Ксавье Монтепен - Лучше умереть!
Консьержка улыбнулась с понимающим видом — женщина явно знакома была с изнанкой парижской жизни и прекрасно знала, что кроется за подобным вопросом.
— Сами интересуетесь или кто послал?
Овид рассмеялся.
— А вы на редкость понятливая! — заметил он, вкладывая в руку собеседницы луидор. — Нет, конечно же, не сам.
Консьержка взглянула на монету, и улыбка ее стала еще более приветливой.
— А меня хлебом не корми, дай только поболтать, — сказала она. — У госпожи Огюстин разные девушки работают: швеи, продавщицы, примерщицы.
— Именно примерщицы меня и интересуют.
— Ну что ж! Они кончают работу в восемь вечера. Их трое: госпожа Ирма, госпожа Рэн и госпожа Аманда — довольно хорошенькая и кокетливая девушка… она из них самая молоденькая.
— У нее еще на правой щеке родинка внизу?
— Точно.
— А днем они куда-нибудь отлучаются?
— Начиная с одиннадцати, по очереди ходят обедать в ресторанчик неподалеку.
— Спасибо, голубушка.
Узнав все, что нужно, Овид ушел. Мгновение спустя появилась Аманда и, заглянув в привратницкую, спросила:
— Госпожа Барде, у вас ничего для меня нет?
Госпожа Барде с таинственным видом поджала губы.
— Пока нет, но, наверное, будет.
— Что? О! О чем это вы?… Госпожа Барде, миленькая, ну скажите же.
— Сейчас у меня ничего нет, но мне известно, что, по всей вероятности, скоро вы будете получать записочки, ибо кое-кто проявляет к вам интерес.
— Значит, кто-то с вами обо мне говорил?
— Меня расспрашивали по вашему поводу.
— Ой, а кто? Какой-нибудь шикарный господин?
— Речь идет не о том, кто меня расспрашивал; а тот, кто его послал, выглядит, надо думать, вполне шикарно.
— И что же его интересовало?
— В котором часу вы ходите обедать… когда кончаете работать…
— А что вы ответили?
— Ответила, все как есть, а потом принялась вас расхваливать на все лады.
— Госпожа Барде, если мне вдруг повезет, я уж не забуду отблагодарить вас должным образом… Подарю вам золотые часы на цепочке.
— Считайте, что они уже мои.
— Ладно, побегу на обед… я и так уже задержалась.
Аманде Регами было двадцать два года. Она отличалась весьма приятной внешностью и восхитительным умением преподнести себя в красивом платье. Именно поэтому ее и взяли к госпоже Опостин. И роскошно одевали, дабы все могли оценить по достоинству творения модной портнихи, — и выглядела она в них на редкость элегантно; так что ее сначала взяли на работу, а потом уже обучили ремеслу примерщицы.
Будучи напрочь лишена каких-либо моральных устоев, Аманда мечтала лишь о праздности, роскоши и прочих радостях исключительного характера. Идеалом ей служили те женщины, ремесло которых заключалось в том, чтобы быть хорошенькими; в Париже они всегда в центре внимания, и Аманда старалась во всем походить на них. Она знала, что хороша собой, и в радужных мечтах о будущем ей грезились особняк где-нибудь неподалеку от улицы Прони, слуги, карета и открытая коляска, литерная ложа на премьерах и бордоские раки в отдельных кабинетах.
Прежде чем попасть к госпоже Опостин, она год прожила в Жуаньи у модистки, откуда вынуждена была уехать вследствие некоей весьма досадной истории.
В тот вторник, о котором идет речь, примерка платьев пошла у нее вкривь и вкось; скалывая детали, она втыкала булавки прямо в клиенток. Минуты тянулись, как часы. Казалось, никогда эта работа не кончится. Наконец без четверти восемь Аманда прошла в туалетную комнату, сняла роскошное платье госпожи Опостин и надела свой собственный костюм — он был попроще; из мастерской она ушла последней.
На сей раз она не стала задерживаться, чтобы поболтать с консьержкой, а сразу же вышла на улицу, остановилась и огляделась по сторонам. На тротуаре стоял какой-то мужчина лет пятидесяти — в волосах у него уже пробивалась седина; одет он был хорошо и выглядел вполне респектабельно.
— Ну не этот же… — прошептала она.
И неспешно двинулась в ту сторону, где стоял седоголовый господин. В тот момент, когда она проходила мимо, он с улыбкой поклонился. «Вот те на!… Похоже, это он и есть… — подумала Аманда, не слишком, впрочем, удивившись. — Выглядит и в самом деле богатеньким… и весьма приличным господином».
Никак не отреагировав ни на поклон, ни на улыбку, она двинулась дальше, но шла теперь еще медленнее, прибегнув к тем явно рассчитанным на эффект уловкам, которые, как ей казалось, лишний раз подчеркивали элегантность ее походки. Овид спокойно наблюдал за ее маневрами.
«Давай, давай! — думал он, вышагивая вслед за ней. — Ломайся сколько душе угодно, рыбка моя! У консьержки язык длинный… И ты у меня на крючке».
Так, друг за дружкой, они прошли по улице Де Ля Пэ, потом — по бульварам, потом — по Фобур-Монмартр добрались до улицы Мартир. Там примерщица остановилась возле витрины магазина дамского белья. Овид подошел и встал рядом с ней.
— Я не ошибся, мне и в самом деле выпал счастливый случай встретиться с госпожой Амандой? — вкрадчиво спросил он.
Девушка, взглянув на него, изобразила на лице крайнее изумление.
— Да, сударь, — ответила она. — Но что-то не припомню, чтобы мы с вами были знакомы.
— У вас столько поклонников, что вряд ли вы можете быть знакомы с каждым, кто вами восхищен, — галантно заметил Овид.
Услышав такой комплимент, Аманда покраснела от гордости. И подумала: «Конечно, этот человек уже не очень молод, но он чертовски шикарен, да и сохранился совсем неплохо»!
И она снова двинулась в путь. Но теперь уже Овид шел не сзади, а рядом с ней.
— Улица Мартир довольно длинная и крутая, а стало быть, идти по ней несколько утомительно. Не позволите ли, сударыня, предложить вам опереться на мою руку?
Аманда сочла своим долгом пролепетать в ответ:
— С какой стати, сударь? Еще раз говорю: я вас совсем не знаю.
— Конечно; но я-то вас знаю и уже давно мечтаю познакомиться поближе, хотя очень застенчив и до сегодняшнего вечера просто не смел подойти к вам.
— Не понимаю, с чего вдруг вам это понадобилось.
— Всего лишь три слова, но они объяснят вам все: я вас люблю!…
— Вы меня любите! — рассмеялась девушка. — Ах, сударь! Мужчины способны говорить такое первой попавшейся женщине.
— Другие — может быть, но не я.
— Ну и каковы же ваши намерения, коль скоро вы меня любите?
— Не сомневайтесь, намерения у меня самые честные; но посреди улицы довольно трудно, практически невозможно вести серьезный и долгий разговор. Кстати, вы наверняка еще не ужинали.
— Нет, сударь.
— И я тоже. Так вот, позвольте предложить вам на ужин устриц, молодую куропатку и раков. За столом и поговорим.
Аманда рассмеялась.
— Свидание с глазу на глаз! Так вот сразу! — возмутилась она. — Это может скомпрометировать меня.
— Свидание с человеком моего возраста, имеющим вполне честные намерения, никоим образом вас не скомпрометирует. Поверьте мне, и хватит раздумывать.
— Ну ладно! Вы вызываете во мне доверие… Согласна.
— Вот и слава Богу… Тогда идемте вон туда… в «Фазан». Там не так уж и плохо.
Пять минут спустя Овид Соливо и примерщица госпожи Опостин сидели друг против друга за столом в отдельном кабинете. Приличного вида седеющий господин вел себя совсем по-отечески. Аманда решила, что он просто очарователен и стоит отнестись к нему всерьез. Когда они поужинали, Овид приказал нанять извозчика.
— Я отвезу вас домой, — сказал он. — А потом поеду к себе, храня в душе ваш образ. Где вы живете?
— В квартале Батиньоль, улица Дам, 29.
Фиакр тронулся, и через четверть часа остановился по указанному адресу.
— Когда мы встретимся снова? — спросила девушка, выходя из него.
— Завтра утром, в одиннадцать, в том ресторанчике, где вы обычно обедаете.
— Вам и это известно?
— Мне известно о вас все. Приду туда заранее, закажу обед, который вам очень понравится, и буду вас ждать.
— Вы — очаровательный человек… До завтра!
Аманда вернулась домой, а Овид приказал извозчику ехать на площадь Клиши. Сидя в фиакре, он размышлял, потирая руки: «Дней через пять-шесть я буду знать все, что происходит у госпожи Опостин, и все о госпоже Люси…»
На следующий день, без четверти одиннадцать, Овид пришел в ресторан и заказал весьма изысканные блюда; девушка появилась спустя полчаса, и они вместе пообедали. Прежде чем расстаться, Соливо с Амандой договорились поужинать вечером, и было решено, что они будут делать так каждый день. Через день девушка, в одиннадцать присоединившись в ресторане к своему пожилому воздыхателю, сказала:
— Сегодня нам придется поторопиться. Хозяйка дала мне поручение: отнести ткань и фурнитуру для бального платья одной швее-надомнице. Работа очень срочная.
— Это далеко?
— На другом конце Парижа… набережная Бурбонов, 9.
«Значит, к Люси…» — подумал Овид. А в слух произнес:
