Сергей Дигол - Утро звездочета
Зал затихает одновременно с появлением Бастрыкина, который проходит в президиум вторым и последним. Впереди себя он пропускает человека, которого я сразу узнаю. Это Юрий Сергеевич Горбунов, заместитель директора ФСБ. Вдвоем им, кажется, вполне уютно в президиуме, во всяком случае, они улыбаются друг другу и бросают приветственные взгляды на первые ряды, давая всем нам еще несколько секунд для того, чтобы настроиться на серьезную работу. На правах хозяина Бастрыкин первым берет слово, но лишь для того, чтобы представить Горбунова и передать ему микрофон.
Генерал-лейтенант Горбунов поднимается и сразу становится ясно, как он устал. Мундир перекошен в плечах, левой рукой он упирается в стол.
— Можно свет приглушить? — просит он, обращаясь почему-то в зал, а не к Бастрыкину.
Его просьба, тем не менее, сразу же выполняется. Зал, совсем как в театре, медленно погружается в сумрак, из которого снова раздается голос Горбунова.
— Полагаю, нет нужды уточнять, зачем мы здесь собрались, — говорит он. — К сожалению, на это нет и времени. Поэтому сразу к делу. Александр Иванович, как бы нам запустить…
Горбунов не успевает договорить, а Бастрыкин — подать знака, все происходит как бы само собой. На стене за президиумом вспыхивает яркий прямоугольник, а прямо надо мной, метрах в трех над головой, образуется световая дорога — это где-то за нашими спинами заработал проектор. Он очень мощный, и я на секунду зажмуриваю глаза, ослепленный агрессивной белизной экрана.
— А… уже, — оборачивается на экран Горбунов. — Спасибо.
Он откашливается, и на экране возникает фото черного БМВ с мигалкой. Номера не разобрать — его преднамеренно заретушировали.
— Корпоративная заставка? — фыркает мне в ухо Дашкевич и испуганно затихает.
Мне легко его понять — я тоже решил, что колкий комментарий слышал весь зал. Но, похоже, его слова лишь влетели мне в левое ухо, а из правого так и не вылетели.
— То, что вы, уважаемые коллеги, сейчас услышите, предназначено для узкого круга слушателей. Предельно узкого, если быть откровенным. Откровенность, как сами понимаете, не конек ведомства, которое я представляю, и сидящие в этом зале коллеги знают это не понаслышке. К сожалению, у нас катастрофически не хватает времени, поэтому сегодня откровенность имеет даже большую ценность, чем конфиденциальность. Так что не будем терять времени, тем более, как я уже сказал, его нет. Вот этот экземпляр, — поднимает он руку, показывая на автомобиль у себя за спиной, — является служебной машиной ФСБ. Откровенность откровенностью, но номера я раскрыть не могу, во всяком случае такому широкому кругу. Тем не менее, намекну: к нам информация поступила из Следственного комитета. Ведь именно эту машину видели недалеко от дачи актера Брауна — она, как показали очевидцы, некоторое время курсировала по дачному поселку.
Дашкевич толкает меня в бок: видимо, он имеет отношение к этой истории, но совсем забыл, что я о ней и понятия не имею. Изображение тем временем меняется: та же машина снята сверху, при этом качество нового снимка значительно хуже прежнего.
— Фрагмент с камеры видеонаблюдения, — поясняет Горбунов, — точно такой же служебный автомобиль ФСБ, но возит он совершенно другого сотрудника и номера на нем другие, уж поверьте мне на слово.
— Это же Черниговский переулок, — снова толкается Дашкевич. На этот раз достается Иваняну, который сидит с противоположной стороны. Теперь и я понимаю: имеется в виду убийство Карасина, ведь ресторан расположен почти на углу Черниговского.
— Съемка датирована третьим июля, за двенадцать минут до звонка в милицию из ресторана «Вествуд», где погиб журналист Карасин, — подтверждает предположение Дашкевича Горбунов. — И еще картинка, — комментирует он новый слайд.
Нам показывают совсем уж никудышное фото. Снятый откуда-то сверху поток машин, в котором нужная машина выделена стрелочкой. Мигалка на ней угадывается лишь по темной точке на крыше.
— Это в трех кварталах от места и спустя примерно три минуты от времени убийства Джабировой. Снова машина ФСБ и снова убийство. Какие есть мысли, товарищи следователи?
В ушах у меня звенит — от молчания огромного зала и от мерного гудения, издаваемого проектором. А может, так разговаривает микрофон в те мгновения, когда его не заглушают голоса людей.
— По большому счету, мы вышли на все это случайно, — продолжает, не дождавшись ответа, Горбунов. — Все началось с запроса вашего ведомства по поводу машины у дачного поселка. Мы все проверили и дали стандартный ответ: да, машина вблизи места преступления была, но цель ее пребывания не разглашается. А что мы еще могли ответить, совершенно точно зная, что машина находилась за десятки километров от места совершения убийства?
— Хэк! — говорит Дашкевич, и вот теперь его наверняка слышно. Если не на весь зал, то хотя бы в соседних рядах. Куда денешься — в такой тишине не скроешь и урчания в животе. Бастрыкин хмурится и что-то записывает в блокноте.
— В момент, когда была сделана фотография в дачном поселке, машина находилась в служебном гараже, — сообщает Горбунов. — Это подтверждается официальными регистром, данными внутреннего видеонаблюдения, показаниями считывающих устройств, фиксирующих каждый въезд и выезд в гаражи ФСБ. Потрепали мы нервы и Александру Сергеевичу, — наклоняется он к Бастрыкину, который отрывается от блокнота, — а он, как можно предположить, многим из вас. Надеюсь, поймете нас правильно: просьбы о перепроверки фактов, которые были представлены в запросе Следственного комитета, говорят совсем не о недоверии к вам. Хотя как можно поверить в сведения, если сам обладаешь информацией прямо противоположного характера, причем информацией на сто процентов достоверной? Конечно, мы вправе были ожидать уточнений. Мы их дождались, но подтверждение данных вашего комитета, не скрою, лишь осложнило дело.
— Мы сделали то, что должны были сделать, — разводит руками Бастрыкин.
— Нет-нет, Александр Иванович, — трясет головой Горбунов, — к вам претензий никаких быть не может. Но и нас поймите, ну нелепица же какая-то: машина была в гараже и… одновременно километров за пятьдесят от гаража. Как такое прикажете понимать?
— Нужны дополнительные проверки, — стучит карандашом по столу Бастрыкин, — и не только с нашей стороны.
— Да какие там! — взмахивает руками Горбунов. — Время, Александр Иванович, вре-мя! Вот посмотрите, — он все-таки куда-то нажимает незаметно для нас, и слайд меняется на новый словно от одной его голосовой команды, — этот снимок успели увидеть всего три человека у нас в ФСБ. Картина, как видите, практически идентичная, с той лишь разницей, что снимок сделан сегодня утром почти сразу после убийства Пахомова. Мы сразу затребовали данные со всех имеющихся в данном районе камер наблюдения и вот пожалуйста: из почти восьмидесяти камер три засняли движение автомобиля с мигалкой. Данные с одной из камер — перед вами.
Горбунов прав, это еще одна ничем не отличающаяся от предыдущих кадров съемка проезжей части. Опять дряное качество, опять поток машин, только теперь ему приходится верить на слово: машины с проблесковым маячком до того как слайд исчезает, я заметить не успеваю.
— Последний кадр уже трудно назвать случайностью. И мы, и вы, все мы просто не имели права не ждать новых убийств. Мы были бы совсем уж полными олухами, если бы не искали машину с мигалкой и эфэсбешными номерами. Очередное громкое убийство? Ищите мигалку — вот, к сожалению, пока единственный определенный ответ.
— Если можно, я хотел бы дополнить Юрия Сергеевича, — обводит зал взглядом Бастрыкин. — Не хотелось бы, чтобы у присутствующих сложилось превратное мнение. Речь не идет о том, что машины с номерами ФСБ каким-то образом причастны к трагическим событиям. Но нельзя отрицать и того факта…
— Я думаю, можно называть вещи своими именами, — говорит Горбунов, и это наверняка первый случай, когда в этих стенах кто-то позволяет себе перебить Бастрыкина, — не нужно нас жалеть, Александр Иванович. Мы здесь собрались не для того, чтобы петь друг другу оды, гимны и осанны. И потом, это ведь правда: я имею в виду причастность машин с номерами ФСБ к убийствам. Одно, ну еще два случая можно считать совпадениями, но когда четыре убийства из пяти… Кстати, это не означает, что в случае с убийством Зельцера мигалки не было. Я вам более того скажу: я уверен, что мигалка была, просто мы еще не получили доказательств. По убийству Пахомова более подробно можно будет говорить позднее, а пока, если угодно, приведу интересную информацию по убийству Джабировой.
Слайд исчезает и на его месте снова горит гигантский белый прямоугольник. Пару секунд спустя гаснет и он, и возвращается свет и кажется, что Большой зал расширяется до совсем уж циклопических размеров.
