к говорившему, вернее, к говорившей. — А расспрашивать дарителя о подарках невежливо… О, это
