Цю Сяолун - Шанхайский синдром
– Уважаемый господин Юй, вы по-прежнему в строю! Ваш бесценный опыт и ваша находчивость очень нам пригодились!
– Рад, что оказался полезен. Если нужно, Цзяо подтвердит свои показания на суде. Я об этом позабочусь.
– Большое вам спасибо. Не знаю, что и сказать…
– А ничего говорить и не нужно. Догадайтесь, зачем я захотел повидаться с вами. – Старый Охотник смотрел не на Чэня, а в свою чашку. – У меня до сих пор сохранились старые связи – и в нашем управлении, и в других местах. Я ведь пенсионер, я теперь никто, поэтому в разговорах со мной многие забывают об осторожности.
– Конечно, вам все доверяют, – кивнул Чэнь.
– Я старик, – возразил Юй-старший. – Никто со мной особенно не считается. А вы еще молоды. Ваше дело правое. Вы честный полицейский; таких, как вы, сейчас осталось немного. Но некоторым – там, наверху, – не нравятся ваши методы.
Значит, Старый Охотник не случайно пригласил его сюда. Он навел справки среди своих знакомых. Их расследование, фигурально выражаясь, взбаламутило стоячую воду. Неужели за ним установили слежку?
– Те, кому вы перешли дорогу, могут быть опасными. В их власти поставить на прослушку ваш телефон, квартиру, машину. Вы имеете дело не с любителями. Так что будьте осторожны!
– Спасибо, уважаемый господин Юй. Буду.
– Вот и все, что я хотел вам сказать. Поверьте, я очень рад, что Гуанмин работает с вами.
– Я по-прежнему верю в победу справедливости, – заявил Чэнь.
– Я тоже. – Старый Охотник поднял чашку. – Позвольте мне выпить чаю за ваш успех.
Выходя на запруженную народом площадь перед храмом Хранителя города, Чэнь уныло подумал: если он будет упорствовать и продолжит искать улики, скорее всего, убийство Гуань станет его последним делом в должности старшего инспектора. Или вообще последним делом. Потому что, если он поддастся давлению и откажется от расследования, он больше не сможет считать себя ни честным полицейским, ни человеком с чистой совестью.
27
Дойдя до улицы Хэнаньлу, Чэнь задумался. Ему показалось, он уже видел сегодня мужчину средних лет в коричневой футболке. Мужчина упорно шел за ним, держась на расстоянии, но не выпуская его из виду. Слежка! Чэню стало не по себе. За ним ходят по пятам, фиксируют каждый его шаг. Но когда он вошел в продуктовый магазин, мужчина в коричневой футболке прошел мимо, не замедлив шага. Чэнь облегченно выдохнул. Может, он просто перенервничал. Уже пятый час. Возвращаться на работу что-то нет настроения. Он решил навестить мать; ее дом располагался в маленьком, тихом, усыпанном гравием переулке, отходящем от улицы Цзюцзянлу.
По пути он зашел в «Неземное блаженство», недавно открытый частный магазин деликатесов, и купил полкило жареного поросенка. Шкурка молочного поросенка была золотистой и хрустящей. Маме понравится. Хотя маме уже за семьдесят, у нее еще все зубы свои. Чэню стало стыдно. Он много дней не вспоминал о матери. Даже забыл купить ей что-нибудь в Гуанчжоу. Ну и ну – единственный сын!
Старый дом показался ему незнакомым и чужим, несмотря на то что много лет прожил в нем вместе с матерью, а в отдельной, собственной квартире живет всего несколько месяцев. Общая цементная мойка у входной двери от сырости поросла мхом. Потрескавшиеся стены явно нуждались в новой покраске и ремонте. На лестнице было душно и темно; площадки завалены картонными коробками и плетеными корзинами. Некоторые явно пролежали здесь уже много лет.
Чэнь еще снизу увидел в чердачном окне мамин силуэт; она смотрела на него из-за наполовину отдернутой шторы.
– Давно не звонил, сынок.
– Извини, мама. В последние дни я был очень занят, – сказал он, – но я постоянно думал о тебе. И о нашей комнате тоже.
Знакомая – и вместе с тем незнакомая комната. На покосившемся комоде фотография в рамочке. Отец снялся в сороковых годах, в шапочке и мантии. Молодой ученый с серьезным взглядом; его ждало блестящее будущее. Фотография блестела на свету. Мама стояла возле.
Она так никогда по-настоящему и не оправилась после смерти отца, хотя внешне вроде бы держалась стойко. Сейчас мама каждый день ходит за продуктами на рынок, болтает с соседями, по утрам занимается гимнастикой тайцзи. Несколько раз Чэнь пытался дать маме деньги, но она всегда отказывалась. Мама настаивала, чтобы он откладывал деньги для себя.
– За меня не волнуйся, – заявила мать, особо выделив «за меня». – У меня много дел. Почти каждый день разговариваю по телефону с твоим дядей, а по вечерам смотрю телевизор. С этого месяца телеканалов стало еще больше.
Мама приняла от него всего два подарка: телефон и цветной телевизор.
Телефон, строго говоря, был не совсем его. Управление полиции распорядилось в свое время установить аппарат для своего сотрудника вне очереди. После того как Чэнь получил отдельную квартиру, ему провели телефон и туда. Теоретически старшему инспектору следовало сдать прежний телефон, но он настоял на том, что обязан каждый день говорить с матерью. Ей уже за семьдесят, и живет она совсем одна. Секретарь парткома Ли тогда не стал возражать; Чэню все равно что вручили чек на три тысячи юаней. Сам телефонный аппарат стоил совсем недорого, но очередь на установку телефона в Шанхае была нескончаемой. При данных обстоятельствах установка телефона вне очереди стоила бы целое состояние, не говоря уже об огромном количестве документов, которые следовало собрать, чтобы доказать, что телефон необходим.
Для мамы телефон – бесценное лекарство от одиночества.
И телевизор тоже. Он купил его по госцене, на распродаже – вполне доступно при его уровне зарплаты. К тому же заведующий магазином хорошо его знал. Почему бы и нет? Во время культурной революции дом, в котором жили родители, разграбили хунвейбины. Вначале восьмидесятых, после реабилитации, им возместили убытки. Но убытки подсчитывали в соответствии с ценами пятнадцатилетней давности. Например, обручальное мамино кольцо с бриллиантом в пять каратов оценили в треть стоимости небольшого цветного телевизора!
– Чаю выпьешь? – спросила мать.
– Да.
– А к чаю – засахаренный боярышник из Сучжоу.
– Вот здорово!
Чэнь взял у мамы чашку и блюдце. В изумлении посмотрел, как она вынимает из волос цветок жасмина и бросает себе в чашку. Он никогда не видел, чтобы жасминовый чай делали таким странным образом. На темно-зеленой поверхности чая медленно раскрывались белые лепестки.
– Думаю, в моем возрасте могу немного побаловать себя. Всего двадцать фэней за веточку.
– Чай со свежими цветками жасмина! – воскликнул Чэнь. – Замечательная мысль!
Он обрадовался, что мама не бросила цветок и в его чашку.
Чэнь понимал, что маме приходится экономить буквально на всем. Несмотря на то что ее муж был известным ученым, он не оставил после себя практически ничего, кроме книг, которые она никак не могла решиться продать. Будучи вдовой известного человека, мама считала себя выше торговли. Но на ее пенсию едва можно свести концы с концами. В следующий раз надо будет купить ей настоящий жасминовый чай, пообещал себе Чэнь. Знаменитый чай сорта «Облако и туман» с Желтых гор.
Мама поставила чашку на стол и качнулась в ротанговом кресле-качалке.
– Итак, – сказала она, – расскажи, как у тебя дела.
– Все нормально, – ответил Чэнь.
– А как же самое главное дело в жизни?
Этого вопроса он заранее боялся. Мама имела в виду свидания с девушкой, женитьбу, рождение ребенка. Он всегда отговаривался занятостью, что, собственно, было правдой.
– Мама, у меня сейчас столько дел на работе…
– Значит, у тебя не хватает времени даже на то, чтобы задуматься о женитьбе? Верно? – спросила мама, хотя заранее знала, каков будет ответ.
Он кивнул, будучи почтительным сыном, хотя и вспомнил изречение, которое приписывают Конфуцию: «Есть три вещи, которые делают человека плохим сыном, и отсутствие потомства – самая серьезная из них».
– А как же Ван Фэн?
– Она уезжает к мужу в Японию. – Помолчав, Чэнь добавил: – А я помогаю ей с получением визы.
– Ну что ж… – Чэнь не услышал в мамином голосе разочарования, – возможно, сынок, для тебя так даже и лучше. Если честно, я рада. Она ведь замужем – по крайней мере, номинально. Ты не разрушишь чужую семью; это достойный поступок. Будда благословит тебя за него. Но с тех пор как ты расстался с той девушкой в Пекине, кажется, Ван единственная, кто тебе небезразлична.
– Мама, давай о чем-нибудь другом, ладно?
– Помнишь Янь Хун, телеведущую? Сейчас она на Восточном канале настоящая знаменитость. Все говорят, какая она красавица. Золотой голос – и золотое сердце. На прошлой неделе я случайно встретила ее в 1-м универмаге. Раньше она часто звонила тебе по вечерам – я узнавала ее по голосу, – но ты никогда ей не перезванивал. Сейчас она счастливая мать; у нее славный круглолицый сынишка. Но она по-прежнему ласкова ко мне, называет тетушкой.
