Цю Сяолун - Шанхайский синдром
– Да. Это мой долг.
– Что ж… – вздохнула Яо, -мое дело дать вам совет. Вы ведете дело, и решать вам. И все же я была бы вам очень признательна, если бы вы время от времени докладывали мне о ходе расследования – если вскроются какие-либо подробности. Наше сотрудничество в интересах партии.
– Прекрасно, – кивнул Чэнь, стараясь снова уклониться от прямого ответа. Он вовсе не считал, что обязан докладывать Яо о ходе дела. – Я член партии. И буду действовать в соответствии с законодательством – и в соответствии с интересами партии.
– Все говорят о том, что вы очень преданы своей работе. Кажется, похвалы окружающих вполне оправданны. – Яо встала из-за стола. – Товарищ старший инспектор Чэнь, у вас впереди большое будущее. Мы стареем. Рано или поздно нам придется передать знамя молодым вроде вас. Значит, надеюсь, мы с вами скоро увидимся.
– Спасибо, директор Яо, – сказал Чэнь. – Ваши советы и наставления очень важны для меня.
Кивая, Чэнь думал: Яо похожа на ожившую страницу из учебника политграмоты.
– Кроме того, – продолжала Яо тем же серьезным голосом, – нас беспокоит ваша личная жизнь.
– Моя личная жизнь?
– Вы молодой, перспективный кадровый работник; вполне естественно, ваша судьба нам небезразлична. Сколько вам лет? Тридцать пять – тридцать шесть, верно? Вам пора остепениться.
– Спасибо, товарищ директор Яо. Просто я все время так занят…
– Да, знаю. Я читала статью о вашей работе, написанную той репортершей из «Вэньхуэй».
Яо проводила его до лифта. На прощание они снова официально пожали друг другу руку.
На улице неустанно моросил дождь. Вмешательство директора Яо – зловещий знак.
Дело не только в том, что партийная работница высшего звена хорошо знакома с У Сяомином. Семьи Яо и У вращаются в одних и тех же кругах. Поскольку она сама кадровая партийка старшего поколения, ее реакция на обвинения в адрес сына старого соратника вполне объяснима. Но то, что ей известны все подробности, настораживает. Она проявила чрезмерное любопытство относительно его поездки в Гуанчжоу и даже относительно его личной жизни – в том числе дала знать, что ей известно и о «той репортерше из «Вэньхуэй». Яо вообще-то не положено лезть в его личную жизнь – разве что сам он, Чэнь, находится под следствием.
Комиссия по проверке дисциплины могла оказать существенное влияние на карьерный рост. Неделю назад старшему инспектору Чэню казалось, что путь наверх открыт. Он был исполнен стремления служить своей стране, своему народу.
Сейчас он уже ни в чем не был уверен.
26
Старший инспектор Чэнь вернулся в управление в первом часу дня.
Секретаря парткома Ли все еще не было. Как и следователя Юя. Когда Чэнь вошел к себе в кабинет, телефон у него на столе буквально разрывался. Сначала позвонил коллега из пекинского управления. Речь шла об одном давно раскрытом деле. Чэнь понятия не имел, почему старшему инспектору Цяо Дасину, его пекинскому коллеге, непременно нужно говорить с ним о давнем деле по телефону. Цяо проговорил по межгороду больше двадцати минут, но не сообщил ему ничего нового или существенного. Под конец он заявил, что ждет не дождется приезда Чэня в столицу. Он обещал угостить его уткой по-пекински в ресторане на улице Ванфуцзин.
Второй звонок также удивил его. Ему позвонили из «Вэньхуэй дейли», но не Ван Фэн, а редактор, которого он едва знал. Одна читательница написала в газету письмо. Она просила поблагодарить поэта за реалистическое описание повседневного труда сотрудников народной полиции. Как странно, подумал Чэнь. Еще никто раньше не называл его стихи реалистическими.
Самым неожиданным стал звонок от Старого Охотника, отца следователя Юя.
– Узнаете, старший инспектор Чэнь? Знаю, вы очень заняты, но мне нужно кое-что обсудить с вами. Гуанмин, этот молодой негодник, хочет загнать меня в могилу!
– Что вы такое говорите?! Насколько мне известно, Гуанмин – самый почтительный сын из всех, кого носит земля!
– В общем, если у вас получится уделить мне полчаса вашего драгоценного времени, я буду очень рад. Догадываюсь, на обед у вас какая-нибудь быстрорастворимая лапша. Такая еда только портит желудок! Приглашаю вас в чайную «Усинтин» на озере – за храмом Чэнхуанмяо. Я угощу вас чашечкой настоящего зеленого чая «Лунцзин». Он очень полезен для пищеварения. Я звоню из телефона-автомата.
Старший инспектор Чэнь не мог отказать старику – и не только из-за дружбы со следователем Юем. Старый Охотник прослужил в полиции более тридцати лет. Несмотря на то что старик сейчас вышел в отставку, он по-прежнему считал себя в строю – к тому же у него сохранились обширные связи как в самом управлении, так и вне его.
– Хорошо, я приду туда минут через двадцать. И не волнуйтесь за Гуанмина, у него все хорошо.
Однако Чэнь сомневался, что сумеет стать идеальным посредником, если речь пойдет о каком-то серьезном разногласии между отцом и сыном. К тому же сейчас не самое лучшее время для разбирательства семейных неурядиц. Недавняя беседа в комиссии по проверке дисциплины оставила в душе неприятный осадок. Чэнь поспешно проглотил быстрорастворимую лапшу из пластмассовой миски и вышел на улицу.
Говорят, Чэнхуанмяо – храм Хранителя города – построили в XV веке, в эпоху Южной династии Сун. Впоследствии храм не раз перестраивали и достраивали; последняя перестройка датируется 1926 годом. Главный зал тогда укрепили бетоном, позолотили глиняные статуи. В начале шестидесятых годов, после того как Мао провозгласил борьбу с «Четырьмя пережитками» – старыми обычаями, старой культурой, старыми привычками, старыми идеями, – хунвейбины разбили храмовые статуи на мелкие кусочки. Позже в храме Чэнхуанмяо устроили продовольственный склад. И только в начале восьмидесятых храм начали восстанавливать. В нем разместили торговый центр, где продавались и выставлялись произведения искусства и народных промыслов. Постепенно храму вернули первоначальный вид: выкрасили стены в желтый цвет, отреставрировали и покрыли черным лаком ворота. Внутри рябило в глазах от сверкающих стеклянных витрин и полок с изделиями народных промыслов. На двери выгравировали стихи:
Кто честен, тот спокойно спит.Твори добро и будь угоден Богу.
Конечно, коммунисты не верили ни в какого Бога – ни в восточного, ни в западного, но тем не менее, с точки зрения полицейского, призыв творить добро и быть честным весьма уместен.
Итак, здесь сейчас служат не Богу, а мамоне.
Однако перед храмом старший инспектор Чэнь увидел группу пожилых женщин. Некоторые из них стояли на коленях прямо на земле. Одна низко кланялась; в руках у нее были пучки горящих благовонных палочек. Она бормотала себе под нос:
– Хранитель города… защити… нашу семью…
Очевидно, храм все же оставался храмом – по крайней мере, для верующих.
Видимость и реальность.
Некоторые говорили: рано или поздно из торгового центра снова сделают храм. Однако в том, что сейчас в культовом месте торгуют, Чэнь усматривал глубокий смысл. Обожествляются товары, предметы потребления. А может, он не прав. Чэнь окончательно сбился с толку.
Храм со всех сторон окружал базар. В многочисленных ларьках и лавочках также торговали изделиями народных промыслов. Однако неповторимый характер базару придавали множество ресторанчиков, закусочных и забегаловок. Еда здесь была недорогой; над базаром плавали умопомрачительные ароматы. Такого больше нигде не встретишь. Однажды в выпускном классе Лу Иностранец и Очкарик Цзян позвали Чэня с собой. Они вознамерились за один день обойти все тамошние закусочные. Целью их компании было отведать все. Каждый пробовал по маленькому кусочку, не больше. Так, они отведали суп с куриной и утиной кровью, по крошечному ломтику пирога с редисом, пельмени с фаршем из мяса и креветок, лапшу с говяжьим бульоном, жареный творог тофу, тоненькую вермишель… Их затея не увенчалась успехом. На полпути у них закончились деньги. Но то был один из счастливейших дней в жизни Чэня.
Во время культурной революции Очкарик Цзян бросился в колодец. У Лу Иностранца теперь свой ресторан. А он, Чэнь… он теперь старший инспектор полиции.
Хотя во время своего честолюбивого похода они не заходили в чайную «Усинтин», Чэнь неоднократно любовался двухэтажным пятиугольным павильоном в форме пагоды. Чайная расположилась посередине рукотворного озера, напротив ресторана «Журавль и сосна». Чтобы попасть туда, надо было пройти по каменному мосту с девятью изгибами. Изгибы призваны были защитить посетителей от злых духов. И сейчас на каждом изгибе моста толпились жители Шанхая и туристы; все любовались цветками лотоса, покачивающимися на теплом ветерке, бросали хлебные крошки золотым карпам, плававшим в воде, или фотографировались на фоне чайной.
В зале на первом этаже посетителей было немного. Чэнь огляделся, но не увидел Старого Охотника. Поэтому он поднялся по лестнице с ярко-красными перилами. На втором этаже любителей чая было еще меньше; старик сидел за столиком у окна. Перед ним стоял заварочный чайник. Увидев Чэня, Старый Охотник помахал ему рукой:
