Андрей Остальский - Жена нелегала

Наконец включили свет, на камере зажглась красная лампочка. «Снимаем!» — орал Грицко, но к группе прилипали зеваки, интересно, видно, было, какую знаменитость снимают телевизионщики, помощники расталкивали их, умоляли не останавливаться, продолжать движение.

Вот Джули и Шанталь появились на выходе, растерянно остановились. Тем временем еще один рейс прибыл, снова пассажиры пошли потоком, пришлось начинать все сначала.

В следующий раз предполагаемый Карл успел подойти к Джули и Шанталь и что-то сказать. Те тоже что-то ответили, но потом все участники сцены застыли и не знали, что делать дальше.

Грицко подбежал, стал страстно что-то объяснять, размахивая руками; он, конечно, требовал объятий.

С третьей попытки неловко обнялись. Получилось ненатурально. То есть как раз, наверно, натурально, но не так, как виделось режиссеру.

«Наша профессия — стервятники», — сказал Данилин. Щелин только фыркнул: «Открыл Америку…»

Наконец Грицко удовлетворился результатом. Или, по крайней мере, понял, что лучшего не добьется, а ведь надо уже мчаться на телевидение монтировать сюжет.

Поехали в гостиницу. Посадили предполагаемого Карла с Джули и Шанталь пить чай в номере-люксе. Оставили их одних. Уходя из номера, Данилин обернулся: все трое были напряжены, смотрели отчужденно. Предполагаемый Карл пытался натужно улыбаться, невозможно было представить себе, что им удастся начать непринужденную беседу.

«Не могу понять пока, который это из двоих… Или, может, это еще какой-то третий? — говорил Данилин Щелину. — Напрасно я Мишку Филатова в Москву отпустил, он бы узнал, может быть… Но, с другой стороны, не могу же я сотрудника держать здесь на привязи, у него важный материал в газете идет, и семья бунтует — требует вернуть кормильца».

«Ничего, Джули разберется», — отвечал Щелин.

Данилин упустил момент, когда предполагаемый Карл исчез, хотя, казалось бы, специально дежурил в холле, чтобы не прозевать его. Но тот как-то исхитрился просочиться мимо. Скорее всего — через ресторан и кухню.

«От кого прячется — от коллег или от меня?» — размышлял Данилин. Он пошел в люкс. Джули сидела в кресле с закрытыми глазами. Шанталь читала английский путеводитель по Киеву.

— Он больше не появится, — сказала Джули.

— Почему?

— Я ясно дала понять, что не верю ему. Ведь это не Юра!

— Вы абсолютно уверены? Ведь много лет прошло, он мог заболеть, измениться.

Джули фыркнула:

— Уверяю вас, это наивная попытка, я даже не понимаю, на что он и те, кто это организовал, рассчитывали… Ну да, внешне очень похож… даже шрамик едва заметный под левым глазом скопирован. Ловко. Но это совсем другая личность, понимаете?

— От больших потрясений или в результате болезни личность может сильно измениться, — гнул свое Данилин. — Поймите, Джули, я не пытаюсь вас уговорить, просто я никак не могу понять, кому и зачем нужно идти на такую сложную операцию, двойника создавать… при том что шансы вас обмануть все равно были ничтожно малы…

— Понятия не имею, зачем, но поверьте, это не Карл.

— Все равно я не вижу во всем этом смысла, если только не…

Данилин осекся.

— Если только — не что? — встрепенулась Джули.

И даже Шанталь оторвалась от чтения и теперь с живым интересом смотрела на Данилина.

— Если только это не еще одна попытка «закрыть вопрос». Попытались это сделать в Красноярске — там не вышло. Или вышло не идеально. Тогда у них припасен еще один ход… Причем даже если вы не убеждены, все равно перед камерами пообнимались, встретились. Сегодня по телевизору покажут. Отрицания после этого будут выглядеть неубедительно.

— Не надо было мне с ним обниматься… Но я была в состоянии почти сна наяву, сопротивляться режиссеру не было сил… А потом сверлила мысль: а вдруг это все-таки он? Вот точно как вы говорите — больной, постаревший, сломленный… Ведь бог его знает, что с ним могли сделать. Как я могла его отринуть? И Шанталь тоже все время сомневалась… Может быть, он, а может, и нет… После, когда мы поговорили, тогда все стало ясно. Память у него такая, выборочная… Про тетушку Фиону не забыл спросить, а соседку Риту помнит смутно. Я ему говорю, ну как же, у нее еще ротвейлер. А он отвечает: ах эта, эту помню… Но на самом деле Рита терпеть не могла собак, это я выдумала для проверки, про ротвейлера-то… И Фаулза он не читал. Вернее, читал, но не то издание… Зато знает про один странный эпизод в гостинице в Истбурне. Но пересказывает его неверно.

— Что за эпизод?

— А такая загадочная штука произошла. Когда я ночью проснулась и увидела постороннего человека в номере. Карл нес какую-то чушь, объяснить толком не мог. А потом, когда он уже мне признался, что он шпион, я его опять спросила: что это было тогда? А он засмеялся и сказал: если бы ты знала, от каких глупостей иногда зависит эта профессия. Это только в триллерах все четко, продуманно и слаженно… А в реальности возникают иногда нелепейшие ситуации. Но дальше перевел разговор на другую тему.

— Ну а что сегодня Карл говорил по этому поводу?

— В том-то и дело, что это никакой не Карл! Он, наверно, пытался убедить меня, что он настоящий, а вышло наоборот. Он, видно, файл читал, а Карл почему-то не совсем точно им доложил. Этот, сегодняшний, говорит: помнишь, отель в Истбурне? Как у моего контакта номер оказался на первом этаже, да еще рядом с лифтом? С людьми, шастающими мимо окна и мимо двери? И дверь с ресепшн просматривалась… И ни за какие деньги сволочи не хотели номер поменять. А надо было любой ценой срочно научить его документы переснимать. До утра. И мне пришлось тащить его для этого в наш номер, и ты проснулась и его у нас увидала… Я еще тебя убедил тогда, что это тебе приснилось. Но в том-то и дело, что не убедил, хоть и пытался! И настоящий Карл этого не может не знать. Но от центра этот факт он почему-то скрыл… И вот этот, сегодняшний, он знает только то, что в файле написано…

В конце разговора предполагаемый Карл торжественно сообщил, что у него теперь есть другая женщина, причем она очень больна, он вынужден о ней заботиться. А потому о воссоединении с Джули и Шанталь не может быть и речи, к сожалению. «Как будто я ему предлагала жить вместе!» — фыркнула Джули. И видеться, говорит, у них часто не получится. Так, может быть, раз в несколько лет. «Вот тут я ему и сказала, что я, собственно, не настаиваю, поскольку он как-то уж очень сильно изменился. Но он, кажется, иронии не понял…»

Джули была так огорчена всем произошедшим, что не хотела даже смотреть выпуск новостей по местному телевидению. Еле-еле ее Данилин уговорил. И пожалел об этом, потому что показанный про встречу в аэропорту сюжет расстроил ее еще больше. Он вышел очень коротким — минута с небольшим — и совершенно невнятным. Диктор за кадром сказал только, что в Киев из Англии прилетели жена и дочь крупного советского разведчика, работавшего на Западе в годы «холодной войны» под псевдонимом Карл. Крупные планы присутствовали, но мелькали так быстро, что толком разглядеть лица было невозможно. Зато долго показывали, как Джули и Карл обнимались неуклюже — такое ощущение создавалось в основном потому, что она норовила отвернуться.

После этого Джули отказалась идти ужинать, а Шанталь решила проявить солидарность с матерью и ограничиться сыром и пакетом чипсов, который они чуть ли не из Англии с собой притащили. «Мы хоть выспимся наконец», — сказала Джули.

Данилин отправился к себе в номер, размышляя, насколько необходим ему прием пищи, или лучше тоже последовать примеру англичанок и залечь спать. И тут зазвонил телефон. Он был уверен, что это Москва, но нет, это был опять Щелин.

— Ты ужинал? — спросил он каким-то необыкновенно ласковым голосом.

— Нет, но не уверен, что мне кусок сейчас в горло полезет.

— Еще как полезет! Давай приезжай, как выпьешь горилки, расслабишься, сразу и аппетит появится. Здесь очень уютно, и отлично кормят. И компания интересная.

Почувствовав, что Данилин колеблется, Щелин усилил нажим.

— Давай-давай, не раздумывай, я сейчас за тобой машину пришлю.

— Нет, Сережа, послушай, я правда ни есть, ни пить — ничего не хочу, только спать. И, честно говоря, общество незнакомых людей мне сейчас совсем не нужно.

— Компания скоро рассосется.

— Нет, Сережа, правда, нет…

Тон Щелина вдруг переменился. Он сказал как-то даже резко:

— Нам с тобой надо срочно поговорить. Кое-что обсудить крайне важное. И другого времени может и не быть. Я же завтра чуть свет в Москву улетаю. И вообще — машина за тобой уже вышла, собирайся.

Данилин хотел еще что-то возразить, но Щелин уже повесил трубку. Важное, видите ли, срочное. «Наверняка же опять неприятность, гадость какая-нибудь очередная…» — думал Данилин.

И оказался прав.