Валерий Поволяев - Охота на охотников
- С тебя, Синичка, и начнем дежурство, - сказал Стефанович. - Следи, чтобы никто не приладился к нам сзади. - Он сплюнул на снег, усмехнулся, услышав, что плевок на морозе зашипел. - Или спереди...
Коля ловко перехватил автомат - не забыл еще, как с ним обращаются, остались армейские навыки, приложил руку к шапке. Поинтересовался только без всякой досады на то, что не удастся посидеть в тесной и веселой мужской компании у костра, - по-пионерски покорно шмыгнув носом.
- Но перекусить-то мне удастся?
- Не удастся, Коля, - Стефанович вздохнул, - нальем тебе чаю в термос на дорогу, и сюда, в кабину дадим кружку с чаем. да пару котлет. Кусок кулебяки с рыбой дадим. Ты ведь любишь кулебяку?
- Люблю кобеляку, - Коля засмеялся, - очень.
- Остальное будешь доедать и допивать на ходу. Мы торопимся.
- Понял, - вновь покорно шмыгнул носом Коля Синичкин, а когда Стефанович отошел, высунулся из кабины и прокричал:
- А что, если на нас нападать будут?
- Стреляй! И особо не раздумывай.
- Понял! - Синичкин опять громко, не в силах справиться с простудной влагой, взбухшей в ноздрях, шмыгнул носом...
Через двадцать минут колонна двинулась дальше. Лишь снежная пыль столбом взвихрилась за машинами, да долго скакали вслед по асфальту разные предметы, легкие и не очень легкие - пустые полиэтиленовые бутылки, пакеты из-под сока, кульки и опорожненные консервные банки, распугивая птиц, кормящихся у дороги, и совершая кривые спортивные прыжки в сторону, словно бы стремясь дотянуться до кого-то, спрятавшегося в кювете, и поразить его.
Рогожкин сидел в кабине, зыркал глазами по сторонам, обращая внимание на все, что возникало на пути, смотрел в зеркало правого борта - ему было важно знать, что делается по бокам, вдоль бортов, и сзади, - затем упирался глазами в заиндевелый, украшенный снеговыми застругами зал фуры, идущей впереди, и снова переводил взгляд в правое окно кабины.
Иногда Рогожкин зачарованно улыбался, в глазах его появлялась нежность - он думал о Насте.
На одной только поездке в Германию Левченко заработал столько, сколько в карман его не попадало даже после двух месяцев беспрерывной, очень напряженной работы на фуре. Другой на месте Левченко только бы радовался этому, и Левченко радовался, но лишь первые два дня после приезда, а потом сник, лицо его приобрело отсутствующее выражение, свет в глазах угас.
- Ты чего? - встревожился Егоров, получив в подарок хороший кожаный портмоне со множеством отделений, куда можно упрятать полно разных шоферских бумаг, и латунный, ярко поблескивающий карабинчик для ключей вещь, просто необходимую всякому водителю. - Чего такой тусклый, без жизни на лице? А?
- Да так... - Левченко склонил голову на плечо.
- Не понравилось тебе что-то? Автомобильный бизнес не понравился?
- Да та-ак, - вновь смято, едва различимо протянул Левченко, продолжая подрубленно, будто качан капусты, подсеченный под корешок, держать голову на одном плече.
- Все понятно, - догадался проницательный Егоров, сурово шевельнул бровями, - скучаешь по дальнобою...
- Скучаю, - подумав, признался Левченко.
- Потерпи малость, - назидательно и грозно, будто имел дело с несмышленым школяром, произнес Егоров. - Потерпи, выжди и труп твоего врага пронесут мимо тебя...
Левченко удивленно приподнял брови.
- Вообще-то, Вован, пора собираться в другую сторону. В Москву.
Левченко послушно наклонил голову.
- Когда?
- Скоро. Может быть, через неделю, может, чуть раньше, а может, чуть позже - недели через полторы. Решим, в общем. Пора, Вован, открывать сезон охоты. Не дадим щипать нас, как приготовленных для шулюма уток... - Егоров помолчал немного. По тому, как напряглось его лицо, стало понятно: чего-то он не досказывает.
- Что-нибудь случилось?
- У меня тут приятель один старый обнаружился, непростой человек, как про таких говорят. - Егоров закашлялся, выбил из груди мокротную тяжесть, мешавшую говорить. - Он-то мне, собственно и помог навести в милиции справки... Под колпак тебя, Вован, взяли в Москве.
- Это я чувствую...
- Кто-то из милицейских чинов. В самом аж министерстве эта сука работает - аж там... Кто конкретно - он пока не знает, но узнает обязательно.
- Это та профура, которой Моршков звонил. Она, наверное, и пасет меня, больше некому. - Левченко залез пальцами в карман куртки, достал бумажку. - Вот. Подполковник Моршков называл её Ольгой Николаевной. Фамилия - Кли... Климова, Клименко, Клиросова, Клипова, Климактерическая, Клибобоева или что-то в этом духе. Моршков называл её товарищем подполковником...
- Ну, товарищей подполковников в Москве знаешь сколько? Как собак нерезанных. Воз и маленькая тележка.
- Но подполковников-баб, да ещё с известным именем и отчеством - раз, два и обчелся.
- Тоже верно, - Егоров крякнул, помял пальцами живот - место, где у него продолжал ныть шрам, оставшийся после аппендицита, - но если бы это было министерство куриных прививок или госкомитет водопроводных заглушек тогда проблем не было бы, а Министерство внутренних дел - это Министерство внутренних дел, организация, куда не так-то просто добраться. Теремок за семью печатями. Я уже загнал сведения об этой бабе своему корешку - ответа пока нет.
- Жалко. - Левченко вздохнул и спрятал бумажку в карман. - Говорят, что моя милиция меня бережет, а она вон как бережет...
- Потому мы и решили гуртом подниматься. Думаю, к нам кое-кто ещё присоединится. Если понадобится - и милиции накостыляем. Так что не горюй, дружок. Узнаем, кто эта твоя таинственная "Кли...". Обязательно узнаем. Оружие у тебя есть? - спросил он резко, будто выстрелил.
Левченко опасливо дернул головой, вбирая её в плечи, скосил напрягшиеся глаза на телефонный аппарат.
Егоров заметил движение.
- Думаешь, подслушивают? Да кому мы с тобой нужны? Я - не Мюллер, ты - не Штирлиц. А оружие нам понадобится обязательно. Они же вооружены?
- Вооружены.
- Вот. Значит, и у нас должны быть не только рогатки.
- Один ствол есть, - смущенно пробормотал Левченко. Это была его великая тайна, которую он не хотел открывать даже своему напарнику, но сейчас наступил тот момент, когда скрывать нельзя. - Купил по случаю. Чтобы веселее жилось.
- Длинный ствол или короткий?
Левченко не сразу понял, что Егоров имеет в виду, замялся, глянул вопросительно - уж не об обрезе ли спрашивает напарник, - и тут до него дошло, что "длинный ствол" - это автомат или карабин, а короткий пистолет. Улыбнулся виновато:
- Короткий.
- Тоже дело, - одобрил Егоров, - нам и короткие стволы сгодятся. Но пару длинных нужно иметь обязательно. - Он озабоченно потер один висок, потом другой. - Ладно, этим я займусь.
Скоро Егоров ушел. Левченко ощутил пустоту. Это ощущение вызвала у него прохладная проволглая тишь дома, в которой не было ни одной живой души. Кроме Чики.
Нина Алексеевна стала часто уходить по вечерам. Левченко думал, что она занята чем-то в школе - то ли ведет занятия с отстающими, то ли встречается с бывшими учениками, а оказалось, нет: Нина Алексеевна начала посещать разные партийные собрания.
- Мам, зачем это тебе надо? - спросил у неё Левченко.
- Ну как же, сынок! Разве тебе нравится, сынок, как мы живем?
- Нет.
- А беспросветная нищета наша? Конца-краю ей не видно. Я раньше поддерживала демократов, даже на митинги в их поддержку ходила, а сейчас они вон, демократы эти...
- Что они?
- Да посмотри, что они со всеми нами сделали? Телевизор включить невозможно - народ голодает, учителя бастуют, врачи тоже бастуют, шахтеры перекрывают железную дорогу, жены летчиков - взлетные полосы... Женщины плачут, дети плачут...
- Держалась бы ты, мама, от всего этого подальше, - посоветовал Левченко.
- Не могу. Кто-то же должен подавать голос в защиту этих людей.
- Но не ты же, мам! Для этого Государственная дума есть... - Левченко помотал в воздухе ладонью и не нашел, что можно к этому добавить, Государственная дума, в общем.
Мать заминку сына мигом уловила.
- Ну вот, видишь, защитников - раз, два и обчелся. Даже меньше того на счете "раз" ты уже остановился.
Как-то она разоткровенничалась с сыном:
- Знаешь, я - человек мирный, оружие в руки никогда не брала. Но если сейчас неожиданно крикнут: "Круши гадов!" - я возьмусь за винтовку.
- И сможешь стрелять? - с любопытством спросил он.
- Смогу.
Вот такой у него сделалась мать. И превращение это произошло в последние месяцы. Сын наблюдал за метаморфозами с грустью: винтовка ведь не женское дело.
- Ага-а! - раздался торжествующий крик из соседней комнаты.
Левченко улыбнулся: Чика! Позвал:
- Чика! Иди сюда!
Судя по всему, попугай находился не в клетке, видимо, Нина Алексеевна выпустила его полетать по дому.
- Иди-ка сюда, маленький гаденыш! - ласково позвал Чику Левченко, чувствуя в груди странную размягченность, будто он общался с ребенком.
Чика, словно бы поняв то, что ему говорил Левченко, через несколько секунд появился в комнате. Сел на ручку платяного шкафа, изогнулся, как гимнаст в цирке, и проговорил громко, нагло, торжествующе:
