Смерть на фуникулере - Тони Бранто
– Это неслыханно, – вставила мисс Бёрч.
– Во-от! А Джону, видите ли, стыдно за меня. Нет, чтоб хоть раз заступиться – нужно накричать на меня. Я всё говорю не так, я всем всегда мешаю. Почему из меня постоянно делают какого-то монстра!
Тамара Робинсон вздохнула и перевела взгляд на горы вдалеке.
– Какая красота, правда? Удивительные места, – сказала она, словно перед этим не произнесла своей гневной речи. – А вы одна?
Вероника ответила, что одна.
– Какие у вас планы? Куда вы направляетесь?
– Я еду в Блед, – улыбнулась мисс Бёрч.
– Ой, слава богу! Мы тоже. Хоть будет с кем нормально пообщаться. Говорят, на свете нет другого такого прекрасного места.
Вероника кивнула:
– Я как раз на это рассчитываю. В смысле, пообщаться.
Она разобралась быстро: Тамара была в лёгкой форме интриганка. Очень доброй, очень светлой, совершенно безобидной… Но могла ли она в самом деле быть потенциальной жертвой?
В любом случае, здесь был материал для работы, и Вероника намеревалась выжать его по максимуму. К тому же названия Птуй и Блед звучали для неё так странно и многообещающе…
Эмили привела Джона и Мэри.
Джон Робинсон был высоким мужчиной с орлиным носом и редеющими тёмными волосами, в которых пробивалась седина.
Он дружелюбно поинтересовался делами мисс Бёрч. Голос у него был мягкий, с хрипотцой, манера речи располагала к общению. В нём было некоторое обаяние. Однако представить его в гневе труда не составляло. Во всяком случае Вероника с ходу почувствовала, что во всей семье словно оголены провода и в любой момент может произойти короткое замыкание где угодно из-за пустячной мелочи.
Мэри была худой и довольно высокой девушкой. Она поздоровалась сквозь зубы, затем встала в стороне ото всех. Костистые плечи её сутулились, длинные руки сцепились на груди. По всем признакам Мэри пребывала не в духе. У неё была интересная внешность, непохожая ни на одного из родителей. Длинные песочного оттенка волосы, миндалевидный разрез голубых глаз. Ещё немного, и она расцветёт даже вопреки своей колючести.
Миссис Робинсон вдруг сказала:
– Так, у нас сейчас какие планы?
Те, кто знал Тамару Робинсон, понимал: вопрос не был нацелен на кого-то в частности, скорее это был вступительный оборот перед объявлением общих действий.
– Эмили, ты не против вернуться в гостиницу? У меня боли в пояснице и ноги отекли.
– Конечно, я сама хотела предложить…
Тамара обратилась к Веронике:
– Эмили делает волшебный массаж. Вы должны его испытать на себе. Да, Эмили, мисс Бёрч едет с нами в Блед. Ты ведь сделаешь массаж мисс Бёрч?
– Разумеется, с огромной радостью…
Миссис Робинсон кивнула, но всё равно была чем-то озадачена.
– Так, а где же мальчишки?
Джон Робинсон – он только что закурил – резко сказал:
– Оставь их в покое. Пусть немного развеются.
– Да пожалуйста, пожалуйста…
Тамара кинула заговорщический взгляд на Веронику.
– Вот, опять во всём виновата я, – негромко сказала она ей.
По пути обратно с холма миссис Робинсон жаловалась на ревматизм, её дважды охватывало головокружение, и приходилось делать остановки.
Оказавшись в своём гостиничном номере, Вероника Бёрч достала маленькую записную книжку с веленевой бумагой в переплёте из чёрной кожи, какая наверняка нашлась бы у практикующей ведьмы, и сделала запись:
Тамара. Страдает лёгкой паранойей в сочетании с ипохондрией. Тамары много. Вначале она вас очаровывает, а спустя некоторое время она поселяется в вашем мозгу.
Часть II
Блед
Глава 1
В Блед было решено ехать вместе.
Вечером того же дня в уютном лобби Вероника Бёрч пила кофе. Её багаж был упакован, чемоданы стояли рядом. Лишь спустя полчаса после назначенного времени она наконец увидела через окно подъезжающие к парадному входу три комфортабельных автомобиля-седана. Вероника поспешила на улицу.
Джон Робинсон, энергично выскочив, разъяснил портье, что чемоданы следует класть в последнюю машину.
– Там только багаж и надутая Мэри. Мы с парнями в авангарде. Леди решили ехать отдельно.
Заднее окошко второго седана открылось, и миссис Робинсон крикнула:
– Мисс Бёрч, садитесь к нам на переднее сиденье!
Джон Робинсон посадил Веронику, затем раздал чаевые двум швейцарам.
С задних сидений, где расположились Тамара и Эмили, послышалось недовольное цоканье. Затем миссис Робинсон извинилась за опоздание и объяснила, что причиной их задержки стала лёгкая стычка между Джоном и Мэри.
– Но вы на неё не сердитесь, если что, – попросила Тамара.
Вероника удивилась:
– Мне? Сердиться на Мэри?
– Ну да, разумеется, ведь у неё такой противный возраст. А вы такая яркая девушка.
Возможно, думала Вероника, ей следовало сесть в другую машину, чтобы избежать подобного разговора. Впрочем, она сама напросилась во всё это.
Не меньше удивилась Эмили:
– Ты считаешь, Мэри ревнует? Она же отлично знает, что она и только она – главная любимица Джона.
Миссис Робинсон снисходительно кивала.
– Ну да, ну да. И этой любимице уже пятнадцать.
Тут она ловко переключилась на свои новые духи с ароматом вербены, купленные днём в городе.
– Приятные, правда? Сказали, что какой-то местный производитель, здесь это очень модный запах…
Однако Вероника уже не слушала.
Мэри и Джон. Могло ли это означать то, о чём она только что подумала? Нет, разумеется, не могло, решила Вероника.
Мэри и Джон? В её романе – возможно, но не в реальной жизни. Ох уж этот писательский цинизм… И тут она вновь вспомнила о пропавшем веронале.
Чушь какая-то.
Или не чушь?
Нужно успокоиться и привести мысли в порядок. Ведь очевидно, что всё очень просто.
Эмили Нортон слишком наивна, чтобы опираться на её суждения. Она, безусловно, не видит того, что видят другие, – что Тамара – какая дичайшая мысль для Эмили! – может раздражать. Да, Тамара заботлива и участлива, но слишком заботлива, слишком участлива. Вероника и не сомневалась (она уже полдня об этом раздумывала): регулярные срывы Джона, нежелание детей быть с матерью – всё оттого, что Тамары слишком много. Она в их распорядке дня, она в их мнениях, в мелочах, она у них под кожей и в нервах…
«Дорогая, давай без громких слов. Посмотри лучше, как уютен и мягок этот уголок планеты, а как в нём комфортно должно быть летом…»
Но всё это ерунда. Человека не убивают только из-за того, что он кого-то раздражает.
Да. Эмили Нортон видит всё в ином ракурсе. Стоит ей объяснить?
