Частное лицо - Валерий Николаевич Михайлов
– На что жалуетесь? – задал дежурный вопрос доктор Кропоткин.
– У меня прогрессирующее расстройство сна, – признался я.
Доктор Кропоткин поморщился, – рассказывал «голос за кадром». – Он терпеть не мог, когда пациенты пытались умничать, тем более сами ставить себе диагнозы. Он считал бестактное всезнайство невежды основным недугом современных людей, и борьба с этой хворью стала делом всей его жизни. Поэтому каждый раз, когда ему удавалось поставить на место такого невежественного всезнайку, доктор испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение. Чтобы сохранить хорошее расположение духа, он представил себе, как спускает с лестницы этого козла, затем от всей души пинает его ногами в живот, приговаривая: «Такой умный, сука, – лечи себя сам!». Поступи он так наяву, и ему пришлось бы отказываться от гонорара, компенсировать ущерб, приносить свои извинения… Сегодня он этого позволить себе не мог – болезнь жены, а потом и свадьба дочери заметно ударили по бюджету семьи, а тут ещё надо платить по закладным…
Сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, доктор максимально любезно сказал:
– Давайте не будем делать поспешных выводов. Опишите свою проблему.
– В последнее время мне снится какой-то непонятный сумбур. А сегодня я вообще проснулся от кошмара.
– Давно это у вас?
– Примерно с месяц.
– Сейчас посмотрим…
– Ну что я могу сказать, – выдал свой вердикт доктор Кропоткин после обследования, – никакого прогрессирующего расстройства сна у вас нет.
– Что же тогда со мной? – жалобно спросил я.
– Банальная близорукость.
– Но я с детства ношу очки и никогда ни с чем подобным не сталкивался.
– Наяву.
– Что? – не понял я.
– Вы прекрасно видите в своих очках наяву, но во сне у вас близорукость, отсюда и весь этот ваш сумбур.
– И что же мне делать?
– Я выпишу вам контактные линзы. Будете надевать их перед сном.
– А, может, лучше очки? – спросил я, глядя на доктора тем взглядом, которым обычно собаки одаривают хозяев, когда те в их присутствии едят что-нибудь особенно вкусненькое. В том сне я испытывал какой-то мистический, иррациональный страх перед линзами.
– В этом случае вам придётся походить на специальные курсы по позиционированию тела во сне.
– Меня это вполне устроит, – обрадовался я.
– И всё-таки это будут линзы, – окончательно решил доктор Кропоткин, вовремя вспомнив о непростительном поведении своего пациента.
Моё настроение испортилось окончательно и, видя это, доктор буквально начал светиться от счастья…
Разбудил меня телефонный звонок, но я не стал подходить к аппарату и брать трубку.
Я отчётливо вспомнил нашу последнюю беседу с Клименком.
Мы сидели в одном из милых заведений, где подавали хорошую еду под хорошее пиво, где не было ни навязчивого до тошноты гламура, ни «Владимирского централа». Мы пили пиво, заедали какой-то очень вкусной мясной шлабурдой и медленно пьянели под непринужденный разговор. При этом я больше молчал, а он развлекал меня байками из ментовской жизни. И, несмотря на то, что многие из них я уже читал в интернете или видел где-то в кино, они были рассказаны мне от первого лица. Ну и что? В принципе, какая мне разница, насколько он врёт, рассказывая это, если врёт он просто великолепно? К тому же его разговорчивость позволяла мне тихо внимать, не изводя себя необходимостью что-то говорить, о чём-то спрашивать и вообще думать. Я смотрел на Клименка, слушал его, а в голове у меня вертелась мысль, что его однозначно должны обожать женщины, нет, не должны, а просто обязаны. Таких женщины любят, и падают к ним в постель побатальонно. Когда-то меня, человека совсем иного типа, это жутко бесило. Потом я смирился, а ещё позже научился правильно вести себя с женщинами. В конце концов, я урвал себе Эмму, а это уже Эверест…
И тут Клименок совершенно неожиданно перескочил на другую тему:
– Знаешь, Ватсон, единственный человек, который вызывает у меня сочувствие во всей этой истории, это сам Алистер Кроули.
– Это ещё почему? – удивился я.
– А ты сам подумай. Жил человек, делал своё важное дело. Признаюсь… Вот тебе признаюсь, я ни черта не понял из того, что он писал и вообще делал, но он делал. Потратил на это целых два состояния. И для чего? Чтобы такие вот Дворецкие разводили лохов, прикрываясь его именем?
– То же самое можно сказать обо всех великих людях, пытающихся донести что-нибудь до людей.
– Ну и зачем все это?
– Затем, что мир не без умных людей…
– Говоришь, не безумных? Возле моего дома, под окнами, стоит овощной магазин. Овощи, фрукты, напитки… Там чуть дороже, чем на базаре, зато все качественное, и, по крайней мере мне, девчата ничего не подсовывают такого. Я постоянно беру там бананы, и девчонки на меня молятся, как на спасителя. Представляешь, Ватсон, никто, ни одна сволочь не берет бананы в клеточку. Все гребут эти длинные зеленые флоровибраторы. А в клеточку не берут, и это даже с учётом того, что девчата вынуждены их уценивать чуть ли не в два раза.
– А что ты хочешь? Наш мир устроен так, что растворимый кофе стоит дороже элитного зернового, а «сникерс» – порции хорошего клубного чая. Такова природа вещей, нравится тебе это, или нет…
– А мне это нравится. Благодаря всеобщему идиотизму я могу есть прекрасные спелые бананы в клеточку и пить хороший кофе, одновременно экономя деньги. И да будет так, Ватсон! Предлагаю за это выпить!
И мы за это выпили.
– Представляешь, – вновь перескочил он на другую тему, – на днях случай свел меня с одной женщиной. Приличная на вид тетка лет под пятьдесят. Отсидела в тюрьме. Я спросил, как её угораздило? Она ответила, что взяла на себя вину зятя. Он что-то там натворил, и она решила не портить жизнь дочке, внукам… Короче, взяла вину на себя, а он возьми и разбейся насмерть на машине через месяц. Вот так, Ватсон, а раз так, лучше держаться подальше от тех, кто управляет нашей судьбой. Слишком чёрный у этих ребят юмор.
После этого мы выпили за невидимость, и я опьянел настолько, что созрел для того, чтобы расставить последние «Ё» перед «Б», как любит говорить Клименок.
– Признайся, – сказал я ему, – ты ведь все это время валял передо мной дурака.
– Ты о чём?
– Всё о том, товарищ следователь, всё о том.
– Ты что-то не то говоришь, Ватсон, это ты валял дурака, а я делал свою работу. Ты нас случайно не путаешь?
– Да брось ты лапшу вешать. Ты же так не работаешь. Ты просто не можешь так работать.
– Да? Тогда почему мы добились успеха?
– Потому, что ты
