Виолетта Горлова - Как пальцы в воде
– Я просмотрел их, но в этом я тоже не специалист. Попрошу Фрэнка проверить. – Я задумчиво посмотрел на змею, пытающуюся проглотить «время». До полуночи оставался час. Что ж, у меня появилась отличная возможность в самом ближайшем будущем лицезреть призраков воочию. С некоторым усилием мне удалось оторвать свои мысли от жутких эпизодов из фильмов-ужасов, но почему-то не с участием безобидных приведений, а с картинами кровавых разборок зомби и вампиров. – А почему – «он»? – очнувшись, спросил я.
– Не знаю… Интуиция подсказывает.
– Ну для краткости, пусть будет «он». Хотя… уж если против тебя организована кампания, то «они» – будет вернее. Но все рано я не понимаю смысла… если только…
– Что? – воскликнула Лора, взволнованно повысив голос.
– Возможно, тебя кто-то хотел запугать именно таким, необычным, способом больше похожим на розыгрыш. И вся «ряженная» слежка, быть может, рассчитана именно на это.
– В таком случае, у этого любителя розыгрышей дурной вкус.
– Не исключено. Но если его целью было тебя расстроить – ему это удалось. А ведь о твоих обонятельных способностях знают не так уж много людей.
– Надеюсь. Во всяком случае, я не демонстрирую их на телевидение.
– Но почему нет письма с угрозами, как это было раньше?
Она замолчала, задумавшись и сцепив руки в замок.
– Вот этого я не знаю. А может, еще не время, – вновь огорчилась женщина, мельком глянув на часы. И мне стало вполне очевидно: ее страшит предстоящая ночь. Лора пригубила бренди и, по-видимому, только мое присутствие сдерживало женщину в желании основательно нагрузиться алкоголем. Я ее не осуждал и, в принципе, понимал. Со стороны легко давать советы, но когда сам оказываешься в сложной ситуации, собственная пресловутая мудрость куда-то испаряется.
Будто продолжив мои мысли, журналистка тихо и удрученно промолвила:
– После моих систематических кошмаров, я уже и сама смогу написать не один сценарий для триллера.
– Лора, полагаю, разгадка твоих снов куда проще, чем все остальное. Это всего лишь подсознание сигнализирует о каких-то болезненных процессах, происходящих в твоем организме. – Мне пришла в голову мысль о ее проблемах со здоровьем. – Тем более ты сама мне как-то жаловалась, что у тебя стало пошаливать сердце.
Женщина задумалась. Затем, расслабленно раскинувшись на спинку кресла, она ответила:
– С таким выводом я могла бы согласиться, но как быть с призрачными тенями, которые появляются в то время, когда я бодрствую?
– У меня есть на этот счет имеется слабенькая версия.
– Какая?
– Изложу ее позже… – я ободряюще улыбнулся, – скоро, как только проверю.
Женщина устало вздохнула, подавив зевок.
– Не знаю, может быть, я несколько преувеличиваю опасность, – вяло проговорила она. – Я даже не могу сказать, что существуют серьезные причины чего-то опасаться. – Помолчав минуту в раздумье, она спросила:
– Марк, ты же тоже веришь в интуицию?
– Безусловно.
– Я не буду распространяться о журналистском чутье. – Лора вновь преобразилась: глаза ее возбужденно заблестели, хотя нельзя, конечно, исключить участие алкоголя в этой метаморфозе, но, уверен, воодушевление сыграло более значительную роль в этом процессе. – У тебя ведь тоже бывает такое чувство, свой профессиональный нюх? – Она внимательно взглянула на меня, игриво покачивая своим бокалом и расплескивая по его стенкам янтарно-красные блики.
– Несомненно, – согласился я.
– Вот я и чувствую, что в этом деле с французскими актрисами, школой и монастырем много подозрительного. Только пока не пойму, какие детали навели меня на такой вывод. – Женщина сидела, опустив глаза и о чем-то сосредоточенно думая либо вспоминая что-то важное.
Мне показалось, что ее не надо отвлекать от раздумий, тем более что мне все равно необходимо было вновь отлучиться в туалет.
Когда я возвратился – понял по выражению лица Лоры, что ей удалось прийти к какому-то конкретному результату своих размышлений. Но высказывать их она не спешила. Легко приподнявшись из кресла и сообщив мне о недолгой паузе в нашей беседе, она направилась в туалет.
Возвратившись, Лора предложила мне кофе, но я предпочел более действенный напиток, как, впрочем и она. Разлив бренди по бокалам и чуть пригубив, журналистка медленно, будто бы пребывая в каких-то сомнениях, промолвила:
– Когда я читала о Мишель… и особенно о ее смерти… мне пришла в голову мысль, что ее убили.
– Почему?
– Объясню. Представь, картину. Красивая и талантливая, но пока еще не очень знаменитая актриса наконец-то приобретает известность. И в самом начале своей растущей популярности, можно сказать, в преддверии настоящей славы, она вдруг исчезает с театральных подмостков… куда и почему? Все слухи о необходимости лечения актрисы кажутся мне не очень убедительными. – Лора вновь посмотрела на меня иронично, чуть прищурив свои удивительно красивые, но несколько печальные глаза. – Разве это не странно?
– В твоем выводе есть логика. Но, согласись, актриса, заболевшая, к примеру, какой-то серьезной хворью, вряд ли будет об этом распространяться. А такое обстоятельство нельзя исключить. К тому же, столько лет прошло… Какое теперь может быть расследование?
– Почему бы не попытаться? Не забывай, я все-таки журналистка, и хватка у меня неплохая. Если я что-нибудь заподозрю – буду идти до конца. – Она решительно вскинула голову. – А то, что касается большого количества времени, прошедшего с той поры… это, конечно, верно. Но для некоторых людей достаточно небольшого слуха, намека на прошлый, уже давно истлевший скелет в шкафу, чтобы испортить им настоящее и будущее.
– Ты рассказывала об этой своей версии кому-нибудь?
Лора удивленно приподняла брови:
– Ты имеешь в виду убийство?
– Ну о других версиях ты мне пока не рассказывала.
Лора задумалась, вспоминая.
– Ну конечно, я не кричала об этом на каждом углу, но обсуждала возможные варианты смерти Мишель со многими своими знакомыми. – На последнем своем слове журналистка вдруг поняла смысл моего вопроса: глаза ее округлились, судорожно сцепив тонкие пальцы и отведя отрешенный взгляд в сторону, она посмотрела куда-то вдаль, мимо меня. Несколько мгновений Лора казалась мне застывшей статуей, но через несколько мгновений женщина ожила, плавным движением руки отбросив назад густую прядь волос, и вновь посмотрела на меня, силясь улыбнуться:
– Я не хочу умирать, Марк. Мне страшно. И до твоего приезда я даже не могла у кого-нибудь поплакаться на плече или просто поговорить. Я очень одинока. Но раньше, пребывая в состоянии одиночества здесь, у себя дома, я чувствовала себя замечательно, жила работой, приняв для себя, как должное, что не всем везет с личным счастьем, – вздохнув, она виновато заметила поникшим голосом: – Так откровенно я еще никому не исповедовалась.
Казалось, женщина постарела на глазах: ее взгляд стал усталым и равнодушным, носогубные складки стали четче, подчеркнув изможденность похудевшего лица, даже блеск каштановых волос потускнел и приобрел оттенок искусственного дешевого парика. Такая скорбная картина вызвала во мне амбивалентные чувства: симбиоз саднящей жалости и нарастающего раздражения. В конечном итоге досада, оказавшаяся доминирующей, трансформировалась в созидательный, хотя и жестокий порыв. Я пересел к ней на диван и, взяв приятельницу за руку, громко и твердо сказал:
– Лора, я не узнаю тебя! Ты молода, красива и успешна! Откуда такой пессимизм? – Я чуть сжал ее холодные пальцы. – Любые проблемы можно решить. Надеюсь, ты же не хочешь, чтобы я испытывал к тебе жалость?
Удивленная моим эмоциональным всплеском, усиленным непривычно громким голосом, журналистка оторопело посмотрела на меня. Тягостная пауза длилась несколько секунд. Затем она протянула руку к бокалу с бренди и охватила его напряженными пальцами, немного подумала и поднесла напиток ко рту, решительно допив оставшийся алкоголь.
Помолчав еще некоторое время, она вдруг скривила темные губы в скептической ухмылке:
– А знаешь, Марк, похоже, значение трезвости явно переоценивают. Посуди сам: до вечера у меня была свежая голова, но мне было грустно, тяжело и очень страшно, жизнь казалась мне безрадостной и утомительной. А мне сейчас – до свежести, как до вершины Монблана, но я весела, счастлива и бесстрашна. Разве нет?
– Это так, но буквально несколько минут назад, ты выглядела очень несчастной, а чтобы дойти до такого, как ты говоришь, счастливого состояния, тебе потребовалось дополнительное химическое вещество, в народе известное как этанол.
– Может, мне не хватает своего гормона радости?
– Не исключено, но ведь раньше тебе его хватало. Ищи его в другом, иначе можно навсегда забыть о разуме.
– Знаю, Марк, – серьезно и трезво ответила мне Лора. – Мне просто хотелось подурачиться и спровоцировать тебя на какую-нибудь выходку, – улыбнулась она. – Неплохо я изобразила тоску и безнадежность?
