Четыре крыла - Татьяна Юрьевна Степанова
А сам развернулся и скрылся в кустах.
Когда живого визжащего от страха человека бросают подобно мешку в другого человека… Макар никогда в жизни еще не видел подобного! Он думал – Верушка собьет Клавдия с ног. Но тот устоял, хотя девушка с размаха ударила его головой в плечо, а корпусом в руку на перевязи.
Клавдий лишь скрипнул зубами от боли. Пошатнулся. И не мог ее удержать, она соскользнула на траву к его ногам. Ее била дрожь.
– Кошка… бездомная утром прибежала к нам, я ее хотела покормить, а она спряталась под сарай, – шептала, задыхаясь, Верушка. – И вдруг начала орать там дико, мяукать… Я думала, она в дырке застряла, попыталась ее достать, а кошка мне в руку вцепилась когтями, я ее вытащила – у нее шерсть дыбом… А из дыры, когда я наклонилась и шарила рукой, воняло… жуткий запах… Я днем не могла разглядеть… Он торчал на участке. Видела лишь гору известки внутри… И вонь… Я решила ночью проверить, когда он спит… Игорь же без вести пропал… его сын…
Шум со стороны дома.
– Осторожнее! У него охотничье ружье есть! – истерически воскликнула Верушка, потому что Клавдий ринулся к дому, а Макар последовал за ним.
Виноградов-старший не включил свет в доме, но зоркий Макар заметил его темную мощную фигуру на фоне распахнутого окна на первом этаже.
Лязг металла…
– У него охотничий карабин! – предупредил Клавдий. – Перезарядил… Эй! Выстрелы твои, Олег Дмитриевич, услышат соседи, хоть и живешь ты на отшибе. Полиция на их звонок через десять минут сюда приедет. К тебе! А у тебя их тела в подвале!
Лязг металла… Макар в темноте сада ждал выстрела сыноубийцы, палящего в страхе и ярости на звук, но…
Виноградов-старший не стрелял. Словно внял словам Клавдия.
– Когда мы с участковым приезжали, тела твоего сына и его друга уже покоились внизу под грудой негашеной извести? А? Олег Дмитриевич? – громко спокойно вопрошал Клавдий. – Почему сразу от тел не избавился?
Лязг металла… И – никакого выстрела. Хриплый, исполненный отчаяния голос во мраке:
– Я хотел. Я не успел. Верушка тогда вернулась домой из Москвы раньше обычного. Я лишь смог затащить трупы в сарай, в подпол, завернул в полиэтилен. У меня остался мешок извести от побелки яблонь, я сыпанул ее… Господи боже мой… Я же не хотел его убивать! Сына… мальчика моего… все произошло случайно! А второго пацана я уже должен был прикончить… он бы меня выдал!
Виноградов-старший давился слезами:
– Как вы догадались, гады?! Вы ж убрались тогда прочь!
– Мы искали и нашли, – ответил ему Макар. – А вы сейчас на наших глазах пытались задушить свою сожительницу.
– Я бы ее не убил, – Виноградов-старший всхлипывал. – Напугал бы… заставил молчать… Я ж ее люблю, подлую! Думал – награда мне за все мои страдания в жизни и травмы – она, девочка моя, звездочка ясная… А она за мной шпионила сейчас, дрянь! Я бы ей все объяснил. Я не хотел убивать Игоря. Я просто в горячке в ссоре ему двинул в челюсть, а он грохнулся и ударился виском о косяк. Я его схватил на руки, тормошил, звал его… А он мне не отвечает… Кровь хлещет, висок проломлен, и он не дышит… А его дружок орет: «Вы убили его!»
– Они приехали к вам днем двадцать второго мая. Ваш сын и его друг Руслан. Зачем? – голос Клавдия в темноте сада – спокойный, почти мирный.
Лязг металла…
– Клава! На землю! – У Макара в ожидании выстрела сдали нервы. Он плашмя грохнулся в траву, спрятавшись за ствол яблони. А Клавдий остался стоять.
– Что вашему сыну потребовалось от вас? – повторил он свой вопрос. И Макару почудилось – его друг в тени садовых кустов медленно, неуклонно приближается к дому, к распахнутому окну с вооруженным убийцей внутри.
– Деньги! – уже злобно заорал рыдающий Виноградов-старший. – Ему никогда ничего от меня не было нужно, кроме денег. Он имел наглость снова клянчить у меня, не отдав мне мартовский долг. Я весной пошел ему навстречу – он ведь мой сын, кровь моя и плоть, несмотря ни на что… Я снял со счета триста пятьдесят тысяч, хотя я сам сейчас на мели и не могу транжирить. Но я отдал ему деньги, ведь он просил, умолял. Он раскручивал свой бизнес, ему надо было лететь в Стамбул. Одни билеты черт знает сколько стоят, и накладные расходы, таможня! И я отдал Игорю тогда свое последнее. Он клялся вернуть мне долг. И не вернул. Пропал. Мои сообщения он игнорировал, не отвечал мне. И вдруг явился ко мне со своим дружком. И завел прежнюю шарманку: отец, дай денег! Я находился дома один, Верушка укатила в Москву на моей машине. А сынка с дружком принесла нелегкая – он свалился словно снег на голову даже без предварительного звонка. Будто хозяин к себе домой сюда, в мою Полынь… Если бы позвонил, я бы ему сразу отказал. Но он умный пацан был, решил – явлюсь без звонка, из горла деньги вырву… Он потребовал у меня семьсот тысяч! «Папа – дай денег! Горю! Вопрос жизни и смерти! Мне счетчик выставили. Если нет на карте, сними срочный вклад в банке, у тебя же есть заначки!» Я ему напомнил про мартовский долг, а он мне в лицо при своем дружке: «Ты мне в сто раз больше должен, папа! Ты знаешь свою вину передо мной и матерью!» А какая моя вина?! Я его попытался урезонить: «Сынок, мы оба с ней тогда совершили роковую ошибку». А он заорал, что я изнасиловал собственную сестру, его мать! Представляете, какие обвинения мой сын бросал мне в лицо при постороннем человеке?! Несправедливые, лживые, чудовищные… Это ведь она… сестра меня соблазнила тогда на фестивале в ту проклятую ночь! Моя старшая сестра – отвязная развратница, ненасытная, жаркая, сладкая, пылкая…. А я… просто юный дурак пьяный… А наш с ней сынок – мерзавец… посмел мне в лицо при постороннем, при чужаке заявить такое!! Из-за долбаных денег! Из-за жадности своей. И я ему двинул по роже! Я не сдержался. Я вышел из себя! Он вообще ведь не должен был появляться на свет, ублюдок. Сломавший нам с сестрой обоим жизнь… Я дал ему в зубы. Как в боксе! А он шарахнулся виском о дверной косяк. И я… стал невольным убийцей.
– А Руслан? Его спутник? – Макар осторожно приподнялся из травы. И сердце его внезапно упало – Клавдий пропал из его поля зрения. Видимо, подобрался уже вплотную к дому, его теперь заслоняли кусты.
– Пацан закричал: «Вы его убили!» Я увидел выражение его лица и понял – через минуту он даст стрекача и приведет ко мне ментов. Я схватил его за горло. – Голос Виноградова-старшего во тьме внезапно осекся. – Он не оставил мне выбора. Он же свидетель. Он бился у меня в руках, словно яростный звереныш. Всего меня исцарапал. Но я его задушил. Сидел на кухне. Глядел на их трупы… Хотел застрелиться. А потом нашел в кладовке рулон полиэтилена. Замотал их в коконы. Снес в подвал в сарае. Решил потом вывезти в лес и похоронить. Но она… Верушка… она все время была со мной. Укатила в Москву лишь спустя пять дней. Я спустился в подвал, а там… Оххх! Известь не спасла. Из полиэтилена уже сочилась жижа. Погода стояла теплая, и трупы разлагались. Я понял – мне в багажнике их не вывезти. Чудовищная вонь все пропитает. И трупная слизь даже сквозь коконы загадит мне тачку. Я высыпал остатки извести и махнул в супермаркет – прикупил еще несколько мешков извести про запас. Насыпал в подвале гору. Я не знал, сколько надо ждать, когда негашеная известь подействует… Сколько месяцев пройдет? Год? Я был в панике. Хотел сначала затаиться, залечь на дно. Но подумал – если я, отец, не хвачусь Игоря, меня же первого и заподозрят. Про второго пацана я вообще ничего не знал – кто он? Откуда взялся? Его же тоже станут искать? Я решил отвести от себя подозрения. Пошел в полицию и написал заявление о пропаже сына без вести. Я готовился к допросу, но когда вы с ментом нагрянули ко мне тогда… я испугался. А мент меня еще долбил своими вопросами. Орал на меня. Я думал – у меня сердечный приступ начнется. Но я сдюжил. Не поддался вам тогда. Ночами, правда, уже не мог
