Валерий Карышев - Бандитские жены
Но время шло. И одним из первых, кто в открытую заявил о несогласии с прежними традициями, понятиями и законами, был Виктор Никифоров, известный в криминальном мире под кличкой Калина. Он первым заявил: что я, дурак сидеть за чердак? Вероятно, слово «чердак» означало символ прошлого криминального мира, где проходили воровские тусовки или малины.
Сейчас, конечно, ситуация резко изменилась. Лица, относящиеся к ворам в законе, в основном живут по иным канонам, иным меркам. Прежде всего это выражается в том, что они стали бизнесменами. Теперь у них есть квартиры, коттеджи в ближнем Подмосковье, а также виллы за границей, парк «Мерседесов» и джипов. Многие из них имеют семьи. Единственная поправка: большинство их жен — гражданские.
За свою адвокатскую карьеру мне довелось работать с несколькими ворами в законе, точнее, защищать их интересы на следствии и в суде. Все они, конечно, разные личности. Но с их женами наиболее близко соприкоснуться довелось только в одном случае.
Вора в законе звали Георгий. Как-то подошел ко мне коллега-адвокат и предложил быть четвертым адвокатом у этого законника. Я еще удивился: почему четвертым, для усиления? Нет, ответил мой коллега. Дело в том, что наш подзащитный обвиняется в нарушении ряда серьезных статей Уголовного кодекса, среди которых — похищение человека, и вымогательство, и бандитизм, незаконное ношение оружия, сопротивление работникам милиции при задержании, еще несколько статей. Поэтому к суду необходимо распределить между адвокатами работу постатейно, иными словами, каждый защитник берет по две статьи и в судебном заседании работает только с ними.
Действительно, это было, на мой взгляд, разумное предложение — распределить обязанности по столь серьезным обвинениям. Ведь достаточно заглянуть в УК и увидеть, что максимальный срок наказания, который грозил обвиняемому, — от 15 до 20 лет. Естественно, человек, обеспокоенный своей судьбой, сделает все от него зависящее, чтобы получить хотя бы минимальный срок, а часть статей просто «отбить». Я знал, что существует, к сожалению, у правоохранительных органов определенная практика, когда на подозреваемого вешают как можно больше статей. Следователи объясняют это тем, что, мол, суд все равно статьи частично отведет, — лучше больше, чем меньше, говорят они, ссылаясь на то, что за больше их не ругают, а за меньше — могут быть определенные неприятности. Поэтому мы всегда, знакомясь с делами до суда и узнавая о большом числе преступлений, знали, что далеко не все статьи УК в итоге будут работать и будут отражены в приговоре суда. Большую часть из них адвокатам удавалось отмести, нейтрализовать.
Через пару дней мы с моим коллегой пошли в следственный изолятор знакомиться с законником. Вор в законе Георгий был уроженцем Грузии. Ему исполнилось тридцать два года. Был он высокого роста, с темными волосами, немного в рыжину, имел голубые глаза. Парень был достаточно крепкий, очень симпатичный. Георгий был одет в дорогой спортивный костюм и дорогие кроссовки. Все это говорило о том, что и в следственном изоляторе он принадлежал к элите криминального мира.
В первый день знакомства мы разговаривали на общие темы, ни о чем, начиная погодой и заканчивая тем, что творится в Москве. Потом Георгий попросил меня прийти на следующий день, но уже без моего коллеги, поговорить один на один для более близкого знакомства перед судом. В ближайшее время нам предстояло ознакомиться с обвинительным заключением по результатам следствия, так как оно должно было через несколько дней закончиться, и нам надо было избрать тактику защиты, согласовать с подзащитным позицию, которой следовало придерживаться в суде. Но поскольку мы, адвокаты, еще не распределили между собой, кто какие статьи берет, вероятно, Георгий хотел с каждым из нас поговорить и присмотреться к возможностям каждого, определив, какие статьи можно поручить каждому.
На следующий день я был в следственном изоляторе в назначенное время. Георгий приветливо поздоровался со мной, сел, и мы начали разговор. Практически сразу мы определились следующим образом. Каждый адвокат берет одну тяжелую статью и в качестве довеска одну менее сложную. Мне достались, по инициативе Георгия, обе не очень сложные статьи — о незаконном ношении оружия и о сопротивлении работникам милиции.
Мы стали разговаривать. Вскоре я выяснил, что жертвой Георгия был также уроженец Грузии, который занимал высокий пост в правительстве Гамсахурдия, затем, после трагических событий, перешел на высокие должности в коммерческих структурах. По словам Георгия, он обобрал практически половину Грузии, беря деньги, кредиты под различные коммерческие сделки, а потом просто-напросто «кидал» всех.
Забегая вперед, скажу, что потом через правоохранительные органы удалось выяснить, что на самом деле на потерпевшего «наезжаю» несколько грузинских бригад во главе с другими ворами в законе, которых, в свою очередь, нанимали кредиторы, кому потерпевший был должен крупные суммы денег. Не знаю, что произошло, но когда Георгий со своими людьми «наехал» на потерпевшего, то ли тому все надоело, то ли он на московский РУОП имел какие-то виды, но маховик правосудия закрутился. Потерпевший тут же поехал в РУОП, написал соответствующее заявление, дал показания. В ближайшее время Георгий и его люди были арестованы и задержаны по суровым обвинениям Уголовного кодекса.
Таким образом, мне отводилась роль далеко не первой скрипки в будущем уголовном процессе, как я думал тогда. Однако последующие события стали складываться очень странным образом. Георгий просил меня чаще приходить к нему, практически через день. Для меня это было непонятно. Ведь я был далеко не ведущим адвокатом, и статьи, которыми я занимался, особой погоды ему не делали. И поэтому внимание, уделяемое мне Георгием, было для меня странным.
При встречах Георгий старался изучить меня, постоянно расспрашивал. Кроме того, он рассказывал мне о разных случаях из своей жизни и спрашивал мое мнение. Я понимал, что все это какая-то примерка, подготовка к непонятной пока для меня миссии.
Наконец, совершенно неожиданным был для меня его вопрос, каковы мои взаимоотношения с коллегами-адвокатами, которые участвуют в его деле. Я был ошарашен.
— В каком смысле? — переспросил я. — Нормальные отношения.
Тогда он сказал:
— А как с точки зрения нераспространения информации?
— Что ты имеешь в виду?
— С точки зрения того, не делитесь ли вы информацией со своими коллегами.
— В отношении дела я обязан делиться, — объяснил я. — А в отношении наших с тобой разговоров — я не вижу причин для того, чтобы пересказывать их кому-то, поскольку они не имеют никакого значения для будущего уголовного процесса.
Но Георгий не унимался. Он спросил, могу ли я выполнить одно поручение личного характера. Я пожал плечами:
— Смотря какое поручение. Если оно не очень опасное… — Конечно, я пошутил, но мне было немного странно, какое еще поручение может быть мне дано, и к чему такая длительная подготовка и проверка со стороны клиента.
Вероятно, Георгий тоже понял это, потому что сказал:
— Дело в том, что мне нужно передать записку одному человеку, вернее, одной женщине. Но сделать это так, чтобы никто из адвокатов, ваших коллег, не узнал об этом.
— В этом нет никакой проблемы, — сказал я. — Этим никто интересоваться не будет.
— Напрасно вы так думаете! — перебил меня Георгий.
— Хорошо, — кивнул я, — это можно сделать. Но как я найду эту женщину?
— Сейчас я все вам дам. — И Георгий тут же сел писать записку. Писал он ее минут сорок. Потом сделал то, что обычно делают в следственных изоляторах и тюрьмах: скатал записку в тоненькую трубочку, напоминающую сигарету, потом взял целлофановый пакетик, тщательно запечатал его с помощью зажигалки. Таким образом, получилось что-то вроде сигареты в футлярчике. В тюрьмах это называют «малявой». Сверху он написал телефон и имя. Я прочел — Майя. Телефон был где-то в Центре, в районе Арбата.
— Вот по этому телефону позвоните, — сказал Георгий, — скажите, что вы от меня, и она с вами встретится. Передайте ей, пожалуйста, записку. Но еще раз прошу, чтобы вы об этом никому не говорили.
— Конечно! — заверил я Георгия. — Не понимаю, кому до этого может быть дело!
Получив записку, я вышел из следственного изолятора. Мне было очень странно, почему Георгий передал эту записку через меня и почему потребовал, чтобы я скрывал от других это поручение.
В этот же вечер я набрал номер телефона Майи. На другом конце провода сняли трубку. Женский голос с явным грузинским акцентом ответил:
— Алло!
— Мне, пожалуйста, Майю, — попросил я.
— Я слушаю.
— Знаете, — сказал я, — это вас беспокоит… — И коротко сообщил, что я адвокат, звоню от Георгия.
