Эндрю Тейлор - Анатомия призраков
— Не сразу. Он должен завершить исследование библиотеки, и не исключено, что может снова понадобиться мистеру Олдершоу. Поэтому я устроил его в гостевых комнатах в Новом здании. Когда он узнал о состоянии директора, то не захотел его беспокоить… как и, разумеется, вас, мадам.
Элинор кивнула.
— Есть новости о мистере Соресби?
— Он как сквозь землю провалился. Но у нас есть еще один гость. Мистер Уичкот в колледже. Надеюсь, это вас не расстроит.
Элинор подняла глаза и застала на лице тьютора выражение задумчивости.
— Почему вы полагаете, что это может меня расстроить?
— Я опасался, что его вид может пробудить мучительные воспоминания о вашей любимой подруге, миссис Карбери. Ничего более.
Элинор поблагодарила гостя за заботу. Больше ничего она не сказала, и он встал, чтобы откланяться.
Оставшись в одиночестве, Элинор села за письменный стол с пером в руке, но не смогла написать ни слова. Она думала о своем умирающем муже, о Джоне, который находился в полете стрелы от нее, и о Сильвии. Элинор больше не знала, любит она Сильвию или ненавидит. Ричардсон коснулся больного места, когда упомянул ее. Все воспоминания были мучительными.
Позже, когда сиделка сообщила Элинор, что ее муж проснулся, она зашла в его комнату. Занавеси скрывали сияние дня. Доктор Карбери лежал на спине, завернутый в покрывала, словно в смирительную рубашку. Он глядел на жену большими собачьими глазами.
— Как поживаете, сэр? Отдохнули?
Он проигнорировал вопросы.
— Есть новости?
— Мистер Олдершоу вернулся, и мистер Ричардсон говорит, что он полностью выздоровел.
— Хорошо. Но что с Соресби?
— Ничего, сэр. Надеюсь, с несчастным юношей не случилось ничего дурного.
— Да, это не исключено, — Карбери приподнял голову с подушек во внезапном приливе сил. — Самоубийство. Если подумать, в этом нет ничего невозможного.
— Надеюсь, это не так.
Ее муж словно не услышал. Его голова тяжело упала обратно на подушки.
— Соресби мертв? — пробормотал он себе под нос. — Да, вполне вероятно. Мертв, решительно мертв. Но не слишком ли оптимистично на это надеяться?
— Этот дьявол захватил с собой клубные архивы, — сообщил Фрэнк Холдсворту, как только вернулся из Иерихона. — Они в его комнатах, и он собирается меня шантажировать. Господь всемогущий, подумать только, что я когда-то его уважал! Считал человеком благородным. Что же делать?
— Не торопиться, мистер Олдершоу.
Фрэнк глянул на него.
— Вам легко говорить, сэр, но…
В дверь постучали, и в комнату влетел Гарри Аркдейл, похожий на веселого херувима.
— Дорогой Фрэнк, как поживаете? — Он схватил руку товарища и стал дергать ее вверх и вниз. — Наконец-то вы вернулись, в целости и сохранности. Желаю вам всяческих благ. Какое счастливое возвращение!
Холдсворт поклонился и отступил, подыскивая повод удалиться.
— Вы слышали последние новости? — спросил Аркдейл, покончив с первыми приветствиями. — Соресби исчез.
— Рикки нам только что сообщил. Ничтожный он человечек, а? Вечно хрустел костяшками, прямо канонаду устраивал.
Аркдейл наморщил нос.
— Скандал разразился преизрядный. Я вот никак не понимаю… он был любимчиком Карбери. Старик даже зарезервировал для него членство.
— Я думал, Соресби — человек Рикки. Кстати, вы не заходили в конюшни на днях? Мои лошади…
— Подождите, Фрэнк… это дело с Соресби… вы еще не слышали самое интересное. Возвращаюсь я в колледж, и вдруг Мепал подносит мне сверток. Кто-то оставил его в ящике прошлой ночью — он не видел, кто. Оказалось, он от Соресби, — Аркдейл достал из кармана тонкую книжицу. — Смотрите.
Фрэнк взял книгу и открыл ее на титульном листе.
— Эвклид? Что еще за чертовщина?
— Я стал настоящим книгочеем со времени нашей прошлой встречи. Но это неважно. Вот что лежало внутри. Смотрите.
Аркдейл протянул листок бумаги, который, похоже, был вырван из записной книжки. Холдсворт подошел ближе и прочел через плечо Фрэнка написанные на листке несколько слов: «Мистер Аркдейл! Вот книга. Второй абзац мистера Доу на странице 41 необходимо усвоить, если вы желаете понять теорему 47 (теорему Пифагора). Умоляю, не верьте этой чудовищной лжи обо мне. Клянусь, я ничего не крал. Т. С.».
40
Обед должен был начаться через полтора часа. Холдсворт извинился и оставил молодых джентльменов наедине. Пожалуй, хорошо, что он согласился провести с Фрэнком еще день или два, поскольку тому грозила новая опасность — Уичкот. К тому же, разве ему есть куда вернуться в Лондоне?
В глубине души он знал, что у него есть и другие, более веские причины остаться, хотя он едва ли мог признаться в некоторых из них самому себе, и уж тем более Фрэнку. Необъяснимые смерти Сильвии Уичкот и Табиты Скиннер раздражали его, как камешек в ботинке. Теперь, после выздоровления Фрэнка, они не имели к нему отношения. Но все равно не давали покоя. Более того, вопрос с привидением Сильвии оставался нерешенным. Если он не поможет духу несчастной женщины упокоиться с миром, неудача будет терзать его до конца дней. Ведь он не сможет полностью отринуть возможность того, что Мария с самого начала была права и ее действительно посещал призрак Джорджи.
Но самой сложной для признания причиной и самой веской была живая женщина, которая находилась всего в пятидесяти футах в Директорском доме и обладала властью не просто терзать его, а причинять адские муки. «Я веду себя постыдно, — сказал он себе, — аморально, безумно и глупо. Будь я суеверен, решил бы, что она ведьма и приворожила меня. Но правда в том, что вина целиком на мне».
Выйдя из подъезда Фрэнка, Холдсворт увидел мальчишку мистера Уичкота, который проскользнул в ворота с корзинкой на локте. Джон отправился следом.
Два пристава стояли за пределами мощеного внешнего двора перед воротами Иерусалима. Они узнали мальчишку и окликнули его, но тот пробежал мимо и метнулся на Сейнт-Эндрюс-стрит.
Холдсворт ускорил шаг. Мальчишка повернул на Петти-Кери и проложил себе дорогу к рынку, где купил фрукты на одном прилавке и сыр на другом. После он зашагал к Кондуиту [37], где всегда собиралась небольшая толпа. Схватил ягоду клубники. С величайшей осторожностью развернул угол сыра и осмотрел его, как будто в поисках крошек.
Мальчик больше не был один. К нему подошла высокая худая девочка в невзрачном платье. Холдсворт узнал в ней служанку, которую видел с мальчишкой в колледже. Как будто почувствовав взгляд, она подняла глаза и уставилась на него. Должно быть, девчонка что-то сказала мальчишке, поскольку он повернулся в сторону Джона.
Тот отбросил уловки и направился к ним. Дети попятились.
— Пожалуйста, не пугайтесь, — быстро произнес он. — Я не причиню вам вреда. Ты слуга мистера Уичкота, верно? Я видел тебя в Ламборн-хаусе и буквально только что — в Иерусалиме.
— Да, сэр. Мистер Уичкот ждет…
— Просто ты показался мне голодным, и я подумал, может, ты не откажешься разделить со мной пирог, — Холдсворт указал на соседний прилавок. — Я бы съел кусочек-другой, но на целый пирог у меня не хватит аппетита. А выбрасывать еду — сущий грех.
Мальчик посмотрел на девочку. Между ними проскочила какая-то мысль.
— Возможно, твоя подруга тоже проголодалась? Будь добр, сходи, выбери пирог — такой большой, какой захочешь, — и принеси его мне.
Холдсворт протянул руку и разжал ладонь, на которой лежали три монетки по одному пенни и трехпенсовик. Мальчик схватил деньги. Они с девочкой отправились к прилавку с пирогами и переговорили с его хозяйкой. Когда они вернулись, мальчик протянул пирог Холдсворту. Девочка вернула оставшиеся два пенни.
Холдсворт не стал ничего брать.
— Я хочу с тобой поговорить, — сказал он.
Мальчик сделал шаг назад, затем другой.
— Погоди, — крикнул Холдсворт, понимая, что мальчик вот-вот уйдет и, вдобавок, того и гляди расскажет хозяину о неловкой попытке чужака завязать разговор. — Послушай, это ради твоего же блага.
Он присел, чтобы оказаться с мальчиком на одном уровне, и понизил голос:
— Я знаю, что случилось в клубе Святого Духа.
В глазах мальчика вспыхнула тревога.
— Мистер Уичкот задолжал вам денег, сэр? — внезапно спросила девочка.
— Нет. Но, держу пари, он задолжал жалованье этому парню.
Джон увидел по ее лицу, что выстрел попал в цель, и поспешил развить успех.
— Я только хочу поговорить с тобой пять минут, — сказал он мальчишке. — Твоя подруга может остаться с нами и проследить, чтобы тебе не причинили вреда. А пока мы разговариваем, вы с ней можете съесть пирог. Ну, что, договорились?
