Смерть в прямом эфире - Кирстен Уайт
Поэтому Вэл набирает воздух в легкие и задерживает дыхание до тех пор, пока они не начинают гореть. Иррациональные страхи часто коренятся в реальных вещах. Настало время выяснить, почему она так боится спускаться в подвал.
– Спасибо, но вы можете сделать для меня нечто более важное. Посмотрите кассету. И подтвердите, правда ли я видела то, что мне кажется невероятным.
Маркус кивает. Хави ободряюще улыбается. И они оба провожают подругу к лестнице, занимая место часовых на верхнем пролете.
– Мы останемся на этом этаже, чтобы услышать твой крик и поспешить на помощь, если потребуется. – Хави вскидывает кассету, показывая, что в кои-то веки планирует выполнить просьбу без понуканий. – Внизу просто комната с экраном. Никаких дверей, чтобы запереть тебя там, ничего похожего. Никто не причинит тебе вреда.
Вэл жалеет, что не разделяет оптимизма собеседника, но всё же, наконец, смотрит в подвал. Ее накрывает волна головокружения, зрение мутится, отчего ступени сужаются и растягиваются, проглоченные тьмой, будто голодной глоткой. Затем делает шаг вниз. И еще один. Гравитация жадно вцепляется в руки и ноги, каждая новая ступенька всё глубже засасывает на дно.
И наконец Вэл оказывается на месте, преодолев лестничный пролет, с площадки которого на нее еще смотрят Хави и Маркус. Никто никого не глотал, можно в любой момент развернуться и взбежать наверх. Девушка с трудом заставляет себя махнуть союзникам, успокаивая их. Они отвечают тем же. Дверной проем, ведущий в подвал, не перегорожен дверью, позволяя увидеть, что за порогом царит кромешная тьма.
– Свет включается при движении, – громко поясняет Хави.
Вэл делает шаг внутрь. Раздается тихий шорох, точно по полу протащили отрез материала, а затем ослепительно вспыхивают лампы. В помещении абсолютно пусто, если не считать деревянного стула в центре. Белые стены и пол, яркое освещение на потолке. Хотя один диод, кажется, перегорел. Но нет, это камера, замаскированная среди панелей.
В стене справа видна еще одна дверь – идеальный прямоугольник, ведущий в пустоту, в непроглядную мглу. Но Хави же говорил, что никаких других помещений внизу нет. Да и дом не тянется в том направлении. Если только подвал не расширили либо сама Вэл не запуталась в сторонах света.
Она не приближается к проему. Просто не может. И не хочет. Ее отвагу и решительность, подтолкнувшие спуститься сюда, поглотила тьма за порогом разверстой двери.
От страха всё тело одеревенело. Нет, дело не только в страхе. Воздух стал таким ледяным, что можно рассмотреть облачка пара, срывающиеся с губ при дыхании. Из-за холода болят даже суставы пальцев. Шрамы от ожогов проступают снежной белизной – они хранят воспоминания, которые утратил разум.
Когда Вэл снова поднимает взгляд, то видит в дверном проеме женщину: ее лицо настолько невыразительное и плоское, будто спроектировано специалистами. Мимо нее можно завтра пройти на улице и не узнать. Либо, наоборот, замечать сходство в каждой встречной до конца жизни. Или же всё сразу.
– И давно ты здесь? – спрашивает шокированная Вэл.
– Целую вечность, – отвечает незнакомка.
Ее голос доносится раньше, чем, с небольшой задержкой, меняется выражение лица. Наверное, дезориентация всё еще путает мысли. Вэл встряхивает головой, стараясь прийти в себя. Это не дверь, и не может быть ею, потому что за порог не падает свет от ламп, не образует игры теней. За собеседницей же клубится кромешная тьма.
В мозгу щелкает осознание: это же экран. Вэл хватается за это понимание, чтобы вернуться в реальный мир. Она видит трансляцию, а не дверь в пустоту. Подвал именно того размера, какого и должен быть. Ведущая подкаста готовится провести интервью.
– Ты постарела, – заявляет та с ноткой обиды в высоком и звонком голосе, а затем корчит такую по-детски расстроенную гримасу, комично выглядящую на взрослом лице, что Вэл едва не смеется.
Однако что-то по-прежнему вызывает опасения.
– Так обычно и случается, – пожимает она плечами. – Итак, мы здесь для интервью. Для подкаста. Думаю, ты уже знаешь, кто я такая. Теперь представься сама.
– Сначала вступительная речь! – тон ведущей меняется, по мере повествования проскальзывают более оживленные нотки.
«Валентина пела песни, держала друзей за руки, играла в игры и следовала правилам. Всегда слушалась и подчинялась, всегда поступала, как ожидали от нее, и знала, что нужно сказать. Никогда не попадала в неприятности, поэтому ей никогда не требовались внушения, нравоучения, наставления, присмотр или утешение. Она была самой идеальной из друзей: звеном, соединявшим всю цепь. Той, о которой можно не беспокоиться, той, о которой можно лишний раз не вспоминать. Лучшая среди хороших. Настоящий лидер».
– Это уже чересчур… – пытается вклиниться Вэл.
Но ведущая не прерывает свою отрепетированную речь:
«Именно рука Валентины направляла всех остальных, держала их на местах. В отличие от прежних детей, замыкавших круг, именно ее непреклонная уверенность и непререкаемая воля позволяли магии течь свободно. Вы помните, кто тянулся к тьме и доставал нужное? Кто каждый раз заставлял появляться плащ? И кто решил выгнать Господина Волшебника из собственной передачи?»
Вэл хмурится. Но, кажется, так и было на самом деле. На видео она не заметила ни одного появления главного персонажа. Вот только как ей удалось провернуть нечто подобное? Вряд ли продюсеры или сценаристы пошли бы на поводу у ребенка, правда?
«Валентина! Наша маленькая Валентина. Самый важный член круга друзей. Если бы вы могли взглянуть на нее сейчас, то увидели бы прежние густые и блестящие каштановые волосы, заплетенные в длинную косу, за которую хотелось бы шутливо дернуть. Увидели бы прежние прекрасные глаза, ресницы и брови вразлет. Увидели бы прежние веснушки, которых стало даже больше. Увидели бы, что маленькая девочка выросла в красивую женщину, которую вы не знаете. И не смогли бы узнать, потому что она вам не позволила бы. Она сбежала, чтобы другие не сумели последовать. Даже сейчас ее руки скрещены на груди, а глаза сощурены. Ни для кого больше нет места возле нее. Маркус был мечтателем, Хави – подстрекателем, Айзек – защитником, Дженни – лучшей подругой. А Валентина?»
– Да, кем она была? – шепчет Вэл.
Собеседница улыбается и из-за вспышки на экране на секунду кажется деформированным образом Китти из кошмара – со слишком широкой усмешкой, со слишком большим количеством зубов. А затем ухмылка исчезает и тон становится более ледяным, чем воздух в подвале.
«Валентина была лгуньей, которая разрушила круг и украла волшебство».
Вот и попытка переложить ответственность. По крайней мере, можно больше не притворяться любезными друг с
