Ли Ванс - Расплата
— Идемте же, — настаивает она. — Очень важно попрощаться.
Ступеньки ведут к крыльцу. Я вытираю лицо рукавом, а Эмили открывает раздвижную дверь, и мы оказываемся в кухне с цементным полом. За шестиугольным металлическим столом сидит крупный негр в зеленом костюме хирурга, пьет диетическую колу и читает газету при свете голой лампочки без абажура. На столе, у его локтя, находится крошечный монитор. Звук приглушен, но я слышу, как женский голос выводит незамысловатую мелодию а капелла. Когда мы заходим, мужчина смотрит на нас.
— Никаких изменений. Я дал ему лекарство двадцать минут назад. Сознание то возвращается, то пропадает.
Эмили проводит меня в гостиную с очень высоким потолком. Стены из шлакоблоков пересекает ржавая труба, ее ответвления изогнуты под немыслимыми углами и усеяны датчиками с разбитыми стеклами. Мы поднимаемся по алюминиевым ступеням на затемненный балкон, где Эмили тихо стучит в дверь, прежде чем открыть ее.
Андрей лежит на больничной кровати, рядом с ним, на стойке, висит капельница, а к металлическому изголовью прикреплен баллон для газа. Прозрачные полиэтиленовые стенки кислородной палатки размывают черты его лица. Он будто съежился, на глазах у него повязка, а на голове — бледно-голубая вязаная шапочка. Приоткрытое окно впускает морской воздух, марлевые занавески трепещут на ветру. Церковные свечи мерцают на подоконнике, на мраморной полке над фальшивым камином и на полу из мореного дуба. У дальнего конца кровати сидит миссис Жилина; она сжимает руку Андрея в своих руках и тихо напевает.
— Я вас уже не раз предупреждала, — шепчет Эмили, присаживаясь на корточки, чтобы подобрать две еще яркие, но уже оплывающие свечи с пола возле кровати. — Кислород тяжелее воздуха. Он опускается вниз. Вы же пожар устроите.
— В этом доме гореть нечему, — холодно отвечает миссис Жилина. — Арендовать его было ошибкой. Он уродлив.
— Вы уже встречались? — спрашивает Эмили, переводя взгляд с миссис Жилина на меня.
— Встречались, — говорит миссис Жилина и бросает на меня равнодушный взгляд.
Я собираюсь спросить ее, почему во время нашей последней встречи она сказала, что не знает, где находится Андрей, но понимаю, что сейчас неподходящий момент. Я пришел сюда повидаться с Андреем, а не разбираться в ее постоянной лжи.
— Пойду приготовлю чаю. — Миссис Жилина встает с кресла, опираясь на палку. — Думаю, вы вдвоем сможете составить компанию Андрею, пока я не вернусь.
— Разумеется, — говорит Эмили. — Нам с Питером еще о многом надо поговорить.
44
— Садитесь сюда, — говорит Эмили, указывая на кресло миссис Жилина. — А я придвину себе табурет.
Я обхожу кровать и падаю в освободившееся кресло, глядя на Андрея через полиэтиленовые стенки кислородной палатки. Кожа на его лице сильно натянута, щеки стали впалыми, губы потеряли цвет. Только еле заметное движение накрахмаленной простыни у него на груди говорит, что он еще жив.
— Возьмите его за руку, — предлагает Эмили. — Только не сжимайте.
Рука Андрея лежит на кровати ладонью вверх, его пальцы слегка согнуты. Я колеблюсь, боясь прикоснуться к нему.
— Ему не будет больно, — говорит Эмили. — И вы не заразитесь.
Кожа у Андрея горячая и сухая, как будто внутри него горит огонь. Я кладу два пальца на его ладонь, накрываю его руку своей и чувствую, как он в ответ слегка пожимает мне руку.
— Он в сознании? — испуганно спрашиваю я.
— Не совсем. Сознание то возвращается к нему, то снова исчезает. Я стараюсь держать его подольше без сознания, потому что ему очень больно.
— Как это ужасно. — Я с трудом сдерживаю всхлип. Я смотрю на своего друга, лежащего в постели, ничего не видящего, находящегося под воздействием лекарств, и понимаю, что он уже никогда не поправится. — Разве вы ничего не можете сделать?
— Решать не мне, — отвечает Эмили. — За него отвечает миссис Жилина. Знаете, трудно отпустить ребенка. Когда она будет готова, она мне скажет.
— Я вовсе не это имел в виду, — подавленно возражаю я, понимая, что не знаю, что же именно я имел в виду. Сидя здесь, у смертного одра Андрея, сжимая его ослабевшую горячую руку, я понимаю: единственная правда состоит в том, что скоро я потеряю еще одного из очень немногих людей, которые мне дороги.
— Я не могу сотворить чудо, — мягко оправдывается Эмили. — Все мы смертны. Я сидела у десятков таких же кроватей. Нам просто повезло, что у нас достаточно лекарств, чтобы облегчить его страдания. Такое случается не всегда.
— Когда миссис Жилина будет готова, — запинаясь, произношу я, — вы ведь…
— Разумеется, — отвечает она. — В моей области не так уж много врачей, которые ни разу не пересекали эту черту.
На Андрее больничная пижама, расстегнутая у ворота, и мне виден краешек его шрама от игры в регби — неровной линии вокруг плеча. После Школы бизнеса мы перестали играть в баскетбол, поскольку наше расписание, казалось, было слишком сложно скоординировать. Когда я оглядываюсь назад, то моя преданность «Кляйн» кажется мне пустой тратой времени. Мне следовало уделять больше внимания людям, которых я любил.
— У вас есть вопросы, — прерывает мои размышления Эмили. — Мне жаль, но Андрей не сможет ответить на них. Однако я попробую сделать это вместо него.
— Андрея искал человек по фамилии Лиман, — начинаю я, взяв себя в руки. — Вам известно, с какой целью? И на кого он работал? Думаю, он заодно с теми людьми, которые преследовали меня в Москве.
— Фамилия мне не знакома, — отвечает она. — Все, что Андрей рассказывал мне, — это то, что у него возникли проблемы, за ним начали охотиться какие-то люди и мне надо быть осторожнее с телефонными разговорами и электронной перепиской. Он сказал, что они в состоянии задействовать местную полицию и создать трудности его друзьям, но Владимир может использовать связи клиники, чтобы защитить меня, поэтому я должна разрешить Владимиру или кому-то из его ребят сопровождать меня по Москве.
Значит, Андрей до последнего доверял Владимиру. Если бы это было не так, он бы ни за что не посоветовал Эмили искать у Владимира защиты.
— Когда это было?
— В начале сентября.
— Но вы же, наверное, спрашивали Андрея, что происходит, — не отступаю я.
— Я вам уже говорила, — отвечает Эмили, заправляя пряди волос за уши. — У нас с Андреем был уговор. Существовали детали, которые мне не следовало знать, иначе я бы поставила под удар свою репутацию врача.
— Какие детали? — спрашиваю я, размышляя, не намекает ли она на кражу денег у «Терндейл», совершенную Андреем.
— Помните, я рассказывала вам о проблемах, с которыми мы столкнулись, когда обнаружили туберкулез, устойчивый ко многим лекарствам, и выяснили, что ни одна из фармацевтических компаний не желает проводить исследования из-за отсутствия платежеспособного рынка?
— Помню, — неуверенно отвечаю я, не понимая, к чему она клонит.
— Чуть больше года тому назад я разговаривала с коллегой на конференции в Вене. До него дошли слухи, что некая швейцарская компания случайно наткнулась на курс лечения, который воздействовал на бациллы совершенно с другой стороны.
Андрей ворочается в постели, его рот приоткрывается, и он бормочет несколько слов. Эмили берет его за другую руку и гладит ее. К его предплечью прикреплен пучок пластмассовых трубочек.
— Как можно случайно наткнуться на курс лечения? — не понимаю я.
— Это происходит чаще, чем вы думаете. Геномика в конце концов изменит существующее положение вещей, но на данный момент разработка медикаментов достаточно беспорядочна. Швейцарцы работали над проблемой лечения акне. Как и туберкулез, серьезные случаи акне лечат антибиотиками, и так же, как и с туберкулезом, использование антибиотиков привело к случаям привыкания к ним. Швейцарцы экспериментировали с лекарством, которое препятствовало синтезу ферментов метаболизма — в результате бациллы акне умирали от голода. В лаборатории все работало хорошо, поэтому швейцарцы стали проводить клинические испытания в России.
— Почему именно в России?
— Да ладно вам. Потенциальные покупатели товаров, связанных с акне, — родители подростков. Вы бы записали своего ребенка на медикаментозное лечение акне, если бы могли себе позволить другие варианты?
— Нет, — признаюсь я.
— Русские не могут позволить себе другие способы лечения, а уровень клинического обслуживания в этой стране достаточно высок, хотя денег и не хватает. Один врач, просматривая результаты обследования, проведенного после применения препарата, заметил нечто необычное. До проведения лечения у сорока процентов подопытных наличествовал латентный туберкулез, то есть бациллы у них в организме были, но симптомы болезни отсутствовали. В этом ничего странного нет: туберкулез в латентной форме наблюдается у трети населения земного шара. Однако после окончания курса лечения акне у всех подопытных бациллы туберкулеза полностью исчезли. Врач сообщил о своей находке по инстанциям, и компания организовала второй курс испытания лекарства, на этот раз на заключенных, что было весьма умно с их стороны. Таким образом они получили группу подопытных, вероятнее всего, больных активной формой туберкулеза, и одновременно у них не было необходимости открывать кому бы то ни было истинную причину исследований. Результаты оказались аналогичными: лекарство, похоже, было панацеей от всех разновидностей туберкулеза и не имело никаких значительных побочных эффектов.