Поющая раковина Одиссея - Наталья Николаевна Александрова
Вместо того чтобы отвечать, она прошла мимо него в комнату. Квартира у бабушки была маленькая, две комнаты-клетушки и крошечная кухня, так что Марина потом, когда делала ремонт, просто снесла некоторые стены, и получилось свободное пространство, только кровать отгорожена шкафом.
Сейчас кровать была расстелена, чистые простыни аккуратно заправлены, и на подушке даже лежала крошечная шоколадка, какие кладут в гостиницах средней руки.
То есть он приготовил все к большому примиряющему сексу. Да как аккуратно все застелил, раньше за ним такого не водилось, жена, что ли, приучила…
В шкафу на отдельной полке она нашла его вещи, в ванной – бритву и зубную щетку. Стало быть, он твердо намеревался тут жить, ишь, вещи все разобрал.
Прямо как в старом романе: «Я к вам пришел навеки поселиться!»
Марина покачала головой и заглянула еще в стенной шкаф рядом с ванной. Там стоял не очень большой чемодан, ага, вещей он взял немного, значит, надеется к жене вернуться. Тогда чего зря тяжелые чемоданы таскать?
Марина вытащила чемодан в комнату.
– Значит, так, – сказала она, – ты сейчас же уберешься из моей квартиры. Собирай барахло и проваливай!
Глеб внимательно посмотрел ей в лицо, и, очевидно, до него дошло, что так просто, с налету он с ней не справится, потому что он опять сменил тактику.
– Но, Мариша, как же так… Мы так долго были вместе… Ты не можешь так просто уничтожить то, что было между нами, одним росчерком пера!
Перо-то тут, интересно, при чем? Выражается, как в плохих сериалах. Потому что он насквозь фальшивый, в который раз поняла Марина, ничего своего нет.
– Ты не понял? Убирайся вон и забудь сюда дорогу.
– Но давай же поговорим, все выясним! Я готов признать свои ошибки… Все же мы так долго были вместе…
– Вместе?
Она вспомнила, как торчала дома все выходные и праздники, потому что одной никуда идти не хотелось, а подружки все давно уже обзавелись мужьями или хотя бы парами, так что она в компании была бы явно лишней. А сама ни на кого не хотела смотреть, ведь у нее же была большая любовь… Гори такая любовь в аду! Сколько времени потеряла на этого мерзавца!
– Вместе? – повторила она звенящим голосом, собираясь высказать все, что наболело.
И тут же сообразила, что он нарочно ее провоцирует. Она начнет скандалить и вываливать свои многочисленные обиды, он будет оправдываться, так время и пройдет. Ему сейчас главное – это ее отвлечь. А там уж он постарается!
Она сжала зубы и вытащила из шкафа его одежду. На пол посыпались трусы и носки, аккуратно свернутые парами. Точно, жена приучила к порядку!
– Но, Мариша, – кажется, он понял, что дело серьезное и что так просто она не сдастся, – но куда же я пойду ночью? Ну, разреши мне остаться хоть до утра, а потом я уйду. Ну, некуда мне идти, а так хоть чемодан на работу занесу!
Она не смотрела ему в лицо, но по голосу поняла, что он снова надеется, что за ночь сумеет ее уболтать, улестить, будет каяться и бить на жалость.
Она-то, конечно, не поддастся на его уговоры, но ночка ее ожидает та еще. Он будет ныть и канючить, рыдать и ругаться, а у нее совершенно нет на это сил. И скандалить все-таки неудобно – ночь на дворе, соседи спят…
– Значит, не уйдешь? – спросила она обреченно.
– Но, малыш… – он театрально прижал руки к сердцу, и Марина поняла, что она его сейчас стукнет вон той вазой, что стоит на столе. Ваза была еще бабушкина, старинная, не слишком ценная, но все же память, жалко.
– Тогда уйду я! – неожиданно для себя сказала она и тут же поняла, что это выход из положения.
Она взяла только сумку с деньгами, документами и телефоном и подошла к двери.
– Я вернусь утром, и чтобы духу твоего здесь не было, – сказала она. – Ключи отдашь в нижнюю квартиру Лидии Андреевне, она рано встает. Если не отдашь, я все равно замки поменяю. И имей в виду: если в восемь утра ты будешь еще тут, то она полицию вызовет, скажет, что воры в квартиру залезли! И не вздумай что-то в квартире сделать, кран там сломать или краской вещи мои облить, я ведь знаю, где ты работаешь, найду, и мало тебе не покажется!
С этими словами она вышла из квартиры и за шумом громко захлопнутой двери только угадала неприличное слово, брошенное Глебом ей вслед.
На улице, прежде чем вызвать такси, она позвонила матери. Хорошо, что та ответила сразу, и голос был совсем не сонный.
– Мама, это я. Можно я сейчас приеду? Мне ночевать негде, – выпалила Марина одним духом.
– Что-о? А, это ты… Ты потеряла ключи от квартиры? Ну, так я и знала, как малый ребенок просто…
– Так можно я приеду и переночую?
– Ну, приезжай уж, что с тобой делать…
Такси приехало только через двадцать минут, и Марина, топчась у подъезда, встретила соседа сверху с его лабрадором. Сосед был сонный и даже не ответил на ее приветствие, лабрадор тоже.
Зато ехали по ночному городу быстро.
Мать открыла дверь сразу же.
– Извини, мама, так получилось, что я тебе свалилась на голову! – затараторила Марина полушепотом. – Но только на одну ночь, я завтра же разберусь с делами…
– А что ты шепчешь? – спросила мать.
– Ну… Виктор Палыч, наверно, спит… Извини.
– Нет его! – мать отвернулась. – В больнице он, на обследовании!
Марина в это время расшнуровывала кроссовки, да так и застряла на одной ноге.
– В больнице? А что с ним? – и осеклась, увидев злое лицо матери.
Мать круто развернулась и пошла на кухню, Марина в одной кроссовке похромала за ней.
– Вот, – мать нервно нажимала кнопку электрического чайника, – вот, думала, что надежный, обеспеченный, приличный человек, с которым можно прожить оставшиеся годы, а оказалось – подозрение у него на… – она запнулась, не в силах произнести страшное слово. – Вот теперь возись с ним, сиделкой на старости лет…
Марина наконец скинула кроссовку, босиком подошла к матери и осторожно убрала из ее рук пустой чайник. Потом развернула ее к себе и заглянула в глаза.
– Мам, ты скажи прямо, что его любишь и ужасно боишься за него!
Мать села и вдруг зарыдала, уронив голову на кухонный стол. Она ничего не говорила, не выла и не стонала, просто тряслась, и слезы растекались по столешнице.
Марине было ужасно ее жалко, но
