Ксавье-Мари Бонно - Первый человек
— Вы арестованы за убийство Кристины Отран и ее брата Тома, — спокойно сказал де Пальма сыну хозяйки дома.
Пейе уронил на пол ружье для подводной охоты, которое прятал на спине.
— Сейчас 18 часов 34 минуты. Мы арестовываем вас на основании ордера, выданного судьей Ланди, — добавил Бессур.
Затем Карим надел на Пейе наручники и усадил его на один из стульев. Увидев это, Клер Пейе закричала от ужаса:
— Боже мой! Что ты сделал, мой мальчик?
Пейе опустил голову.
— Мне так не хватает Элен…
— Я знаю это, сын. Мне ее тоже не хватает. Так не хватает!
— Я видел Элен… Я ее видел… Кто-то сделал с ней этот ужас. И я знал того, кто это сделал. Я часто не мог спать из-за этого. В моей голове все перевернулось вверх дном. Я вспоминал ее смех, вспоминал, как от нее пахло клубничными карамельками, которые ты запрещала нам есть.
Клер Пейе отвернулась к стене. Ее губы дрожали, словно она хотела сказать слово, которое невозможно произнести.
— От нее пахло карамельками. Когда я увидел ее на носилках в морге, я подумал о том времени, когда мы с ней играли в саду. И когда я думал о нем, у меня перед глазами были швы, которыми врач скрепил куски ее тела. Я видел куски моей сестренки!
Пейе поднял голову. Его лицо осунулось, губы кривились.
— Я полагаю, господин полицейский, что, когда человек видел такие вещи, он никаким способом не сможет убрать их из своей памяти. Нет такой губки, чтобы стерла это! Такие картины остаются в памяти человека до самой его смерти. Это так?
— Да, — ответил де Пальма. — Их никогда не забывают. Самое большее, что можно сделать, — приручить их.
Пейе сжал кулаки. Он хотел заплакать, но не мог.
— Я пытался прожить мою жизнь как можно лучше, сделать что-то хорошее. И найти немного утешения в любви… Ничего не получилось… Поэтому я выбрал море. Огромное чрево воды. Только в нем я переставал видеть мою сестру, разрубленную на куски. В нем я забывал ее маленькие пальцы, которые царапали землю, когда она пыталась вырваться от чудовища, ее ноги, которые били по земле. А когда я поднимался на поверхность, все начиналось снова. Все повторялось до мельчайших подробностей. Вот чем она пахла, когда я ее увидел. — Пейе повернулся к своей матери. — Ты хочешь знать, чем она пахла на носилках? Потрохами! Вонючим запахом болота!
Клер Пейе вышла из комнаты.
— Потом пещеру открыли снова, — продолжал Пейе. — По меньшей мере, так думает он. Я знал, что Тома Отран спрятал в ней «Человека с оленьей головой». Я хотел забрать оттуда только эту статуэтку. Без нее ничего бы не случилось с моей сестрой.
— Что вы хотите этим сказать? — уточнил де Пальма.
— Если бы не она, мой отец никогда не познакомился с Пьером Отраном. А именно из-за этого его сын-чудовище познакомился с моей сестрой. Сам Пьер Отран был очаровательный человек маленького роста. Он был слабым и все прощал своим детям. И был богатым, как мой отец. Они действительно были знакомы. И я действительно знал Отрана и его сестру.
— И вы отомстили. Вы убили Кристину, но упустили ее брата.
— Упустил брата?
— Он умер, — ответил де Пальма. — Все закончилось.
Бессур положил руку на плечо Пейе и спросил:
— Где сейчас «Человек с оленьей головой»?
— На моем корабле. Вы его найдете под столом для карт. Он лежит в пакете, который я привязал к столу. Я хочу, чтобы все знали, что его нашел я, а не эта свинья Палестро.
— Я поговорю об этом с Полиной Бертон.
Две машины службы общественной безопасности остановились перед домом. В одну из них усадили Жереми Пейе. Его мать неподвижно сидела перед качелями, на которых когда-то так весело качались ее дети. Ни Бессур, ни де Пальма не осмелились к ней подойти.
Луна в тот вечер взошла рано. Небо казалось твердым, как камень. По нему плыли несколько крошечных облаков, мистраль уносил их прочь вместе с сухими запахами зимы. Они выглядели очень хрупкими в этом мощном воздушном потоке.
Эпилог
Барон старательно перебирал свою коллекцию дисков, но не мог найти в ней ничего молодежного.
— Опера тоже неплохая фоновая музыка, — робко сказал он наконец.
— Я так не думаю! — крикнула из кухни Ева.
— Тогда, может быть, барокко?
— Тоже нет.
Де Пальма поставил на место стопки, передвинутые во время поисков.
— Не ставить же «Клэш»! [69]— пробормотал он. — И потом, эти записи мне дороги. Это виниловые пластинки.
В середине восьмидесятых он купил в Лондоне полный на то время набор альбомов этой группы. «Конец золотого века», — говорил об этой музыке Местр, который считал Джо Страммера [70]последним пророком.
— Я еще успею что-нибудь купить. У тебя есть идея на этот счет?
Ева появилась на пороге гостиной.
— Нет, ты остаешься здесь! Анита придет с минуты на минуту.
— Мне надо переодеться.
Ева, которую позабавило это желание, окинула его взглядом.
— Не надо, ты и так достаточно нарядный. Смени только домашние туфли.
На самой Еве было платье такого роскошного малинового цвета, за который монах-францисканец был бы проклят [71], и слишком броские золотые украшения, которые унаследовала от своей бабушки. Де Пальме нравилось сочетание медового цвета бликов, возникавших на золоте под лучами солнца, с коричневым цветом смуглой кожи Евы. Эти краски заставляли его вспоминать о старых корсиканках, сицилийках и неаполитанках, которые в воскресные дни по утрам шли к церкви Святого Иоанна в черных платьях и слишком начищенных туфлях. Их единственной роскошью были украшения, такие же тяжелые, как их вечный траур.
— Скоро мы поедем в Рим, — сказал де Пальма и крепко обнял Еву.
— В наше первое путешествие.
— Да.
Ева поцеловала его в губы.
— Ты попытаешься быть немного романтичным? — спросила она.
— Перед замком Святого Ангела я спою тебе из «Тоски»: «Тайная гармония различных красот…»
— Вот это ты нам сейчас и поставь!
Де Пальма побежал за диском с записью «Тоски», которая была сделана в шестидесятых годах. На первом месте стояло имя Марио дель Монако, партию Тоски пела Рената Тебальди.
— Я позвал на десерт Местра, — сообщил он, вставляя диск в плеер.
Ева подняла глаза к небу и спросила:
— Ты боишься остаться с моей дочерью один на один?
— Не говори глупостей!
— Она говорит мне про тебя уже много месяцев.
— Вот это как раз меня и беспокоит. Местр знает, как вести себя в таких случаях. Его два парня уже приводили к нему своих девушек.
— Я надеюсь, ты не станешь угощать нас какой-нибудь из своих полицейских историй.
— Нет, клянусь тебе. Я буду говорить об опере. Женщины любят разговоры о музыке.
Ева нежно прикусила зубами его ухо и сказала:
— Не надо, чтобы Местр сидел здесь допоздна.
— Не останется: он уйдет, когда ты скомандуешь отбой.
— Вот и отлично! Я иду обратно на кухню.
Де Пальма повернулся к своей библиотеке.
Книга «Преступный человек» соседствовала с томом, состоящим из более чем тысячи страниц, который назывался «Преступления и психиатрия». Первая книга была написана во времена, когда характер человека пытались объяснить через его наследственность, во второй говорилось, что человек не рождается преступником, а становится таким в результате душевных драм и разрыва отношений с людьми. В утренних радионовостях де Пальма слышал и про новый метод, который позволяет выделить среди маленьких детей тех, у кого высок риск стать преступниками. Перелистав страницы «Преступного человека», Барон вдохнул шедший от них запах бумаги и подумал, что все эти знания больше никогда и ни для чего ему не пригодятся.
Через три дня он сдаст свой пистолет и свое полицейское удостоверение. Де Пальма не ощущал от этого ни счастья, ни печали. Больше он не увидит трупов, лежащих перед доктором Маттеи, не будет дрожать в глубине души в тот момент, когда арестует преступника. Он провел сотни арестов и помнил почти все. Каждый раз чья-то жизнь разбивалась о статьи закона.
Бессур принял от него дело Отрана и довел до конца. Он допросил Пейе при задержании и отвез к судебному следователю, который с важным видом объявил убийце, что тот находится под следствием по подозрению в убийстве. Потом был суд, приговоривший Пейе к пожизненному заключению. Если бы де Пальму вызвали в суд как свидетеля, он бы постарался растрогать присяжных, чтобы они избавили Пейе от наказания длиной в жизнь.
Кариму больше нечему было учиться у того, кого вся бригада уголовного розыска прозвала Бароном. Лежандр отдал Кариму Бессуру под начало группу, и тот, командуя подчиненными, действовал проницательно и с долей хитрости, чего никогда не умел де Пальма. Карим уже работал над новым делом — расследовал убийство при сведении счетов между наркоторговцами в северных кварталах. Пятнадцатилетний паренек из поселка Бюсрин получил в живот целую горсть пуль, — это была очередь из «Калашникова». И мучился три часа перед тем, как умереть.
