Белая сирень - Маша Ловыгина
«Не мужчина, а загадка!».
«Артём, ты лучше всех! Тебе подойду только я!»
«Ты просто – ах!»
«Встретимся?»
«Тёмыч, забей!»
«Всегда твоя!»
«Белецкий должен принадлежать народу!»
«Бабы – зло!»
Она почувствовала, как ревность заливает щёки румянцем.
Сначала ты думаешь, что не сможешь никого любить. Что тебе это просто не нужно. Что любовь – опасная вещь, если ты недостаточно циничен и опытен в этом вопросе. А потом тебя вдруг накрывает в одну секунду, до хруста ломая кости от желания быть рядом, когда даже ночью всё в тебе поёт, и ты просыпаешься с улыбкой на губах, уверенный в том, что всё вокруг прекрасно и головокружительно только по одной единственной причине: ты любишь и любим. В состоянии ли ты удержать этот сверкающий зыбкий шар в своих руках, чтобы нести его хрустальную хрупкость дни и годы? Имеешь ли ты право, давая обещания, затем тихо стащить их и спрятать? Не боишься, что найдётся кто-то более достойный и решительный, чтобы нести эту ношу за тебя?
Оля водила пальцем по картинке. Перед глазами возникла прихожая, где было сделано фото. Кажется, что она даже слышала тиканье ходиков из-за двери спальни…
***
– Ты совершенно не доверяешь людям! – Артём, стоя на коленях, опустил голову над ванной. Отфыркиваясь, ждал, когда Оля смоет шампунь с его волос, поливая из ковша нагретой водой.
В его доме меняли старые трубы, а во двор привезли цистерну с водой, из которой они носили воду всё утро себе и соседу Белецкого – отставному офицеру с протезом вместо ноги. Рабочие обещали закончить ремонт до вечера, но жители дома настойчиво уточняли сроки, обмениваясь между собой телефонами Управы.
– Надо уметь делегировать! – пока Ольга вытирала его волосы полотенцем, Артём пытался дотянуться до её губ поцелуем. – А ты почему-то решила, что всё должна делать сама. Это абсолютно неправильная позиция.
– А ты всегда считаешь себя правым? – Оля чмокнула Артёма в нос и пригладила влажные волосы. – Мне просто кажется, что делаю свою работу гораздо лучше других. Это эгоизм?
– Глупость! – Белецкий пожал плечами, рассматривая себя в зеркале. – Знаешь как – научи другого. Пусть учится, делает ошибки, но двигается вперёд. И ты иди. Не закапывайся в том, что давно можешь делать с закрытыми глазами. Контролируй процесс. Открой для себя новые возможности! Может, этот человек, с которым ты поделишься знаниями, превзойдёт тебя, – продолжил без паузы. – Я считаю, что мы должны поехать вместе куда-нибудь отдохнуть. Я уже присмотрел несколько мест, где можно совместить мои рабочие встречи с выставками и биеннале. В Прагу, например, второй сезон зовут антрепризу ставить. Всё некогда. Но, – он мягко коснулся кончика носа Оли, – если ты согласишься, мы можем провести там незабываемый месяц. Будем есть крендели, а по утрам пить тёмное чешское пиво!
– Я стану толстая, не влезу в самолёт, и ты меня разлюбишь.
– А разве я говорил, что люблю тебя? – прищурился Белецкий.
– Нет. А я?
– Дай-ка подумать, – Артём наморщил брови и вопросительно посмотрел на Олю. – Нет?
Белоснежная рубашка с тонким вышитым вензелем. Дёрнувшийся кадык над строгим воротничком. Ольга завязала атласную бабочку и чуть прижала её, почувствовав основанием ладони сквозь ткань тепло Артёма.
– Сначала ужин, потом премьера. Дюваль будет в Москве только три дня, – Белецкий подождал, когда Оля пройдётся роликом вдоль его шерстяного пальто и затем, обхватив её лицо ладонями, крепко поцеловал. Они не размыкали объятий минуты две, пока у Артёма не зазвонил телефон в кармане.
– Такси, это такси, – девушка прижалась на прощание щекой к его груди.
– Не уезжай сегодня! – попросил Белецкий, уперев подбородок в её макушку. – Я не хочу оставаться один.
– Ты не проводишь Дюваля в отель?
– Делегирую кого-нибудь. У меня есть дела поважнее, – губы Артёма тянутся для прощального поцелуя.
***
На следующий день Ольга опять была у следователя. Тот объявил, что Маржанская не отвечает на звонки, а ему было настоятельно рекомендовано исключить любое упоминание о ней в деле. Сумочку Оле выдали под роспись, заставив вывалить содержимое на стол. Когда среди вещей оказалась фотография Полины Титовой, следователь поднял на Ольгу тяжёлый взгляд с немым вопросом.
Запихивая дрожащими руками вещи обратно, девушка пояснила, что знакома с семьёй Полины. Стало, наконец, понятно, что и её нашли среди остальных закопанных в роще. Ольге не нужны были расплывчатые объяснения следователя о тайне следствия и невозможности дать исчерпывающие ответы на вопрос, причастны ли к убийствам Тищенко и Гуциев. Внутри живота ворочался огненный шар подозрений, испепеляя всё то, что было до этого ещё живо в ней.
Она не смогла найти в себе силы, чтобы поехать в больницу к Мезенцеву. Вернулась домой.
В подъезде раздались шаги и детское нытьё. Оля подошла к двери и открыла её на всю ширину.
– Таня!
Булька спускалась по лестнице и одной рукой тащила за собой упирающегося Вовку. В другой руке у неё был тяжёлый пакет, который ударялся об её ноги.
– А, это ты?! – протянула Булька, отпуская сына.
Мальчишка тут же понёсся вниз, перескакивая через ступеньки.
– В больницу идём, – хмуро сказала Булька.
– Тань, – Оля облизала пересохшие губы. – Я хотела сказать… Что бы ни случилось, ты должна знать, что я…
В подъезд зашла соседка. Медленно поднимаясь по лестнице, она остановилась, увидев Бульку.
– Здравствуй, Танечка! Вот несчастье-то. А я смотрю, Вовочка побежал на площадку.
– Здравствуйте! – поздоровалась Оля, но соседка лишь смерила её многозначительным взглядом.
Оля прекрасно помнила эту женщину, живущую над ней. С тёткой они не ладили. Впрочем, Валентина мало кого привечала и тоже могла, не здороваясь, пройти мимо.
– Вот, в больницу идём, – Таня поставила пакет на ступеньку. – Знаете ведь как бывает: холишь мужа, лелеешь, детей ему рожаешь, а придёт какая-нибудь фря, и твой мужик уже в палате на больничной койке! А ведь могли и убить! – Булька бросила гневный взгляд в сторону Ольги. – Одни б**ди кругом! – припечатала она, сложив руки на груди.
– И не говори, Танечка! – в унисон пропела соседка. – Держи ухо востро! И моего такая же мразина увела. Да только недолго он с ней прожил. Под машину попал! – радостно всплеснула руками. – Вот и хоронила она, и поминки справляла, а ведь я законная жена ему! Не позволила я этой курве памятник ему поставить! Пусть так гниёт, изменник.
Таня закивала, соглашаясь.
– А что с них взять? – не унималась соседка. – Это ж по крови передаётся! Я читала, я знаю.
– Что передаётся? – в глазах Тани
