Последнее испытание - Туроу Скотт
Иннис явно довольна своей шуткой. Стерн тоже улыбается. Впрочем, он ощущает некоторое искушение произнести пару слов в защиту Ольги. Ему хочется сказать, что, когда человек на начальном этапе жизни очень беден, он обычно невольно начинает думать, что деньги – это главное. Люди, которые говорят, что в жизни есть много других элементов, делающих человека счастливым, с таким же успехом могут уверять тех, кто вырос в бедности, в том, что в жизни есть вещи поважнее, чем дышать воздухом. Стерн хорошо знает это. Как и то, что и сам он не просто так всеми силами пробивался и пробился в окружающий его теперь мир благополучия и достатка. Однако Стерн понимает и то, что, если он вдруг выступит в защиту Ольги, Иннис просто встанет и уйдет.
Так или иначе, для Иннис вся эта история закончена. Учитывая эмоциональную реакцию, которую Стерн наблюдал у доктора Макви минуту назад, адвокат рад тому, что можно наконец оставить опасную тему. Следующие полчаса они с Иннис болтают о ее жизни в Нэйплсе. Иннис рассказывает, что после почти пятилетнего перерыва она снова стала каждое воскресенье посещать службы в пресвитерианской церкви и была поражена тем, сколь большое удовольствие она от этого получает – вероятно, потому, что визиты в церковь порождают у нее ощущение связи с родителями, которого она давно уже не испытывала. Люди, с которыми она познакомилась в церкви, на сегодняшний день представляют собой лучшую часть ее круга общения. Ей никогда не удавалось построить по-настоящему дружеские отношения с женщинами, которые являлись ее партнершами – или, если угодно, соперницами – в игре в теннис.
Наконец Стерн и Иннис встают с мест – заседание суда скоро возобновится. В вестибюле университетского клуба Иннис пожимает адвокату руку, затем быстрым движением приближается к нему вплотную и, видимо, не решившись ни на что большее, быстро целует его в щеку.
– Так, значит, в следующий раз мы с вами увидимся в суде? – спрашивает она. Теперь она уже снова стала собой, заядлой теннисисткой, женщиной с сильным характером, настоящим доктором Иннис Макви. При мысли об этом она невольно улыбается. Настроение у нее в этот момент такое, что ей впору прицепить на грудь табличку со словами: ВАМ МЕНЯ НЕ ЗАПУГАТЬ.
IV. Инсайдерская торговля
22. Репортер
По ходу процесса, углубляясь в детали дела, Стерн и Марта все отчетливее понимают: обвинение Кирила в убийстве представляется абсурдным, а обвинение в мошенничестве довольно уязвимым – главным образом по той причине, что препарат «Джи-Ливиа» оказался ценным и весьма эффективным лекарством. Обвинение в инсайдерской торговле – дело другое. Меньше чем через час после того, как Кирил услышал от Джилы Хартунг из «Уолл-стрит Джорнэл», что она собирается написать о смертях предположительно от аллергической реакции пациентов, которых лечат препаратом «Джи-Ливиа», брокер Кирила получил указание: продать пакет акций «ПТ» стоимостью свыше 20 миллионов долларов, который он до этого подарил трастовым фондам, созданным им же для обеспечения благосостояния своих внуков. После публикации статьи Хартунг котировки акций «ПТ» обрушились. Успев продать бумаги до этого, Кирил спас для своих внуков более 19 миллионов долларов, если вести расчет, исходя из биржевой цены акций на максимуме и на минимуме.
Утро вторника уходит на заслушивание свидетельских показаний юристов. Сначала выступает адвокат, представляющий Комиссию по ценным бумагам и биржам; его привлекли в качестве эксперта в сфере законодательства, касающегося инсайдерской торговли. Затем на свидетельскую кафедру поднимается Морт Мински из крупной юридической фирмы, работающей в округе Киндл, – он внешний юридический консультант компании «ПТ». Он подробно разъясняет тщательно продуманные ограничения на продажу акций топ-менеджерами компании, а также суть плана 10б5-1, который предусматривает снятие этих ограничений в исключительных случаях. Мински также информирует присутствующих о том, как много пришлось потрудиться его фирме, чтобы обеспечить гарантированное соблюдение всех ограничений членами руководства и сотрудниками «ПТ». Стерн знает Мински уже много лет и всегда недолюбливал его, поэтому ему доставляет удовольствие проводить его перекрестный допрос. Морт все больше нервничает, поскольку ему никак не удается объяснить весьма тонкие различия между собственно инсайдерами и лицами, которым передается инсайдерская информация, то есть теми, кто имеет некие моральные обязательства перед акционерами, и теми, у кого таких обязательств нет. Под конец Стерн задает свидетелю целую серию гипотетических вопросов, на которые Морту приходится раз за разом отвечать: «Я не знаю, закон в этой своей части сформулирован недостаточно четко». Его ответы правильны, корректны, но на фоне той высокомерной уверенности в каждом своем слове, которую он продемонстрировал во время допроса представителями гособвинения, теперь Морт выглядит как какой-то глуповатый и некомпетентный тип.
После ланча прокурор и его люди собираются допросить своего, пожалуй, наиболее опасного для подсудимого свидетеля. Это Джила Хартунг, сотрудница «Уолл-стрит Джорнэл». В зал суда мисс Хартунг приглашает Мозес. Она семенящей походкой быстро минует тяжелые двери и шагает через зал суда к подиуму. Следом за ней, как послушные спаниели, гуськом тянутся трое юристов с Уолл-стрит, представляющие интересы «Джорнэл». Каждый из них – пожилой мужчина, мужчина средних лет и молодая женщина – сжимает в правой руке портфель. Они рассаживаются в первом ряду в ложе гособвинения на стульях, которые специально для них оставили свободными. Ложа прессы с самого начала процесса заполнена до отказа, но сегодня там такое столпотворение, что многие репортеры сидят лишь символически – на самых краешках скамеек и стульев, да и то боком. Работники СМИ всегда проявляют повышенный интерес к случаям, когда в качестве свидетеля в суде выступает кто-то из их коллег, а Джила Хартунг как-никак входит в элиту представителей журналистской профессии.
Как и многие свидетели со стороны обвинения, мисс Хартунг поднимается на кафедру, имея за плечами некий жизненный багаж, который подчас бывает, что называется, незавидным. Но Стерн в данном случае собирается использовать в своих интересах только определенную часть этого багажа. Адвокат читал хронику, касающуюся Джилы Хартунг, на протяжении как минимум последних двадцати пяти лет – с тех самых пор, как ее личная жизнь стала источником новостей. Когда-то Хартунг носила имя Гилберт и была прочно утвердившимся в своей профессии репортером, занимавшимся журналистскими расследованиями. Работал Гилберт тогда в «Бостон Глоб» и подрабатывал преподаванием в Бостонском университете. В те времена он был вынужден на публике играть роль, которую при рождении ему навязала природа в виде совершенно определенного анатомического, а именно мужского, строения тела. Как-то раз одна из студенток Гилберта Хартунга без предупреждения зашла к нему домой, в район под названием Свомпскотт. Девушка поразилась, что Хартунг открыл ей дверь в каком-то бесформенном домашнем одеянии, в коричневом парике и с жемчужным ожерельем на шее.
Неловкий момент, возникший между преподавателем и студенткой – ее, кстати, звали Джоанна Райлс, – сегодня изучают во всех школах и на всех курсах журналистики Америки, поскольку Гилберт Хартунг даже не попытался замять дело и помешать распространению девушкой новости о ее неожиданном открытии. Рассказ Райлс о тех эмоциях, которые она испытала, невольно раскрыв личный секрет своего преподавателя, а также ее письмо с сомнениями по поводу того, может ли Хартунг и дальше заниматься преподавательской деятельностью, были напечатаны в «Глоб», то есть именно в той газете, где Хартунг работал. Публикация существенно поспособствовала карьере Райлс – она в итоге стала известным спортивным комментатором и теперь часто появляется на телеэкранах в различных ток-шоу. С другой стороны, изгнание Хартунга из газеты и из университета стало для него стимулом для того, чтобы всерьез заняться самоанализом. В итоге Гилберт решил поменять пол и впоследствии написал резонансную книгу о своей трансформации. Превратившись из Гилберта в Джилу, Хартунг продолжила свою журналистскую карьеру, в ходе которой дважды удостаивалась Пулитцеровской премии за свои расследования.
