Эля Хакимова - Пепел Снежной Королевы

Всего и было радости в моей жизни, то веселое путешествие в Лондон да моя семейная жизнь сразу после рождения Кристофера. Что это был за малыш! Такого умницы я не видала ни разу, куда там этой Куки—вот что значит мать! Даже при почти полностью идентичном наборе генов – какая разница! Была, до того как малыш заболел. Это ужасно. Лучше бы он умер той ночью. По совести вам говорю, этому доку Миллибенксу можно позавидовать.

Только такая сильная женщина, как я, могла бы все это вынести. А ведь испытаний в моей жизни было предостаточно!

– Скажите, Мина, вы любили мужа?

– Когда выходила замуж?

– Хоть когда-нибудь?

– Не знаю. Того, самого первого, я любила до безумия, как кошка. Могла простить ему все. Почти все. Но когда он стал ради героина приторговывать мной, я уже не вытерпела. Тут как раз пришло письмо от Зельды, я и поехала.

– Да или нет?

– Ну, я чувствовала, что он хороший человек. Слабый, бесхарактерный, но Зельда плохого человека не смогла бы полюбить, так что да, он был хороший.

– У вас талант не отвечать на вопросы.

– Задавайте правильные вопросы, только и всего.

– Что вы чувствуете по отношению к сыну?

– Любовь, жалость, стыд, отчаяние.

– Вам не кажется, что есть что-то роковое в этих событиях: сумасшествие Зельды и аутизм Кристофера?

– Между этими двумя событиями нет никакой связи. Ничего рокового в слабоумии Зельды не было. Она всегда такой была, просто со временем это неизбежно прогрессировало. То что случилось с моим мальчиком, ужасно. Я бы своими руками задушила того, кто виновен в его болезни. Несколько раз я порывалась задушить Куки.

– Вы ее считаете виноватой?

– В первую очередь. Во вторую – эту мерзавку Бэби. И мужа тоже – ведь он мог бы вернуться пораньше, и не надо было бы оставлять детей на няню.

– Вы пьете?

– Вовсе нет, с чего вы взяли?

– В нижнем ящике вашего стола всегда лежит початая бутылка виски.

– Бред. Я не алкоголичка. Я ведь не мужчина! Бывает, что меня выводит из себя больной или кто-нибудь из персонала… Мне надо расслабиться. При моей жизни, моих испытаниях…

Рэйли Мэтьюз. Среднего роста, крепкий (несмотря на возраст, физически очень силен), ходит вразвалку, хотя в море не бывал уже много лет. Кожа выдублена в бурый цвет, волосы вьющиеся, некогда рыжие, теперь белые, особенно сильно контрастируют с цветом лица.

Несколько шрамов – на правой ладони, огромный рубец на бедре – сорвался металлический канат с нефтяной лебедки, на боку вдоль четвертого ребра – след от финки.

Говорит всегда, сначала подумав. Голос, как ни странно при столь внушительной внешности, довольно тихий, деликатный. Манера разговаривать такая, что все окружающие прислушиваются к каждому его слову.

Словарный запас богат, но не всегда это видно сразу. Много читает, интересуется практически всем, особенно любит применять свои дедуктивные способности – довольно неплохие.

К моменту смерти отца Рэйли с матерью жили в арендуемом на пенсию доме. После смерти мужа Жизель (мать Рэйли) стала портнихой, довольно известной в городе, и выкупила закладные на дом, в котором и умерла почти сразу после того, как сын впервые ушел в море.

Рэйли начал ходить в море простым юнгой, постепенно приобретая опыт и навыки, а также уважение товарищей. Ходил под разными флагами торговых компаний, побывал на всех континентах. Время от времени возвращался домой, из чувства сентиментальности, – мать уже давно умерла.

Привык жить в суровом мужском обществе, постепенно снискав репутацию честного и смелого малого. Повышенное чувство справедливости позволило ему с успехом справляться с обязанностями третейского судьи, решать конфликты среди товарищей, которые его уважали.

Имеет небольшой пунктик – стремится в любом обществе (обычно в ограниченном мужском коллективе) стать лидером, и чаще всего удачно. Его уважают за мужество, силу (и физическую в том числе – никто, даже обладая большим, чем он, весом, не мог равняться с ним в поднятии гантелей, гирь и пр.). Считают «настоящим мужиком», своим, даже если он и занимал должности. Впрочем, выше бригадира и боцмана не поднимался, хотя карьерист по натуре.

Однако с женщинами были проблемы. В каждом порту его ждала шлюха, а он всегда мечтал о семье. С настоящей женой, которая его ждала бы из рейсов, устраивала бы его запущенный после смерти матери дом, возможно, растила бы детей.

Однако при его образе жизни приличных девушек ему не попадалось. Однажды, находясь в отпуске между рейсами, он в библиотеке, куда пришел за очередной книгой, обратил внимание на тихую и скромную девушку.

Она была светловолоса, тиха и приветлива. Говорила умно и ласково. Имя у нее было чудное – Зельда. Они разговорились, и, несмотря на то, что она была намного образованней, чем Рэйли, он не чувствовал себя ущербным, как обычно бывало с приличными девушками. Несколько раз повстречавшись, они поняли, что им хорошо друг с другом. И он предложил Зельде пожить вместе.

Он был старше нее, но то ли оттого, что она была очень серьезной девушкой, то ли оттого, что он рядом с этим нежным белокурым созданием как будто молодел, разницы в возрасте особо не чувствовалось.

Несмотря на то что времена были бунтарские, они решили оформить свои отношения (инициатором был Рэйли, Зельда только ласково улыбалась). Она лишь испросила его позволения вызвать свою сестру в город, чтобы ей не было скучно в большом доме одной во время его рейсов.

Он с радостью согласился, тем более что ему и самому было совестно так надолго оставлять молодую девушку одну. К его удивлению, сестра Зельды оказалась девицей совсем другого толка.

Как только приехавшая пересекла порог дома, тихий и нежный мир, к которому уже стал привыкать Рэйли, разбился вдребезги, как старая и хрупкая ваза, привезенная матерью еще из Франции. Поскольку Вильгельмина, представившаяся при знакомстве как Мина, была похожа на ураган.

Это была очень живая, нервная и активная девушка. Она покровительственным тоном разговаривала со своей сестрой, несмотря на то что ее образование явно и бесповоротно уступало образованию Зельды.

Как ни странно, Зельда с радостью принимала главенство сестры и буквально заглядывала той в рот, когда Мина несла чушь или пыталась поучать ее с точки зрения своего житейского опыта (весьма богатого, судя по темам и определениям).

Рэйли мало общался с Миной, старался избегать ее и даже стал как можно чаще бывать вне дома, благо друзей на суше, истосковавшихся за время его походов, было немало.

Вот, например, Дэнни, бухгалтер из портовой компании. Они знакомы были с первого рейса, когда оба юнгами поступили на один борт. Только родители Дэнни вернули его из Найроби, прилетев аэропланом (это была зажиточная, но не богатая еврейская семья, и на билет ушли почти все их сбережения), тогда как Рэйли пошел с судном дальше.

Кстати, Дэнни сразу предупредил друга и попросил быть осторожнее с Миной. Странно, однако Зельда тоже не внушала доверия старому товарищу. Дэниэл считал ее повернутой, так и говорил другу, что, мол, у тебя выбор небогат – или психованная, или юродивая. Сам он был давно уже женат на помощнице лучшего дантиста в городе, умной и настороженной Саре, так за девять лет их брака и не родившей ему ребенка.

Рэйли не особенно обратил внимание на предупреждение друга, главным образом протестуя против нелестного определения Зельды, к которой питал настоящее теплое и невыносимо родное чувство. Про Мину он и подавно не думал. И напрасно, как выяснилось, всего за пять часов до его отъезда в Северное море по очередному контракту с нефтедобывающей компанией.

В этот вечер, теплый и мягкий, первый этой весной, Зельда была на конференции в центральном городе графства и должна была вернуться только утром, как раз чтобы проводить своего будущего мужа (как уже окончательно было решено) в полугодовой рейс.

Рэйли вернулся домой поздно и застал Мину в очаровательной белоснежной и совершенно прозрачной рубашке в саду, на подвесных качелях у старой яблони, которую помнил еще с самого раннего детства.

Мина, загадочно улыбаясь и раскачиваясь на качелях, попросила побыть с ней этой тихой лунной ночью. У нее всегда бессонница, сказала она, в полнолуние. Подвыпивший Рэйли, забывший некоторое смущение, обычно сопровождавшее его при общении с сестрой своей невесты, как-то слишком уж легко переключился на тон, в котором обычно разговаривал с проститутками в портах Каира, Сингапура или Кадиса.

Ее цыганские волосы, раскосые серые глаза заворожили Рэйли, лишили его воли и свободы выбора, а вернее всего, просто переключили его сознание с нормальной, такой желанной и «правильной» жизни на привычное портовое полусуществование. Когда ничего не считалось всерьез, все было только «на сейчас» и никакого «потом» не имелось (ведь завтра в море).